Красавица и Чудовище. Другая история Белль — страница 2 из 3

Побег

Замок содрогнулся. Раздался оглушительный хлопок, словно в башню ударила самая огромная молния за всю историю человечества. Отовсюду послышались странные громкие звуки, Белль чудилось в них что-то знакомое, они задевали глубочайшие струны ее души. Нечто среднее между треском и хрустом, только намного, намного громче.

Лед.

Так трещит под ногой лед на пруду, расходясь трещинами, подаваясь, возвещая неосторожному человеку неминуемую гибель.

Белль не удивилась бы, начни замок рушиться, она почти ждала, что ей на голову вот-вот полетят камни, однако этого не произошло.

— МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС! — вскричало Чудовище. — ЕДИНСТВЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ РАЗРУШИТЬ ПРОКЛЯТИЕ! ВСЁ ПРОПАЛО! ТЫ ВСЁ ИСПОРТИЛА!

Белль, как ни странно, не испугалась, потому что Чудовище не бежало к ней, оскалившись, а ревело, стоя на месте. Внимание девушки отвлекло происходящее снаружи, и она подбежала к окну.

Из земли у подножия окружающих замок стен вылезали странные, похожие на белые кости штуки. Слишком угловатые и толстые для лоз, слишком твердые для льда. Сначала Белль подумала, что это что-то вроде оленьих рогов или костей, которые выталкивает из-под земли некая волшебная сила, но непонятные отростки всё вытягивались и вытягивались вверх. Они изгибались, извивались, оплетали все попадавшиеся им на пути твердые предметы. Едва коснувшись стен, они замедлились, но потом поползли вверх, как намерзающий на окне иней, переплетаясь и делаясь всё толще.

«Паутина», — поняла Белль со странной уверенностью.

Не та паутина, что висит в виде кругов, восьмиугольников и прочих геометрических фигур на кустах и цветах, с маленьким паучком в центре. Эта паутина походила на грязно-белый снег, что покрывает землю и траву поздней осенью, а зимой засыпает горные пики и долины, и невозможно определить, где притаился спрявший ее паук. Трехмерные, запутанные сети.

«Мать… любила… розы… и все, что близко к природе…» — пробилась из глубины ее сознания смутная мысль. Ее мать волшебница.

Она вполне могла наслать на замок паутинное проклятье.

Белль обернулась и посмотрела на Чудовище.

Глаза его горели животной злобой, в них не осталось ни проблеска разума, ни человечности. Зверь стоял на четырех лапах и яростно рычал.

На какой-то миг Белль замерла, не в силах сдвинуться с места. Потом инстинкт заставил ее пуститься бегом, мимо Чудовища, к двери.

Не оборачиваясь — нельзя тратить драгоценные секунды! — она помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, и выскочила в большое фойе.

Нужно бежать отсюда.

— Ма cherie! Куда вы? Что происходит?

Люмьер выпрыгнул откуда-то из тени и с грохотом поскакал за ней.

— Что вы наделали? — взвизгнул Когсворт.

— Простите! — прорыдала Белль. — Я…

Она не понимала, почему чувствует себя виноватой. Возможно, из-за того, что бросает эти маленькие, милые вещи на милость чудовища, и теперь им придется столкнуться с его гневом после того, как она уйдет. Это надо же: на ее долю выпало первое в жизни, единственное приключение, а она умудрилась всё испортить.

Девушка распахнула входную дверь и побежала через двор, мимо фонтана, к воротам. Над ними выросла единственная нить паутины толщиной с ее запястье, стягивая, закрывая створки. Белль с неохотой потянулась к паутине.

Немного липкая.

И холодная.

Белль переборола отвращение и потянула за белесую нить паутины, но, вопреки ее ожиданиям, та не поддалась. На ощупь паутина оказалась твердой и негнущейся. Выпустив паутину, девушка пригнулась и пролезла под нитью, с трудом протиснувшись между металлическими створками ворот. Когда ее одежда коснулась паутины, та вцепилась в Белль, словно живая.

