— Я сожалею, действительно сожалею. С удовольствием поехал бы в Хартли. Но у меня там ключевая встреча, и я обязан присутствовать. Джордж Бротэн устраивает два завтрака и обед с нашими голландскими партнерами. Ты едешь в Хартли. Вы с Эдвардом всегда проводите вдвоем такое приятное время. Я не знаю более близких отца и дочь.
Ингрид рассмеялась. И в самом деле было что-то необыкновенное в их взаимной близости. Я иногда чувствовал себя лишним. И Хартли был красив. Эдвард приобрел его в начале своей карьеры и забрал свою молодую невесту туда.
— Я спрошу Салли, не составит ли она мне компанию.
— Это неплохая мысль.
— Может, она привезет этого нового приятеля. Я не знаю, серьезно ли это. Он вполне приятный парень. Сын Ника Робинсона.
— Как они познакомились?
— Он ассистент продюсера в телевизионной компании. Салли недавно оставила издательство ради работы на телевидении.
— Хорошо, Ник — настоящий джентльмен. Пригласи Салли и ее приятеля. Вы проведете чудесное время.
— Мартин собирается в Париж, конечно, с Анной. Боже, это выглядит все более и более серьезным.
Моя спина была повернута к ней.
— Где они собираются остановиться?
— О, в каком-то месте, известном Анне. Страшно дорогом и очень престижном. Я полагаю, L'Hôtel. Да, я думаю, что именно там.
Я пил мое виски. Так легко, так непринужденно. Анна отказалась сообщить мне. С Мартином я не разговаривал уже целую неделю.
— У Анны имеются деньги, ты же знаешь — Ингрид говорила неодобрительно.
— Да?
— Это очевидно. Можно сделать вывод, что они оставлены ей дедом. Поэтому она может позволить себе и этот дом-конюшню, в котором живет, и весьма дорогостоящую машину.
— Замечательно, Мартин тоже не без гроша. И у него есть трастовый фонд, основанный моим отцом и Эдвардом.
— Да, я знаю. Но Анна из той породы девушек, которые были бы лучше без денег.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Деньги делают кое-что с женщинами.
— Вот уж действительно. Только что? И не забывай, у тебя было много денег, когда мы поженились.
— Ах, да! Но я не Анна. Что бы люди ни говорили в наши дни, брак в наименьшей степени требует от женщины способности действовать самостоятельно. Деньги иногда освобождают от этой зависимости. В утонченной женщине ее экономическая независимость подернута кисеей или вообще скрыта. — Она удостоила меня мелодичным смехом — Нет, серьезно, эта девочка обладает сильной натурой.
— Я не понимаю, почему мы позволяем себе называть ее девочкой. Этой женщине около тридцати.
— Да, это так. И выглядит она на свой возраст. Очень искушенно и самоуверенно. Но что-то девичье в ней все-таки сохранилось.
— Она, кажется, очаровала тебя, — заметил я.
Ингрид удивленно взглянула на меня.
— А тебя? Разве ты не пленился ею? Она внезапно ворвалась в жизнь Мартина. Около тридцати, не замужем — насколько мы знаем, — богата, лишена наивности, и она имеет дело с Мартином. После трех или четырех месяцев связи Мартин думает о женитьбе. Мартин! Мартин — Лотарио.
— Ты беспокоишься раньше времени. Я пока не вижу признаков этого. Я полагаю, что и на этот раз все будет так, как всегда. В одно прекрасное воскресенье он внезапно появится к завтраку с другой блондинкой. Вспомни-ка, до Анны они все были блондинками. — Гнев и страх искажали мой голос. Стараясь сохранять спокойствие, я отвернулся к окну.
— Ты слеп. А ведь умный человек.
— Благодарю.
— Я бы даже сказала, редкого ума человек.
— О, еще раз благодарю вас, мадам.
Ингрид деланно засмеялась.
— Ты никогда не видишь того, что перед тобой. Уходят сладкие дни Мартина с пикантными блондинками. При всем его жизненном опыте он ошеломлен этой девушкой. Он, вероятно, предполагает жениться на ней. Я уверена в этом. Каковы ее намерения, конечно, остается загадкой, как и все остальное.
— Я думаю, ты не права. Если Мартин и влюблен, то для брака еще очень молод.
— Ради всего святого, ему двадцать пять.
— Вот-вот, этого слишком мало.
— Мы были еще моложе, когда поженились.
— Тогда все в порядке. Итак, он не слишком молод. Но Анна ему не подходит. Я совершенно убежден в этом.
— Ну ладно, мы оба совершенно уверены. Эта ситуация не слишком хороша для нас, не правда ли? Нам девушка не нравится. Мартин ее любит.
Она насмешливо взглянула на меня.
— Разумеется, я предполагала, что тебе она не понравится. Но если вдуматься, ты никогда по-настоящему не высказывал своего мнения… серьезного мнения… или я не права?
Я взглянул ей прямо в лицо.
— Мне кажется, я не слишком задумывался об этом. Сожалею.
— Теперь тебе придется начать думать, мой дорогой. Или прежде, чем поймешь, на каком ты свете, прежде, чем успеешь составить мнение о ней, она окажется твоей невесткой.
Она подозрительно вглядывалась в меня. Я пытался выдавить улыбку. Несомненно, мое лицо могло предательски выдать меня.
— Подумай об этом, — проговорила она. — Я чувствую, что ты должен поговорить с Мартином по возможности скорее — как мужчина с мужчиной. Обдумай, что сказать.
