boricua выживает, ободранный и замаранный, загнанный вовнутрь, с ним покончено, по его первоначальным текстам неуклонно пишут снова и снова – банды пятидесятых, наркоторговля двадцати лет назад, все это публично линяет до яппового безразличия, а высокоэтажное строительство, свободное от какой-либо неуверенности в себе, продолжает свое шествие на север. Когда-нибудь очень скоро все это станет окраиной центра – один за другим несчастные кладки темного кирпича, жилье по Разделу 8, старые миниатюрные многоквартирники с причудливыми англоименами и классическими колоннами, стоящими по бокам узких крылец, и с арочными оконными проемами и замысловатыми пожарными лестницами из кованого железа, что быстро ржавеют, снесутся и сгребутся бульдозерами в мусороотвал слабеющей памяти.
Здание Марки, известное под именем «Св. Арнольд», средних габаритов довоенное вторжение в квартал буропесчаных особняков, с целенаправленно убогим внешним видом, который Максин уже научилась ассоциировать с частой сменой владельца. Сегодня снаружи стоит мебельный фургон без торговой марки, маляры и штукатуры заняты чем-то в лобби. На одном лифте – знак «Не работает». Максин достается больше обычного подозрительных ОВ, и только потом ее пропускают к тому лифту, который исправен. Такая плотная охрана, конечно, могла бы случиться, и если бы достаточное число жильцов занималось сомнительной деятельностью и подкупало персонал.
На Марке новшество, тапки в форме акул со звуковыми чипами в пятках, поэтому, когда она ходит, они играют вступление к теме из «Челюстей» (1975).
– Где такие берут, цена не имеет значения, я могу списать.
– Спрошу у внука, он купил их мне на свои карманные – деньги Мроза, но я так думаю, если прошли через пацаненка, может, уже достаточно отмыты.
Они заходят в кухню, старый провансальский кафель на полу и некрашеный сосновый стол, за которым могут разместиться они обе и еще останется место для Маркиного компьютера, стопы книг и кофе-машинки.
– Вот мой кабинет. Чё у вас?
– Точно не знаю. Но если то, чем выглядит, на нем должно стоять «Радиационная опасность».
Они запускают диск, и Марка, врубившись в ситуацию с первого кадра, бормочет «святый блин», елозит на месте и хмурится, когда возникает парень с винтовкой, затем напряженно подается вперед, расплескивая немного кофе на неоправданно дорогой номер «Хранителя» за сегодняшнее утро.
– Я, блядь, глазам своим не верю. – Когда сцена заканчивается: – Так. – Она наливает кофе. – Кто это снимал?
– Редж Деспард, один мой знакомый документалист, который делал проект для «хэшеварзов»…
– О, Реджа я помню, мы встречались в метель 96-го, во Всемирном торговом центре, там была забастовка дворников, всякая дикая херня происходила, секреты, взятки. К концу мы себя уже чувствовали ветеранами. У нас была постоянная договоренность, что-то интересное – я пощу это первой у себя в веб-логе. Если канал позволит. Мы с ним потеряли связь, но чему быть, того не миновать. Для вас это похоже на то же, на что и для меня?
– Кто-то чуть не сбивает самолет, передумывает в последнюю минуту.
– А может, это пробный прогон. Кто-то планирует сбить самолет. Скажем, кто-то из частного сектора, работающий на нынешний режим США.
– Чего ради им…
Ирландскому народу обычно не свойственно безмолвно молиться, но Марка краткое время сидит и, похоже, молится.
– Ладно, перво-наперво, может, это фейк – или подстава. Сделаем вид, что я «Вашингтонская почта», ОК?
– Запросто. – Максин протягивает руку к лицу Марки и делает вид, будто листает.
– Нет. Нет, я имела в виду – как в том кино про Уотергейт. Ответственная журналистика и все такое. Первым делом, этот диск – копия, правильно? Поэтому оригинал Реджа могли корежить как угодно. Вот эта метка даты-времени в углу может быть фейковой. Снять без метки, загрузить материал, оцифровать, нажечь можно что угодно.
– И кто это стал бы подделывать, по-вашему?
Марка жмет плечами.
– Тот, кому хочется Буша за жопу взять, при условии, что границу между «Бушем» и «жопой» вы проводите? И может, кто-то из людей Буша разыгрывает карту жертвы, пытаясь взять за жопу того, кто хочет взять за жопу Буша…
– ОК, но допустим, это какая-то генеральная репетиция. Кто тогда снайпер на другой крыше?
– Страховка, чтоб они наверняка все выполнили?
– А на другом конце в телефоне у парня, который туда орет?
– Извините, вы и так знаете, о чем я думаю. Те ребята со «Стингером» говорили по-английски, моя догадка – гражданские подрядчики, потому что такова идеология ВСП, где только возможно – приватизировать, – и когда шпионские звуковые лабы почистят и транскрибируют диалог, эти киперщики окажутся по шею в дерьме за то, что не до конца зачистили крышу. Как вам Редж это передал, если можно спросить?
– Под дверь сунул.
– А откуда вы знаете, что ее прислал Редж? Может, это ЦРУ.
– Ладно, Марка, все это липа, я пришла просто впустую потратить ваше время. Что вы советуете, ничего не делать?