Девушка пнула толстую нить ногой, пронзительно закричала, с головой ударившись в панику. Платье разошлось по шву с таким оглушительным треском, будто рвалась ткань мироздания. Когда она поднялась на ноги и отряхнулась, паутина уже затягивала брешь, становясь все толще, как будто почувствовала, где именно нужно залатать дыру.

Белль содрогнулась.

Филипп — слава его спокойному лошадиному сердцу! — стоял там, где она его оставила. Конь как чувствовал, что нужно уносить ноги: уши стоят торчком, глаза вытаращены.

Белль схватила поводья и вскочила в седло. Филиппа уговаривать не пришлось.

Он повернулся и рванул через лес галопом, достойным его предков, боевых скакунов, высоко подбрасывая длинные ноги и давя тяжелыми копытами все, что под них попадало. Они вырвутся, и Белль с триумфом прискачет сквозь буран обратно домой.

Конь вдруг тревожно заржал и встал как вкопанный, так что Белль чуть не вылетела из седла головой вперед. И тут она их увидела.

Волков.

Разумеется, в лесах вокруг ее деревни жили волки. Редко-редко, гонимые голодом, спускались они с холмов и гор, выходили из леса, чтобы украсть овцу, если пастух зазевался. Однако волки никогда не появлялись при свете дня и уж тем более не нападали на всадников — ведь они прекрасно знали, что у людей есть ружья. Разве что зверь страдал бешенством… Волкам отводится роль отъявленных злодеев только в сказках да легендах, поэтому ими пугают непослушных детей.

Эти животные совершенно не походили на серых волков, которых они с отцом как-то раз видели издали.

Громадные зверюги, белые, а их красные глаза, кажется, даже светились.

Кажется?

Она только что сбежала из заколдованного замка, населенного говорящей мебелью, в котором правит принц-чудовище… которого прокляла ее мать.

Это не простые волки, они тоже заколдованы.

Они постараются не дать ей покинуть замок.

Белль натянула поводья, заставляя Филиппа повернуть в другую сторону.

Волки завыли и залаяли, точно существа из кошмаров, а потом бросились в погоню.

Белль с трудом держалась в седле, о том, чтобы править Филиппом, и речи не шло.

Она целиком положилась на чутье коня — пусть сам выбирает направление — и не стала натягивать поводья, когда Филипп со всего маху выскочил на поле, оказавшееся поверхностью пруда, подернутой снегом. Лед позади них оглушительно треснул — наверное, эхо этого грохота даже в замке слышали, — вода плеснула на берега.

Волки не отставали, невзирая на опасность.

Одно из копыт Филиппа ступило на тонкий лед, а в следующий миг конь ухнул в ледяную воду и отчаянно замолотил передними ногами, пытаясь выбраться.

Однако несколько волков тоже угодили в коварную полынью: как минимум два волка утонули в черной воде.

Филипп сумел выбраться на заснеженный берег пруда, а потом и на твердую землю. Белль стиснула зубы: у нее в туфлях хлюпала ледяная вода, она почти не чувствовала ног.

Филипп снова помчался галопом через лес. Белль пригнулась к шее коня, стараясь увернуться от веток, так и норовивших выбить ее из седла.

Они выскочили на поляну — прямо перед тремя здоровенными волками, поджидавшими добычу.

Поняв, что их окружили, Филипп запаниковал, вытаращил глаза, в отчаянии заржал и принялся бить задними ногами, совершенно забыв о всаднице.

Белль упала на землю.

Волки подбирались ближе и ближе, щелкали зубами, пытаясь вцепиться коню в ноги.

Белль помотала головой — она ударилась при падении, в ушах звенело. Похоже, руки-ноги у нее целы.

С трудом поднявшись — ноги все-таки подкашивались, — она огляделась, ища хоть какое-то средство самозащиты. Взгляд ее упал на длинную раздвоенную ветку. Девушка схватила ее, встала спиной к перепуганному коню и взмахнула палкой, отгоняя ближайшего волка.

— Не подходите! — приказала она. — Я дочь волшебницы!

Волки пропустили это заявление мимо ушей.