— Хорошо, я поговорю.
— Это можно сделать между твоими встречами в Брюсселе. О некоторых вещах проще думается вне привычного окружения.
Обсуждение подошло к концу.
— Я отправляюсь в Хартли во вторник вечером, если у тебя все будет в порядке. Салли может поехать поездом с утра в пятницу.
— Да. В пятницу первым делом я отправлю ее.
— А теперь давай обедать. Хватит разговоров о детях с их романами. Лучше поговорим о летнем отдыхе.
15
Отчаяние, заставившее меня покинуть Брюссель и ночным поездом уехать в Париж, накатило от ужаса, что я могу никогда не увидеть ее. Мне это было необходимо. Чтобы жить, я знал, что должен увидеться с Анной.
Разве я не планировал этого? Я обманом заставил Ингрид назвать их отель. Был ли я на самом деле истощен неподвластными мне силами? Или был в тайном сговоре о каком-то необходимом, рассчитанном на долгий срок, уничтожении. Колеса поезда, ритмично размалывающие мили из Брюсселя в забвении, обладали неумолимостью некой великой машины судьбы.
Парижский утренний воздух, казалось, дышал деревенским праздником. Каждый знал свою мелодию и вступал в оркестр как раз вовремя. Я сидел в café и пил кофе с круассонами. Потом, как бы рисуя в голове карту, прогуливался по соседним улицам и постепенно приблизился к L'Hôtel. Я следил и ждал, внимательно глядя на часы. Я поклялся себе, что не позвоню до девяти.
Я вспомнил, Анна говорила, что оставляет все распоряжения. Итак, я рискнул.
— Madam Barton, s'il plaît.
— Un moment. Ne quittez pas[3].
Служитель отеля соединил меня.
— Алло. Идите до конца улицы. Поверните на улицу Жака Калло, справа от улицы де Сен.
— Oui, bien. Merci[4].
Все оказалось так просто. Я дрожал от радости и исступленного желания. Песенка из детства зазвучала в моей голове. «Безумное чудо и чудная страсть».
Мое лицо маньяка отпугнуло прохожего, когда я проходил мимо киоска. Я попытался собрать искаженные черты. Сжал руками скулы и вспомнил, что небрит. О чем это — безумное чудо и чудная страсть? Я испытывал нечто вроде бешенства. И о да, чудную страсть!
Я прислонился к стене и оглядывался по сторонам в поисках укромного места, где мог бы овладеть ею. Я не мог не совершить этого.
В девять тридцать я заметил ее голову, мелькнувшую в толпе. Она соскочила с тротуара, обгоняя идущую впереди пару, и побежала ко мне. Я потянул ее вниз по аллее и толкнул к стене. Кинулся на нее. Мои руки распластались по стене, мои ноги — все мое тело было вдавлено в ее тело. Мое лицо и рот кусали и царапали ее губы, кожу, веки. Я целовал тонкий пробор. Моя рука, сорвавшись со стены, удержала ее за волосы. Я задыхался: «Хочу тебя». Юбка соскользнула, наполовину обнажив тело, и я мгновенно воспользовался этим. «Я знаю, я знаю», — шептала она. Через минуту все было кончено.
Кто-то повернул в конце аллеи, направившись в другую сторону. Я был счастлив опять. Мы обладали друг другом, Анна и я, сохранив видимость любовников, сплетенных в объятии. В тот день в Париже я был прощен.
Она привела в порядок свою одежду, расправила смятую юбку. Из сумки вынула панталоны и, улыбнувшись неожиданно по-девичьи, натянула их.
Я смотрел на нее и беззвучно кричал:
— О Анна, Анна, я должен обладать тобою.
— Я знаю, — снова шевелились ее губы: — Я знаю.
Я рыдал. Так случилось со мной, я не мог даже вспомнить себя плачущим. Этого просто никогда не было.
— Теперь я должна вернуться, — твердо произнесла она.
— Да. Да, конечно. Как тебе удалось выбраться? Как ты объяснила?
— Я уже говорила тебе однажды, Мартин не задает мне вопросов. Я сказала, что хочу немного погулять. В одиночестве. — Она усмехнулась.
— Какой властью ты обладаешь!
— Я полагаю, да. Но вы оба сами пришли ко мне. Я не искала вас.
— Разве ты не остановила никого из нас?
— Нет. Я должна идти.
— Я думал, ты сказала, что он ни о чем не спрашивает тебя.
— Да. Это своего рода договор. Может быть, даже сделка. Я стараюсь не злоупотреблять этим. Пока.
— Анна. Что ты собираешься делать сегодня? Куда ты?
— Мне нужно идти. Действительно нужно. Мы с Мартином хотели вернуться в понедельник вечером. Ты не должен оставаться в Париже. Я знаю, чего ты хочешь… собираешься следовать за нами. Поезжай домой. Прошу тебя.
— Я поеду. Только скажи мне.
— Зачем?
— Я смогу думать о тебе, о том, где ты.
— И с кем я.
— Нет. До сих пор я не думал об этом. Я просто не вижу ничего вокруг, кроме тебя.
— Знаешь, я полагаю, ты всегда многого не видел. Всегда.
Она повернулась и пошла прочь. Не оборачиваясь. Я сполз на асфальт, как какой-нибудь пьяный бродяга. Спрятал голову в колени. Мельком увидел в конце аллеи другой Париж, сейчас лишенный той невероятной утренней мягкости.