Я отправлю, певи-цу-пастушку, С оркестром, и в шляпе к те-бе, Чтоб ты знал, что я здесь и готова, Бросить вызов с тобой судьбе –
Но ты же Залипнешь на ней, Станешь думать о ней день и ночь, Та же ста- рая мода, и жалкая кода, так что не стоит воду толочь – И, не, надо, ко, мне Лезть, Как мне, себя есть, Мне, не, нужен Нож и – вилка, бога ради, слу-шать как гудят… скучно поезда Ночью без тебя, В штате Нью-Йорк, в Среднеграде.
[После проигрыша на педальной стил-гитаре, что неизменно дотягивался и цеплял Максин душу]
Сидючи здесь, с длинногорлой, мульти- ки, глядя неделю, а тени ползут очень долгим рассказом обо всем, чего мы не успели… Мы трей- лер свой не заземлили, и стены лупили нас током, по-ка средь зимы не бросили мы, Вообще что-то чувствовать толком. И не надо ко мне Лезть, как мне, себя есть…
Тип-того. К коему моменту Максин подпевает вполне сосредоточенно, а ветер задувает слезы ей обратно в уши, и с соседних полос движения на нее поглядывают водители.
На выезд 70 она попадает к полудню, и поскольку видеопленка Марвина не очень обращала внимания на то, что Джоди Делла Фемина назвала бы «напрямками», Максин приходится полагаться в этом деле на интуицию, немного погодя съехав на трассу 27 и руля примерно столько, сколько это занимало на пленке, как ей помнится, пока она не замечает таверну с названием «Сынков О-Хо-Холл» с пикапами и мотоциклами на обеденном перерыве перед фасадом.
Она входит, садится у стойки, берет себе сомнительный салат, длинногорлую «ПСЛ»[71] и стакан. Джукбокс играет такую музыку, чьи аранжировки для струнных Максин вряд ли когда услышит в каком-либо обеденном заведении Манхэттена. Немного погодя парень в трех табуретах от нее представляется Рэнди и замечает:
– Ну, сумка через плечо покачивается так, что наводит на мысли о стрелковом оружии, но копом, по мне, отчего-то не пахнет, и вы не дилер, поэтому что нам остается, интересно. – Описать его можно было словом «колобок», но антенны Максин определяют его в ту подкатегорию колобков, которые еще и оружие носят, может, и не на себе, но с хорошей точностью где-то под рукой. У него запущенная бородка, на голове красная бейсболка с какой-то отсылкой к Мясрулю, а сзади из-под нее висит седоватый хвост.
– Эй, может, я и есть коп. Работаю под прикрытием.
– Не-е, в копах че-т такое особое есть, поневоле узнаешь, особо если тебя самого сильно попинали.
– Ну, меня тогда, наверное, просто по площадке немного поводили. Надо извиняться?
– Только если вы тут, чтобы подложить кому-то свинью. Вы кого ищете?
Ладно. Как насчет…
– Шэй и Бруно?
– А, эти, эй, им можно сколько хотите свиней подкладывать. Тут все огребли свою долю кармы, но эти двое… а вам они вообще за каким рожном?
– Тут просто один их друг.
– Надеюсь, вы не про Уэстчестерского Уда? Сложен так, что будто по земле стелется, еще вот это бельгийское пиво полюбляет?
– Возможно. А вы случаем не знаете, как мне до их дома доехать?
– О, я понял. Вы страховой оценщик, правильно?
– Это как?
– Пожар.
– Я просто бухгалтер из конторы этого парня. Он какое-то время не появлялся. Какой пожар?
– Пару недель назад вся хаза сгорела. В новостях много шуму было, спасатели со всех сторон съехались, пламя до неба, аж с ЛАСА видно было.
– Как же…
– Обугленные останки? Не, ничего такого.
– Следы катализатора?
– Вы точно же не из этих девах, из крим-лаб, как по телику.
– Вот вы меня прибалтываете.
– Это потом. Но если вы…
– Рэнди, если б я прям сейчас была не так подстегнута в офисный режим?
Общая пауза. Коллеги в перерывах от работы с трудом стараются слишком громко не ржать. Рэнди здесь все знают, довольно скоро уже в разгаре шаденфройдефест[72] насчет того, кому тут хуже всех. С прошлого года, когда сдулся техно-бум, большинство здешних домовладельцев, кого задело рынком, взялись не исполнять контракты налево и направо. Лишь время от времени можно найти отголоски золотой эпохи девяностых, когда улучшались жилищные условия, и одно имя тут, к неудивлению Максин, всплывает постоянно – Гейбриэл Мроз.
– Его чеки по-прежнему проходят, – предполагает Максин. Рэнди заливисто хохочет, как это обычно делают колобки.
– Когда он их выписывает. – Ремонтируя ванные, Рэнди раз за разом оказывается с зажатыми фактурами. – Я сейчас тут всем кругом должен, душевые головки с четырехзначным ценником, здоровенные, как пицца, мрамор для всех ванн спецзаказами из Каррары, Италия, особые стекольщики для зеркального стекла в золотую прожилку. – Все в баре подключаются с похожими историями. Как будто после судьбоносной встречи с бухгалтерами таблоидной фигуры Доналда Трампа по учету затрат в какой-то момент, Мроз теперь всюду применяет руководящий принцип денежных мешков – платить только основным подрядчикам, на мелких класть с прибором.