Один из них прыгнул вперед, вцепился зубами в ветку и вырвал ее у девушки из рук. В тот же миг другой зверь сбил Белль с ног.

Девушка откатилась в сторону, чтобы не оказаться затоптанной тяжелыми копытами Филиппа.

Третий волк подошел к ней, его морда оказалась в нескольких дюймах от ее лица, с клыков капала слюна. Зверь зарычал и широко разинул пасть, собираясь разорвать добычу на куски.

Белль отвернулась и закрыла голову руками, ожидая, что сейчас в нее вцепятся страшные клыки.

Вдруг давившие ей на грудь волчьи лапы исчезли.

Она чуть раздвинула пальцы — посмотреть, что происходит.

Над ней стояло Чудовище, оно отшвырнуло уже готового вцепиться в нее волка. Чудовище заревело и завыло, перекрывая вой стаи. Остальные волки набросились на него: один схватил за ногу, другой запрыгнул на плечи.

Во мгновение ока Чудовище припало на четвереньки и стряхнуло с себя волков, точно капли воды.

Однако хищники оставили рваные раны, из которых текла кровь.

Белль отползла к огромному дереву и забилась под массивные корни.

Неужели Чудовище ее спасает?

Оно на миг замерло, озаренное лунным светом, и Белль отчетливо разглядела его когти: длиннее медвежьих, блестящие, как слоновая кость, окрашенные красным — Чудовище только что распороло одному из волков брюхо.

Потом оно снова сорвалось с места, сливаясь с тенью, и атаковало волков, точно пират, идущий на абордаж.

Те жалобно затявкали — звук отдалено напоминал собачий лай, — похоже, до волков начало доходить, что ход сражения переломился, и не в их пользу. Чудовище сгребло одного из оставшихся зверей и с размаху ударило о дерево, точно мешок с яблоками. Раздался отвратительный треск, и волк упал на снег с переломанной спиной, совсем рядом с Белль. Девушка содрогнулась.

Без какого-либо сигнала или шума волки признали поражение: вприпрыжку помчались в лес и растворились во тьме, из которой появились.

Белль посмотрела на Чудовище — теперь оно стояло на задних ногах, угрожающе рыча вслед беглецам. Волки вырвали клочья шерсти из его шкуры, и одно ухо свисало под странным углом. Вся его фигура, и без того неестественная, теперь скособочилась еще больше.

Из правой передней лапы текла кровь, и у ног Чудовища уже образовалась красная лужица.

Чудовище открыло пасть, словно хотело что-то сказать Белль…

А потом медленно, как подрубленное дерево, упало к ее ногам.

Чудовище

Белль замерла, как кролик перед удавом, глядя на развернувшуюся перед ней сцену, снова и снова проигрывая в памяти все случившееся.

Чудовище — здоровенное, уродливое, гротескное существо, которое сейчас лежит без сознания в луже собственной крови, — заточило ее отца только лишь за то, что тот «вторгся» в замок, а потом обменяло жизнь Мориса на ее собственную, как какой-то средневековый тиран. Как ни напрягай воображение, а представить его добрым созданием не выходит.

И все же… оно спасло ее от волков.

Пошел снег.

Белль вдруг поняла, что не помнит, сколько уже простояла вот так, на холодном ветру.

Поводья Филиппа зацепились за длинную ветку дерева у края поляны, и конь нервно приплясывал на месте.

Запах волков и смерти его пугал.

Белль сморгнула с ресниц снежинки. Оцепенение, охватившее ее во время сражения с волками, постепенно проходило, и она начинала приходить в чувство — кстати говоря, ее ноги вновь обрели чувствительность, а ступни просто ломило от холода. Если она сейчас же не сдвинется с места, то просто не сможет идти и замерзнет насмерть.

Девушка медленно поднялась, потопала ногами, пытаясь хоть немного согреться. Потом заковыляла через поляну к Филиппу и, с трудом шевеля окоченевшими пальцами, распутала накрутившуюся на ветку уздечку. Бормоча что-то успокаивающее, она уговорила здоровенного коня развернуться.