– Нет, для начала мы найдем, где эта крыша. – Они снова сканируют съемку. – Так, значит, это река… вот там Джёрзи.
– Не Хобокен. Моста нет, значит, южнее Форта-Ли…
– Постойте, нажмите паузу. Это марина Порт-Импириэл. Сюда Сид иногда заходит.
– Марка, очень не хочется об этом упоминать, я там наверху ни разу не была, но у меня жуткое чувство насчет этой крыши, что…
– Не говорите.
– …это, блядь…
– Макси?
– «Дезэрет».
Марка щурится в экран.
– Трудно сказать, толком ни одного отчетливого ракурса. Может оказаться любое из дюжины зданий на этом отрезке Бродуэя.
– Редж не отлипал от этого места. Поверьте, там это и снимали. Я это просто знаю.
Бережно, словно психу:
– Может, вам только хочется, чтоб это был «Дезэрет»?
– Потому что?..
– Там нашли Лестера Трюхса. Может, вы просто хотите верить, что между тем и другим есть связь.
– Может, и есть, Марка, мне от этого места всю жизнь кошмары снятся, а потом я научилась доверять.
– Если крыша та же самая, проверить это не составило бы труда.
– Я там завсегдатай грузового лифта, выпишу вам гостевой пропуск в бассейн, а потом разберемся, как выбраться на крышу.
Пробравшись сквозь путаницу нечасто посещаемых коридоров и пожарных лестниц, они выныривают на открытое пространство, высоко возле мостков между двумя секциями здания, пригодное для авантюрных подростков, потайных любовников, состоятельных правонарушителей в бегах, и преодолевают эту головокружительную переправу к ряду железных ступеней, которые приводят их наконец на крышу, на ветер над городом.
– Атас, – Марка, ныряя за вентиляцию. – Какие-то господа с металлическими аксессуарами.
Максин приседает с нею рядом.
– Ну, у меня, кажется, есть их альбом.
– Снова тот ракетный расчет? Что это на них?
– На «Стингеры» не похоже. Не проще будет подойти и спросить?
– А я ваш муж, а это заправка? Валяйте, если вас осчастливит.
Не успевают они подняться на ноги, как из лифта возникает еще одна группа.
– Постойте, – Марка наклоняет под углом солнечные очки, – я ее знаю, это Биверли, из Комитета жильцов.
– Марка! – Взмах слишком энергичный, чтоб ему не помогали рецептурные медикаменты. – Хорошо, что вы здесь.
– Бив, что происходит?
– Опять подонки из правления коопа. У всех за спиной сдали тут место какой-то конторе сотовой связи. Эти парни, – показывая на рабочую бригаду, – пытаются поставить здесь микроволновые антенны, чтобы весь квартал облучать радиацией. Если их кто-нибудь не остановит, у нас всех в итоге мозги будут светиться в темноте.
– Запиши меня, Бив.
– Марка, э-э…
– Давайте, Макси, туда или сюда, это и ваш район тоже.
– ОК, ненадолго, но вы мне обязаны еще одним трипом совести.
«Ненадолго», разумеется, оказывается всем остатком дня, на который Максин застревает на крыше. Едва она всякий раз порывается уйти, случается новый мини-кризис, установщики, контролеры, смотрители здания, и со всеми нужно спорить, затем являются «Новости очевидцев», что-то снимают, затем еще адвокаты, вплывают в кадр и выплывают из него поздно просыпающиеся пикетчики, фланёры и искатели сенсаций, у всех есть мнение.
В том филонском углу дня, когда слишком обескураживает даже смотреть на часы, Марка, будто вспомнив, что поднялась сюда искать ключи, нагибается и подымает какой-то колпачок с резьбой, обветренно серый, два – два с половиной дюйма диаметром, там и сям вмятины, какая-то полустертая надпись маркером. Максин прищуривается.
– Это что, по-арабски?
– Какой-то вид у него военный, нет?
– Считаете…
– Слушайте… вы не против, если мы покажем это Игорю? У меня интуиция.
– Игорь может быть чем-то вроде преступного серого кардинала, вам с этим норм?
– Помните Крихмана, трущобовладельца?
– Еще бы. Когда мы с вами познакомились, вы его пикетировали.
– В какой-то момент пару лет назад, из бизнес-мотивов несомненно, Игорь его невзлюбил, отправился в Паунд-Ридж, запустил в бассейн Доктора пираний.
– И они навсегда стали лучшими друзьями?
– Сообщение дошло, Доктор прекратил, и воздерживался впредь от чего бы то ни было, и с тех пор вел себя очень благовоспитанно. Поэтому я стала считать Игоря эдаким добрым мобстером, для кого недвижимость – просто побочка.
Встречу они проводят в «ЗИЛе», по пути через Манхэттен от одной махинации к другой.
– Еще б, привет из прошлого, деталь пусковой установки «Стингер». Крышка от резервуара охлаждения батареи.
– В вас стреляли из «Стингеров», – достаточно предупредительно замечает Максин.
– В меня, в моих друзей, ничего личного. После того как мы ушли из Афганистана, «Стингеры» остались у моджахедов, попали на черный рынок, многие обратно скупило ЦРУ. Я устроил несколько сделок, ЦРУ было плевать, сколько платить, можно было получить до $150 000 за чпок.
– Это было давно, – грит Максин. – А сейчас они еще ходят?