В Киеве же ему приходилось сидеть в квартире, на балконе. Разве что побежит за матерью, когда она идет в магазин или на рынок. Да и то не всегда: если торопится — а она чаще всего торопилась! — так и не возьмет.
Арсений привык печатать только на своей машинке, потому и возил ее с собой. Прихватил ее и на этот раз, но не стал вынимать из футляра, чувствуя в голове и на душе пустоту, которая возникла после Витиной записки. Решил что-нибудь почитать. На столе лежало несколько книжек, которые он привез сюда. Полистал одну из них, выхватывая глазами отдельные фразы, отложил. Взял другую. Тот же результат. Оказывается, что в той пустоте не только из своего ничего не укладывалось, но и для чужого не находилось места. Арсений погасил лампу, натянул на голову одеяло: так всегда засыпал быстрее. Ночью несколько раз просыпался. И первой мыслью было: «А может, Вита уже приехала?» Скорее бы наступало утро, уехать бы в Киев. На рыбалку не пойдет, пусть позже как-нибудь, в другой раз. А ночь казалась бесконечной: за окном густая темень, хотя небо усеяно яркими звездами. Где-то там уже летают аппараты, созданные людьми. Показалось, будто одна звезда движется. Присмотрелся: нет, мерцает, как далекая свечка на ветру. Но это только отраженный свет, сама она уже где-то в другом месте небесного пространства, ведь ее свет долетел до этого окна через много лет. Где же эта звезда? Боже, какие только мысли не вертятся в голове, когда на душе неспокойно! Арсений сел на кровати, нащупал ногами тапочки и, вытянув руки вперед, чтоб не разбить лоб, побрел к двери. Открыть дверь тихо не смог, звякнул тяжелым засовом, разбудил тещу. Она даже свет зажгла. Во дворе к ногам подкатился щенок, радостно заскулил, ему, наверное, страшно было одному сидеть в будке такой глухой ночью. Арсений взглянул на восток: на горизонте уже пролегла светлая полоска, предвещая утреннюю зарю. «Может, пойти все-таки на рыбалку?» — заколебался Арсений, утро обещало быть тихим, с прозрачным легким туманом над самой водой.
Но сразу же подавил искушение, сейчас перевешивало другое: скорее вернуться в Киев, узнать, приехала ли Вита. Посидев на пороге, выкурил две сигареты и вернулся в комнату. Не в силах дождаться утра, еще несколько раз выходил во двор, выкурил пачку сигарет, пока взошло солнце.
За завтраком деликатная Елена Львовна, поставив возле него стакан крепкого чая, тихо спросила:
— У тебя какие-то неприятности?
— В понедельник надо сдать статью, а не пишется, — ответил Арсений, это было правдой, но не той, которая определяла его настроение. — Думал, тут поработаю, а вижу, лучше вернуться домой.
— И Лешу возьмешь? — поинтересовалась теща: ее беспокоило то, что Виты дома нет и Арсений не сможет присмотреть за мальчиком как следует.
— Надо же ему велосипед купить! — с заметным неудовольствием произнес Арсений: не понравилось, что теща словно бы не доверяла ему собственного сына.
— Надо, — покорно согласилась Елена Львовна. Помолчав, спросила: — И надолго ты его берешь?
— Видно будет! А вообще пора его в детский садик устраивать. Там, соседка говорит, таких, как он, уже английскому языку учат.
— Да, ему английского языка только и не хватает, — грустно усмехнулась Елена Львовна. Встала из-за стола. — Я его вещи соберу…
«Вот тебе и английский язык, — мысленно ругнул себя Арсений, — схватил вежливую пощечину». Не допив чая, пошел заводить машину.
5
Сердце малыша разрывалось надвое: очень хотелось поехать с отцом в Киев — велосипед же покупать! — и жалко было расставаться с бабушкой, она так печально смотрела влажными от слез глазами, и руки дрожали, когда она одевала и причесывала его.
Мальчик утешал бабушку:
— Только купим велосипед, и я приеду! Правда, папка, ты привезешь меня с велосипедом сюда?
— Привезу! Одевайся быстрее! — управляясь с машиной, пообещал Арсений. В его душе, как и в Алешином сердце, боролись два чувства: и сердился на тещу за то, что провожает внука со слезами — ведь мальчик уезжает всего на два дня! — и не мог не быть благодарным ей, ведь она так привязана к его сыну, именно от нее, а не от матери малыш всем своим существом впитывает тепло, без которого ребенок если и растет, то лишь как травинка без дождя.
— Слышу, Алеша, слышу, радость ты моя, — шептала в ответ Елена Львовна, потому что их разговор был как бы их тайной. — Буду ждать тебя…
А когда выезжали со двора и Алеша, прижав нос к стеклу, махал бабушке рукой, она сняла очки и начала протирать их фартуком, так как из-за слез, застлавших глаза, все равно ничего не видела. И долго стояла у ворот, не закрывая их, будто Арсений поехал только покатать маленького и вот-вот, подняв тучи пыли, возвратится.
— Забрали? — спросила соседка, проходя мимо.
Елена Львовна только грустно кивнула головой, в горле стоял комок слез. Стеснительная, она скрывала их от посторонних глаз.