Тела волков — и Чудовища — застыли безжизненными холмиками, и снег медленно покрывал их холодным покрывалом.

Белль повернулась, намереваясь уйти.

Чудовище замерзнет насмерть, если она его здесь бросит.

Оно спасло ей жизнь.

Бормоча проклятия себе под нос, она провела нервничающего Филиппа мимо волчьих туш. Вопреки опасениям Белль Филипп не шарахнулся от Чудовища, очевидно, оно пугало его меньше, чем трупы волков.

С огромным трудом — поначалу Филипп ни в какую не желал опускаться на колени в холодную снежную кашу, щедро политую кровью, — Белль все-таки удалось взгромоздить Чудовище поперек конской спины, при этом собственную спину она сильно потянула. Чтобы коснуться Чудовища, пришлось перебороть отвращение, однако вопреки опасениям его мех вовсе не смердел… зверем.

От шерсти исходил едва уловимый запах чисто вычищенного хлева, но она не была ни сальной, ни грязной. Девушка мимоходом подумала, умывается ли Чудовище языком, как кошка, или ныряет в водоемы на манер собаки.

Итак, что теперь делать, куда идти?

Снег повалил гуще, и Белль, поглядев на окружающий ее лес, поняла, что совершенно не представляет, где находится. Когда они столкнулись с волками, ей волей-неволей пришлось позволить Филиппу выбирать направление. Белль нахмурилась и посмотрела на небо, но звезд, разумеется, не увидела. Небо заволокло тучами, мела метель, и разглядеть какие-то привычные ориентиры не представлялось возможным.

Девушка никак не могла унять дрожь.

Мыски ее туфель отвердели и покрылись инеем — прямо как паутина, опутавшая замок. Белль почувствовала себя несчастной русской девушкой, которую зимой бросили на произвол судьбы в глубокой сибирской тайге.

Белль никогда не жаловалась на недостаток сообразительности, и сейчас ей совершенно не нравилось решение, на которое намекало все вокруг.

«А ведь я, вообще говоря, дочь волшебницы, — подумала она. — Так… может, я умею колдовать?»

Она закрыла глаза и представила тепло. Солнечные лучи в небесах, пушистые облака… снег тает…

Ничего не произошло.

Белль сжала кулаки и представила огонь. Была не была, пускай вон то дерево ЗАГОРИТСЯ!

Она открыла глаза.

Ничего.

— Я приказываю вам, ветры! — закричала она повелительным тоном. — Отнесите меня домой!

Помолчала несколько мгновений и добавила:

— Пожалуйста?

Снова ничего.

Тяжело вздохнув, она развернула Филиппа и медленно побрела обратно к замку, ориентируясь по конским следам.

Каждый шаг давался с трудом. Белль старалась не удариться в панику из-за потерявших чувствительность ступней, отгоняя подальше воспоминания о прочитанных сказках, в которых девушки замерзали насмерть в безлюдных дебрях.

«Я дочь волшебницы», — твердила она про себя, чтобы не падать духом. Вдобавок ей нравилась эта фраза. В тех видениях она видела именно мать, а ведь до сего дня в ее памяти оставались лишь полузабытое красивое лицо, любящая улыбка и ощущение того, как удобно сидеть на материнских коленях. В этих картинках, чудом уцелевших в памяти, не было ничего волшебного, только ощущение тепла, любви и потери.

Когда они наконец добрели до замка, Белль с ужасом поняла, что он полностью опутан белесой паутиной. Новые ее нити продолжали расти из-под земли, медленно, но неотвратимо.

Щель между створками ворот, через которую она протиснулась, убегая из замка, оказалась полностью затянута нитями паутины, толстыми, как веревки. Однако едва Белль надавила на них в надежде оттянуть в сторону, толстые нити вдруг пошли трещинами и осыпались под ее пальцами. Справившись с потрясением, девушка сообразила, что задача паутины — не выпускать Чудовище из замка, а вовсе не в том, чтобы не впускать.

Несколько ударов — и паутины на воротах как не бывало. Белль открыла железную створку и впустила Филиппа внутрь. Стоило воротам закрыться у нее за спиной, как они тотчас же начали зарастать паутиной.

