С другой стороны, как говорится, если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят. То, что торгаш рассказал правду про «полет на Марс», отнюдь не исключает возможного злоумышления его таинственного дядюшки… Это, однако, не объясняет…
— Все сие, однако, никак не объясняет того, как клейменный холоп сумел применить против моего сына Зеркало, — словно подслушав мою последнюю мысль, веско заметил «сиятельство», он же, как видно, Анатоль Глебыч. — Убил мальчика его же собственной магией — да заодно еще и снял с себя печать.
Снял печать?! Машинально я закатил глаза, но заглянуть самому себе на лоб, конечно же, не сумел. Так вот оно в чем дело! Теперь понятно, откуда у меня это ощущение внутренней свободы! Ну, как гипотеза…
— А не могла оная быть поддельной? Печать, в смысле, — влез между тем с предположением узколицый — Антон Игнатьич.
— Исключено, — отрезал Федор. — Я лично проверил на входе всех, кого привел Ефрем. А там точно было Зеркало? — уточнил он затем. — Сие ж какого ранга техника!
— Вне всякого сомнения, — раздраженно бросил Анатоль Глебыч.
— Тогда остается предположить феномен интуитивной магии, — менторским тоном провозгласил Антон Игнатьич. — Теоретическое обоснование оного еще триста лет назад дал великий книжник Феофан Тобольский. Правда, по моим сведениям, реальный случай проявления сего феномена с тех пор был зафиксирован лишь однажды — да и то свидетельство многими отвергается как сомнительное. Вот если бы наш холоп и впрямь оказался пришельцем с Марса или Венеры — сие бы хоть что-то объясняло…
— Вас послушать, Антон Ингатьич, так у нас есть два рабочих варианта: более-менее вероятный — в котором действовал пришелец-инопланетянин, и сугубо фантастический — сие наши, местные дела, — кисло хмыкнул Федор.
— Не совсем так, но… Кстати, есть еще третья возможность — вмешательство могущественного духа.
— Ну да, не Марс — так Америка…
— Зачем Америка? Китайцы духов не чураются. А Адамов, как мы знаем, связан с Поднебесной…
— Духи, с которыми работают китайцы, только и способны, что чернь в ярмарочных балаганах развлекать, — решительно не согласился Федор. — А так-то да, в любой непонятной ситуации — вали все на злобных духов…
— Ладно, хватит попусту болтать, — резко, пожалуй, даже зло осадил спорщиков «сиятельство». — Судари мои, подытожим, к чему мы пришли, — добившись тишины, продолжил он уже спокойнее. — Как и следовало ожидать, случившееся с Петей — не несчастный случай, не роковое стечение обстоятельств, а умышленное, тщательно подготовленное убийство. Холоп — орудие этого подлого преступления, пусть и не до конца понятно, как именно оно выстрелило. Но сие пока и не столь важно. Купчонок Ефрем — непосредственный исполнитель, очевидно, сыгранный своим дядей втемную. Савва Адамов — организатор. Или, что вероятнее, один из организаторов. Все так?
— Так, — подтвердил Федор. — Осталось установить заказчика.
— Да что там устанавливать, — скривился Анатоль Глебыч. — Васька Ростопчин сие, больше некому. Он на нашу семью давно зуб точит. Другое дело, что без признаний Адамова ничего доказать мы не сможем…
— А пока тот в Китае, нам до него не дотянуться, — заметил Федор. — Хотя, если вы правы, и за всем сим в самом деле стоит граф Ростопчин — тогда, возможно, ни до какой Поднебесной Адамов и не добрался, а покоится нынче где-нибудь на дне Оки-реки или в буераке Муромском прикопан… Так чтобы уже точно никаких концов не сыскать.
— Но одна ниточка у нас все же осталась, — некстати напомнил Антон Игнатьич, оборачиваясь ко мне. — Я о холопе. Вернее, о бывшем холопе.
— Бывших холопов не бывает, — буркнул «сиятельство».
— Да уж, тут возникает прелюбопытная юридическая коллизия! Позвольте я…
— И сие не ниточка, а сущее недоразумение, — не слушая его, продолжил Анатоль Глебыч. — Если уж исполнитель ничего толком не рассказал, чего ждать от тупого орудия… Но в принципе вы правы, — кивнул вдруг он. — Как бы незначителен ни был шанс, пренебрегать им не стоит. Собственно, сего ради мы с вами сюда и тащились через весь подвал. Холоп твой, Федор, приступай!
Ну вот. А чего я, собственно, ждал?
Страшно, правда, уже не было — устал я, должно быть, пугаться.
Ну, хоть свободным человеком умру…
— Погоди, а ежели снова Зеркало? — притормозил уже двинувшегося было ко мне громилу Антон Игнатьич.
— Зеркало на магическую атаку реагирует, — отмахнулся Федор. — А разговорить человека и без магии можно — был бы язык во рту. А у сего типчика, — небрежно кивнул в мою сторону громила, — язык, как ни странно, в наличии. Так что не вижу проблемы…
Да… Вот уж не думал, что доведется сожалеть о чудесном обретении утраченного было языка!
Глава 4
в которой молодая графиня хвалится умением вышивать гладью, а некий нежданный гость проявляет завидную осведомленность
— Милана, тебе, наверное, лучше подняться наверх, — повернулся к молодой графине Анатоль Глебыч. — Зрелище предстоит… неэстетичное. Лично я вот предпочту оставить Федора наедине с его любимой работой, — криво усмехнувшись, «сиятельство» и в самом деле сделал шаг к выходу из комнаты, жестом предлагая девице следовать за собой.