— С внуками так, — продолжала соседка. — Только ты его вырастишь, только он начнет тебя радовать, как его забирают. Да вам, Елена Львовна, его еще, наверное, привезут. До школы ведь далеко…
Арсений думал заехать домой, а уж потом пойти с Алешей за велосипедом. Но маленький, помня, что ему уже не раз обещали: «Купим, купим», — когда проезжали мимо «Детского мира», закричал, схватив отца за руку:
— Стой! Стой! Велосипеды тут! Я знаю! Мы с бабусей тут ходили!
Пришлось остановиться. К Алешиному счастью, трехколесные велосипеды в магазине были. Он вцепился в один из них, зашептал, умоляюще глядя на отца:
— Этот… Этот самый лучший…
Не хотел идти в кассу, боясь, что, пока отец будет платить, кто-нибудь заберет его «самый лучший». Держась за отцовы штаны, пятился, не отрывая глаз от облюбованного велосипеда. Хотел сам нести, хотя едва подымал его. И пока шли к машине, обеими руками, спотыкаясь, держался за велосипед. Арсений хотел положить покупку, завернутую в промасленную бумагу, в багажник, но Алеша не выпускал руля из рук. Чтобы не огорчать малыша, пришлось застелить заднее сиденье и положить велосипед туда. Алеша пристроился рядом, все еще держась за него.
Так, вдвоем, держа велосипед, и вошли в квартиру. Арсений, закрывая дверь, услышал, как Алеша закричал:
— Мама, а мы велосипед купили!
Арсений так обернулся на этот крик, будто ему выстрелили в спину. В коридоре, в каком-то золотистом халате, стояла Вита, весело, казалось — победно, усмехаясь.
— И звонок есть! — не унимался Алеша. — Послушай!
Малыш позвонил звоночком и залился веселым звонким смехом. Вита подбежала к сыну, прижалась к одной щеке, к другой. И, близко глядя в его серые глаза такими же серыми лучистыми глазами, спросила:
— Соскучился по маме?
Алеша утвердительно закивал головой, зажатой в маминых ладонях.
— Очень?
Мальчик опять ничего не сказал, лишь кивнул головой, он пока что умел говорить только то, что чувствовал сию минуту, а в данный момент все его чувства были отданы велосипеду.
— Ну поцелуй маму!
Вита выпустила голову сына из своих ладоней, и он, обхватив ручонками шею матери, прижался губами и носом к ее щеке. А сделав то, что велела мать, снова ухватился за руль велосипеда.
— Папка сказал, что на нем можно ездить по комнате. Я сейчас попробую…
Алеша потащил велосипед в комнату, а Вита подошла к Арсению — на него повеяло какими-то особенными духами, — прижалась к его лицу щекой. («Проклятая помада! Из-за нее никогда не поцелует!») Тихо сказала:
— Знала, что ты будешь и нервничать, и сердиться! Но иначе… никак нельзя было. Я дала слово, что никто не будет знать, куда я еду.
— Это что-то от детектива…
— Иди сюда! — победно сияя, промолвила Вита. Взяла его за руку и повела (как когда-то через двор) в свою комнату.
На Витином письменном столе стояли бутылки коньяка и шампанского. На закуску — бутерброды: кулинарные способности Виты не шли дальше этого.
— Ты что — премию получила? — удивился Арсений, потому что даже тогда, когда вышла первая Витина книга, она не догадалась так встретить его.
— Почти! — Вита взяла со стола книгу, подала Арсению, держа ее обеими руками и торжествующе усмехаясь. — Можешь поздравить! Меня издали в Америке!
Арсений взял книгу из Витиных рук и почувствовал, как холод лакированной бумаги от ладоней волнами разлился по всему телу. Какой же это роман? Почему Вита никогда не говорила, что ее книга готовится к изданию в Америке? Сама не знала? Арсений пробежал глазами название: «Рубикон». В голове пронеслось столько мыслей, что сразу не знал даже, что сказать. Спросил то, что и так было ясно:
— Это т-о-т роман? — на слове «тот» Арсений сделал ударение.
— Как видишь! — ответила Вита, криво усмехнувшись. — Я даже название не изменила.
Арсению прежде всего хотелось спросить, как же рукопись романа, который был резко раскритикован и в журнале, и в издательстве, оказалась за океаном? Кто ее туда отвез? Почему Вита до этой минуты ни словом не обмолвилась о том, что отослала рукопись в Америку? Она же говорила, что у нее нет от него тайн! Оказывается, последние два года она вела игру — и какую рискованную! — скрывая от него правду. И вот сейчас он стоит, будто на мину наступил. Да, это мина, а не книга. На ней, очевидно, многое подорвется. И у Виты, и у него.
— Ты понимаешь, что ты натворила? — спросил Арсений: ему показалось, что Вита чрезвычайно легкомысленно относится к этому необычайному событию.
— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответила Вита, холодно прищурив большие серые глаза, отчего они словно бы враждебно потемнели. И поскольку Арсений молчал, продолжала, твердо выговаривая каждое слово: — Я пишу для человечества, а не для тех перепуганных чиновников, которые заполнили наши издательства и журналы! — Вита злорадно засмеялась: — Представляю, как эта ортодоксальная братия будет скрежетать зубами, увидев, что мое произведение, которое они распяли, читает полмира? Если бы я верила в бога, то сказала бы, что он услышал мои молитвы! И красиво же издали, правда? — Помолчав, она заговорила обычным тоном: — Обложка, бумага. — Вита взяла из рук Арсения книгу, развернула. — А посмотри, какая красавица твоя жена! Не знаю даже, где они такое чудесное фото взяли…