У дверей замка ее встречала забавная сценка: Когсворт, Люмьер и… какая-то половая швабра стояли, понурившись, время от времени всматриваясь в ночь. Люмьер сочувственно похлопывал Когсворта по плечу рукой-свечой.

При виде Белль все трое подпрыгнули и в изумлении на нее уставились.

— Занесите его внутрь, нужен огонь и бинты, — распорядилась Белль. — Как можно скорее.

— Certainement [конечно, несомненно (фр.)], — воскликнул Люмьер и заспешил внутрь.

— Первая помощь прежде всего, разумеется! — добавил Когсворт мрачно.

Навстречу Белль выскочило множество оживших вещей и безделушек, которых она до сих пор не видела: все стремились помочь. Девушка заметила, как миссис Поттс, источая пар, решительно командует кухонной посудой, велит накипятить воды и принести горячие полотенца.

Пока Чудовище заносили внутрь и обихаживали, Белль неохотно вернулась во двор.

— Спасибо, старый друг, — поблагодарила она Филиппа, похлопывая коня по носу. — А теперь отправляйся домой. Скачи к папе.

Она подвела коня к воротам, вздрогнув при виде медленно разрастающейся ледяной паутины. После того как они осторожно вышли за ворота, девушка по-дружески сильно шлепнула коня по крупу.

Филипп заржал и припустил рысью через лес домой.

Белль стало очень жаль себя, но она уже приняла решение.

— Мне нужна веревка, — объявила она Когсворту, входя в кабинет.

— Да, конечно, сейчас же принесем, — кивнул мажордом, потом опомнился. — Что вам нужно?

— Я не отпущу его, пока не получу ответы на некоторые вопросы, — проговорила Белль сквозь зубы. — Помогите мне его связать.

— Связать? Хозяина? — поперхнулся Когсворт.

— Он бросил моего отца в холодную темницу, а потом оставил меня вместо него! Думаю, учитывая обстоятельства, вполне милосердно будет связать вашего хозяина и усадить в тепле, у горящего камина! — отрезала Белль.

Когсворт колебался.

— Да… Я вас понимаю… хорошо… БУФЕТНАЯ КОМНАТА? Кладовая? Вам нужно…

Он вперевалочку удалился, заламывая руки, — идея подобного святотатства его ужасала.

Белль наблюдала за суетящимися вещами и немного удивлялась тому, как легко она приняла все происходящее. Всего несколько часов назад она узнала о существовании заколдованного замка, а теперь отдает приказы его обитателям, как будто всю жизнь этим занималась. Интересно, что случилось бы, если бы она не пошла в запретное западное крыло? Она так и осталась бы узницей Чудовища? Или стала бы королевой этого места?

Библиотеку она так и не увидела…

Белль не слишком-то доверяла столовому серебру и лично проверила, крепко ли затянут каждый узел. Случалось, им не хватало денег на металл, и тогда отцу приходилось на скорую руку соединять несколько своих изобретений при помощи кожаных ремней и веревок. Так что Белль отлично умела затягивать узлы.

Приехал столик на колесиках, а вместе с ним — миссис Поттс, с горячим чаем и бренди, миской бульона и закрытой супницей, в которой, судя по запаху, лежала обычная пища Чудовища — сырое мясо.

Белль решила помочь, и сама промыла раны Чудовища: все живые вещи были слишком низенькими (если не считать швабру и метлу) и недостаточно сильными, чтобы намочить тряпицу в горячей воде и отжать, а потом осторожно промыть рану.

«Интересно, могла ли моя мать исцелить его? Щелкнула бы пальцами — и готово!»

Белль напрягла память — может, мама лечила ее в детстве, — но вспоминался только Морис: вот он бинтует ей ногу, вот накладывает мазь, вот целует оцарапанную руку, чтобы быстрее заживало. Она не помнила, чтобы мать ее лечила. По правде говоря, она вообще ничего не помнила о маме.

Промыв раны Чудовища, Белль налила себе чаю, изрядно сдобрив его сахаром. Дома сахара всегда не хватало, здесь же на подносе лежала целая груда искрящихся коричневых кубиков.