— Я никуда не уйду, — гордо вздернув носик, покачала головой та. — Сейчас это меньшее, что я могу сделать для несчастного Пети!
Кажется, Анатоль Глебыч собирался настоять на своем, но почему-то передумал и, пожав плечами, не просто промолчал, но и сам вернулся на прежнее место у дальней от меня стены и, сложив руки на груди, замер там каменным изваянием.
Что до узколицего козлобородого Антона Игнатьича, то этот покидать нас и не собирался, с неподдельным любопытством наблюдая за мной и Федором.
Тем временем громила, которому в разыгрывавшейся пьесе, очевидно, отводилась ведущая роль, был уже возле меня. Откуда-то из недр своего хитрого комбинезона он ловко извлек длинный тонкий стилет, острием которого теперь недвусмысленно примеривался мне в район живота. Тут-то до меня и дошло, что за характерные бурые пятна украшают рабочий наряд Федора. Воображение живо нарисовало мне фонтаны крови — моей, не чьей-нибудь! — щедро хлещущие на невозмутимого головореза. Запоздало пробудился забытый было страх. Да что там страх — животный, кромешный ужас! Непроизвольно постаравшись отпрянуть подальше от громилы, я всем телом дернулся назад. Ну как всем телом — большей его части отступать было решительно некуда, толика свободного пространства оставалось лишь позади моей склоненной до сей поры головы — в результате я неслабо так приложился затылком о кирпичную кладку. В глазах на миг потемнело, но боли я не то чтобы не почувствовал — толком не осознал: по сравнению с тем, что мне предстояло пережить буквально вот-вот, это явно была лишь легкая разминка.
Между тем правой рукой Федор приподнял стилет чуть повыше, затем снова опустил. Левой достал из кармана небольшую бархатную подушечку с воткнутыми в нее толстенными десятисантиметровыми иглами, зачем-то взвесил ее в ладони… Недовольно прищурившись, пробормотал:
— Свету бы кто добавил, нидуха же не видно с глазами на нуле!
— А что это вы, сударь, на нуле? — удивился чему-то Антон Игнатьич.
— Сами же говорили: Зеркало у него, — буркнул громила. — Стану зрение заострять — а ну как развернет вспять поток маны и ослепит в самый неподходящий момент?
— Предусмотрительно, — одобрительно хмыкнул узколицый. — Я бы до такого не додумался… Ладно, держите!
Сказав так, Антон Игнатьич, кажется, даже не пошевелился, но от одинокой свечи в центре комнаты (не прогоревшей, кстати, за все время ни на миллиметр — тоже магия, да?) отделилась вторая, точно такая же, проплыла над полом, обогнув по пути Федора, затем плавно взлетела вверх и зависла недалеко от моего левого бедра. Тут же от основной свечи отпочковалась еще одна, третья, неспешно проделала похожий путь, только миновав громилу по другую руку, и так же застыла в метре от пола — уже справа от меня.
— Благодарствую, — крякнул Федор.
— Всегда к вашим услугам, — усмехнулся узколицый.
Взметнулся стилет…
— Федор, погодите! — сорвавшись вдруг с места, к громиле в два кротких прыжка ланью подскочила Милана. Вот уж от кого не ждал заступничества!
И правильно не ждал:
— Можно я? — выпалила девица, требовательно хватая Федора под локоть. — Можно я сама это сделаю?
— Милана! — укоризненно, но не то чтобы сурово, проговорил со своего места «сиятельство».
— Прошу меня простить, Милана Дмитриевна, но лучше уж я, — в свою очередь покачал головой громила. — Мы же с вами клиента не зарезать собираемся, не заколоть насмерть — по крайней мере, не сразу — а сперва расспросить толком. Тут работа требуется разве что не ювелирная. Чуть рука дрогнет — и все труды насмарку!
Дмитриевна? Не Анатольевна? Почему-то мне рисовалось, что «сиятельство» приходится ей папашей. Мальчишку Петра же тот называл сыном, а она — братом… Получается — все немного не так. Странно.
Оно, конечно, мне совершенно без разницы, кто там кому из них отец (привет Люку Скайуокеру!), но о чем только не задумаешься, чтобы отвлечься от неизбежного…
— У меня не дрогнет, — холодно заявила между тем молодая графиня. — Я с пяти лет гладью вышиваю, без магии, на нуле! Вы мне только скажете, где надрезать, куда иглу воткнуть — а я все как надо сделаю!
Добрая девочка, что тут скажешь. Что характерно, в ее способности насмерть зарезать человека Федор ни на миг не усомнился! Только в аккуратности!
Да уж, такой если что и вышивать — разве что картинки расчлененных котиков! Кстати, не исключено! Выживу — непременно попрошу показать!
Ага, выживу…
— Милана! — уже несколько строже, чем в прошлый раз, выговорил Анатоль Глебыч. — Окажи любезность, прекрати! То, что тебе позволено присутствовать при экзекуции, не означает…
— Он убил моего брата! — резко обернувшись к «сиятельству» — черная коса так и взметнулась — бросила девица. — И если сами вы считаете возможным прятаться за спиной наемного палача, я на подобное не согласна!