У Мроза поклонников здесь немного – чего и следовало ожидать, предполагает Максин, однако шокирует ее единодушие мнения в этом баре: он к тому же, вероятно, приложил руку к поджогу дома Шэй и Бруно.
– Какая связь? – Максин, щурясь. – Я всегда больше считала его человеком хэмптонским.
– Край города с жульем, как любят говорить «Орлы», Хэмптоны ему такого не дают, ему нужно отрываться от огней и лимузинов, забуриваться в какую-нибудь развалюху, как у Бруно и Шэй, где можно косяки повышибать.
– Они думают, таким были, – высказывается молодая женщина в малярной робе, без лифчика, по всем голым предплечьям китайские татухи, – нёрдами с фантазиями. Хотят к этому вернуться, снова навестить.
– Ох, Вифезда, ты просто киска – эдак с рук старине Гейбу спускать. Он же как со всеми остальными, ищет, с кем бы трахнуться подешевше.
– Но зачем, – Максин своим лучшим голосом страхового оценщика, – дом-то сжигать?
– У них репутация там была из-за странного поведения и чего не. Может, Мроза шантажировали.
Максин быстро прочесывает лица в непосредственной близости, но не видит тех, кто считает, будто знает наверняка.
– Карма недвижимости, – предполагает кто-то. – Такая хаза, как у Мроза, вне всяких пропорций, означает, что нужно как-то уничтожить много домов поменьше, чтобы поддерживать общее равновесие.
– Это целая куча поджогов, Эдди, – грит Рэнди.
– Так… это внушительный участок, – Максин делает вид, будто спрашивает, – жилье Мроза?
– Мы его зовем «Ебакингемский дворец». Хотите взглянуть? Я как раз туда ехать собирался.
Стараясь, чтобы прозвучало, как у фанатки:
– Как устоять против величественного дома. А меня хоть за ворота впустят?
Рэнди извлекает цепочку с жетоном.
– Ворота автоматические, а тут у меня транспондер, всегда лишний с собой ношу.
Вифезда поясняет:
– Тут у нас традиция, эти здоровенные дома – отличные места водить кого-нибудь на свиданки, если в романтику для вас входят грубые прерывания в самом разгаре.
– У «Форума Пентхауса» целый спецномер об этом был, – ставит сноску Рэнди.
– Так, давайте вас немного экипируем. – Они удаляются в дамский туалет, где Вифезда вынимает щетку для начесов, восьмиунцевую банку спрея «Окончательная сеть» и тянется к волосам Максин. – Надо избавиться от всего этого хруста, пока что вы слишком похожи на этих, от Бобби Вэна.
Когда Максин вновь выныривает из удобств:
– Боже правый, – чуть не падает в обморок Рэнди, – думал, это Шэнайа Туэйн. – Эй, Максин такое годится.
Через считаные минуты Рэнди выкатывается с парковки в «ф-350» с подрядчицкой рамой на кузове, Максин держится к нему впритык, не очень понимая, насколько хорош этот план, и все более сомневаясь по мере того, как «Сынков» в зеркале заднего вида сменяется унылыми жилыми улочками, ободранными и в выбоинах, забитыми маленькими прокатными конторами, что упираются тупиками в парковку торгового центра за сетчатой оградой.
Они кратко останавливаются посмотреть на то, что осталось от прежнего домика игрищ Шэй, Бруно и Випа. Полный убыток. Над пепелищем снова клубится зеленая летняя поросль.
– Думаете, случайность? Подпалили намеренно?
– Не могу сказать за вашего дружка Уда, но Шэй и Бруно – духи не самые передовые, фактически – довольно тупые пиздюки, если вдуматься, поэтому, может, кто какую глупость и допустил при раскурке. Могло и так случиться.
Максин роется в сумочке и достает цифровую камеру сделать несколько снимков. Заглядывая ей через плечо, Рэнди засекает «беретту».
– Ого. Это 3032-я? Патроны какие?
– 60 гран с экспансивной пулей, а у вас?
– Предпочитаю «гидрошоки». «Берса», девять миллиметров?
– Обалдеть.
– А… вы на самом деле не бухгалтер в конторе.
– Ну, как бы. Плащ сегодня в химчистке, и я забыла прихватить костюм из спандекса, поэтому полного эффекта вам не светит. Руку с моей задницы, кстати, тоже можно убрать.
– Батюшки-светы, неужто я и впрямь…
Что, в сравнении с ее обычным светским днем, канает за стильные подкаты.
Они едут дальше, к маяку мыса Монток. Все должны вроде как любить Монток – он же избегает всего, что не так с Хэмптонами. Максин в детстве приезжала сюда раз-другой, взбиралась на верхушку маяка, живала в «Гёрни», ела много морского, засыпала под биенье океанского пульса, что тут было не любить? Теперь же, пока они сбрасывают скорость вдоль последнего отрезка трассы 27, она ощущает лишь сужение выбора – все стекается сюда, весь Лонг-Айленд, оборонные заводы, убийственные транспортные потоки, история республиканского греха, так никогда и не смягченного, непреклонная субурбанизация, мили стриженых дворов, подрядчицкий орштейн, ДСП и БКП[73], безлесные дали, все собирается, все распадается в предельную зацепку для пальцев перед долгой глухоманью Атлантики.
Они паркуются на стоянке для посетителей маяка. Повсюду туристы и их детки, невинное прошлое Максин.