«Интересно, волшебницы пьют чай? Или моя мама питалась исключительно питательными отварами, приготовленными из диких трав?» В том видении ее мать отнюдь не походила на лесного духа. Когда она сбросила личину уродливой старухи, то оказалось, что на ней надето великолепное платье, немного вычурное, но в целом довольно модное. Такое могла бы надеть современная зажиточная дама, если бы захотела произвести впечатление на заносчивого принца.

«Чародейки в платьях с турнюрами, ведьмы с воздушными белыми крыльями…» Белль сонно подумала: а как, собственно, положено выглядеть современному магу?

Наверное, она в конце концов заснула, сидя на полу, привалившись к креслу, в котором лежало связанное Чудовище. Очнулись они с Чудовищем одновременно.

«Забавно, — подумала Белль. — У него есть ресницы».

Несколько мгновений хозяин замка моргал, а потом, полностью придя в себя, заревел и напрягся в тщетной попытке подняться, потом снова заревел, поняв, что не может сдвинуться с места.

— Тихо! — строго одернула его Белль. — Тебя весь замок слышит.

— ПОЧЕМУ Я СВЯЗАН? ЧТО ЗА… А-р-р-р! — Веревка врезалась в одну из ран, и Чудовище обмякло в кресле, прикусило губу и заскулило, как собака.

— Спасибо, что спас меня от волков, — сказала Белль мягко. Она надеялась потянуть время и успокоить хозяина замка, потому что с его огромной силой не составит большого труда разорвать веревки.

— Если ты меня благодаришь, то почему я связан? — проворчало Чудовище.

Вот теперь у Белль появился шанс договориться: таким тоном — ворчливым и очень человеческим — Чудовище уже говорило однажды, в башне.

— Дай-ка подумать. — Девушка принялась загибать пальцы. — Ты заточил моего отца в тюремной камере. Потом сделал пленницей меня. Вдобавок ты проклят, и, сдается мне, не без причины. К тому же у меня есть к тебе вопросы.

— Мне теперь все равно. Хочешь держать меня связанным — вперед. Я застрял здесь навечно, в этом… — пробормотало Чудовище и принялось с мрачным видом зализывать рану на передней лапе.

— Прекрати! — Белль легонько шлепнула его по лапе.

Чудовище так и подпрыгнуло.

— Ай!

— Ой, не притворяйся. — Белль возвела глаза к потолку. — Я видела, как тебя покусали волки. — Уж наверняка больнее, чем легкий шлепок.

Чудовище надулось и промолчало. В неверном свете камина оно выглядело еще более страшным и в то же время похожим на человека. Огромная голова казалась еще крупнее, однако походила не на волчью морду, как у волка-оборотня. Скорее она напоминала заросшую длинной шерстью голову быка, а довершали картину длинные рога.

В оранжевых глазах Чудовища отражался оранжевый свет камина, а еще в них светился живой ум.

— Погоди-ка, — вдруг спохватилось оно. — Как ты узнала, что меня прокляли?

— Я поняла это, коснувшись твоей розы… Прости!

Чудовище моментально сникло, съежилось в огромном кресле, нахохлилось, как еж, и вроде бы даже заскулило.

Теперь Белль понимала, почему оно так озлобилось.

Подробностей она, разумеется, не знала, зато осознавала, что случайно уничтожила единственную для Чудовища возможность расколдоваться.

— Дотронувшись до розы, я увидела, что произошло. Я увидела тебя, мальчика, в замке, проклятом волшебницей. Мне… очень жаль. Прости за то, что я сделала, — тихо проговорила Белль. — Но… по правде говоря, не думаю, что ты сумел бы сам разрушить проклятие. Большая часть лепестков уже облетела, не так ли? К твоему двадцать первому дню рождения мы должны были бы стать очень близки. Даже если бы ты попытался влюбить меня в себя… Не знаю… Месяца, или сколько там осталось времени, для этого недостаточно.

Чудовище отвело взгляд, видимо, стыдясь своего поступка.

— К тому же, — сухо добавила Белль, — меня сегодня уже пытались выдать замуж против моего желания. Так что, уж поверь, ничего бы у тебя не вышло.

Чудовище посмотрело на нее с удивлением и интересом, потом сжало зубы и снова уставилось в пол.

— За что она тебя прокляла? — настойчиво спросила Белль.

Чудовище не ответило.

— Ну же… Расскажи мне!

— Чокнутая колдунья, кто ее разберет. — Чудовище сердито пожало плечами.

— Пожалуйста, — не отставала девушка.

— Мне было одиннадцать лет! — заревел хозяин замка. — Что, по-твоему, я мог сделать?

Белль помолчала. Действительно, мальчик из видения выглядел очень маленьким.

И все же это был мальчик…

И, кстати говоря, не простой мальчик, а принц.

Как там говорила волшебница, ее мать? «В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей…»

— А она… Женщина, которая тебя прокляла, знала твоих родителей?

Сначала ей показалось, что Чудовище будет и дальше дуться и промолчит, но потом оно, похоже, задумалось — так, словно раньше эта мысль не приходила ему в голову.

— Родители правили королевством, разумеется, она их знала.

Белль озадаченно потерла виски.

— А сама волшебница была знаменита? Может, она ополчилась на твоих родителей не просто так?

Ужасно не хотелось верить, что женщина, о которой она вдруг так много узнала, оказалась ничуть не лучше вредных фей, ведьм и колдуний из сказок, имевших привычку проклинать людей ни с того ни с сего.

— Теперь-то… какая разница? — проворчало Чудовище.

— А такая, что я заточена здесь вместе с тобой из-за того, что случилось десять лет назад, и, кстати говоря, та волшебница, оказывается, была моей матерью!

Изумление на мохнатой морде Чудовища смотрелось почти комично.

«Нет, на самом деле комично», — решила Белль.

— Ч-что?

— Волшебница была моей матерью, — терпеливо повторила девушка.

Как это странно звучит.

До сего дня она не помнила матери, а теперь у нее в голове появился образ молодой женщины, возможно, лет на десять старше самой Белль. Она выглядела такой прекрасной, одухотворенной и разгневанной… Что же заставило ее устроить маленькому принцу проверку, а затем проклясть?

Необдуманный поступок. Вот как Белль назвала бы такое поведение.

«Ой, — хихикнул внутренний голос. — А приходить в заколдованный замок и предлагать себя вместо отца — это о-о-очень обдуманно. Разве ты подумала о последствиях, поступая подобным образом?»

Белль помахала в воздухе рукой, как будто это помогло бы прогнать неприятную мысль.

— Твоя мать? — повторило Чудовище, очевидно, не в силах прийти в себя от изумления.

Потом завозилось в кресле, точно непоседливая собака, и спросило с надеждой:

— Ты тоже волшебница? Можешь освободить меня от этого уродливого тела?

— Я не волшебница, — мягко сказала Белль. Чудовище огорченно поникло, и девушка с изумлением поняла, что ей очень его жалко. — До сего дня я вообще не верила в существование волшебства, проклятий и заколдованных замков.

Тут как по заказу в комнату, передвигаясь прыжками, влетели две серебряные ложки, аккуратно вытерли маленьким полотенцем несколько пролитых на пол капель чая и опять ускакали.

— Ну… и… где же она? Твоя мать сейчас дома? Можно ее увидеть?

Чудовище с надеждой подалось вперед.

— Я… никогда не знала свою мать, — призналась девушка. — И понятия не имею, где она теперь: мама покинула нас с отцом много лет назад. Мне бы очень хотелось увидеть ее снова, особенно теперь, коль скоро она волшебница. Мне так много нужно у нее спросить.

— Тогда чего ради ты здесь? — проворчало Чудовище. — Твоя мать заявилась сюда и прокляла меня, и вдруг спустя десять лет ты тоже появляешься на пороге. Немного странно, не находишь?

— Пожалуй, что так, — согласилась Белль. — Только я здесь исключительно из-за отца. Филипп, наш конь, вернулся домой без него, и я отправилась на поиски.

— Врешь. Наверняка ты явилась посмотреть, действует ли еще заклятие.

Белль выгнула бровь.

— Я не лгу. Даже и не знаю, с чего мне поступать так, как ты говоришь. Вообще-то не привези я тебя обратно в замок, ты бы замерз насмерть.

Чудовище промолчало — очевидно, сильно расстроилось.

— Что… что мы теперь будем делать? — наконец спросило оно еле слышно.

Белль изумленно посмотрела на него.

Чудовище развело передние лапы в стороны, насколько позволяли веревки, показывая на комнату, замок, а может, и весь мир.

— Мы… заперты здесь. Навечно. Паутина… скоро покроет весь замок, дабы проклятие окончательно свершилось.

Белль посмотрела на потолок, стены, надеясь увидеть там ответ или какую-то подсказку. В свете камина казалось, будто темные углы комнаты танцуют, то приближаясь, то отдаляясь — выглядело это очень зловеще. Девушка вдруг осознала, что охватившее ее тяжелое чувство — вовсе не страх, а ужасная усталость. Казалось, она сейчас в изнеможении упадет на пол.

Разум, за который ее так хвалил отец, вдруг оказался чрезмерно перегружен, переполнен впечатлениями.

Все, чего ей сейчас хотелось, — это сесть тихонько в уголок и подумать, упорядочить разрозненные обрывки воспоминаний о матери.

Например, ей всегда казалось, что у мамы волосы золотисто-каштановые. Примерно как у нее самой, только более рыжего оттенка, но никак не белокурые. Почему она так ошиблась? Даже маленькие дети могут сказать, какого цвета волосы у их родителей. Белль понятия не имела, как пахли волосы мамы. Она совершенно не помнила, чтобы мать держала ее на руках, фактически у нее вообще не было настоящих воспоминаний, только общие представления об идеальной матери, почерпнутые из волшебных сказок и романов.

Новый образ матери, этакого ангела мщения, совершенно не вязался со старым, идеальным образом матери. В видении Белль увидела вовсе не мать, а женщину, человека, к тому же творившего вещи, с которыми Белль не имела ничего общего.

«Ничего общего. У нее никогда не было со мной ничего общего».

Девушка потерла виски и посмотрела на Чудовище.

Ей полагалось бояться, ведь рядом с ней огромный яростный зверь, способный убить ее десятью разными способами. Но он спас ее от волков, а значит, не хотел причинить ей вред. К тому же он разговаривает как самый обычный человек, которого можно урезонить.

Белль подумала о Гастоне — он ведь тоже здоровенный, звероподобный и умеет говорить.

Соображал Гастон куда медленнее Чудовища. Если бы здесь находился сейчас он, их с Белль разговор тянулся бы намного дольше, прошел бы куда менее гладко, и вдобавок этот великий охотник все равно попытался бы на ней жениться. Хоть он и человек, а общаться и договариваться с ним гораздо труднее.

Белль вздохнула и начала развязывать веревки.

Чудовище замерло, кажется, даже дыхание затаило, наблюдая за ее действиями широко открытыми глазами. На его морде явно читалось подозрение.

— Что… Почему ты это делаешь?

Девушка пожала плечами:

— Как ты и сказал, теперь уже все равно. Мы застряли здесь… на какое-то время, так почему бы не доверять друг другу?

Она развязала последний узел, и Чудовище, стряхнув веревки, пошевелило на пробу когтями.

Потом поднялось из кресла, поморщившись и стиснув зубы от боли.

— Если бы мы сумели найти мою мать, — задумчиво проговорила Белль, — если она до сих пор жива, конечно. Возможно, она могла бы снять с тебя проклятие.

— И как же мы ее найдем? — проворчало Чудовище, массируя затекшие лапы.

— У тебя осталось зеркало, которое она тебе дала? — Белль спрашивала, уже зная ответ: она вспомнила, что на столике помимо розы под колпаком находился еще один предмет. Там лежало красивое зеркало с серебряной ручкой. — Оно показывает тебе все, что угодно?

— Волшебное зеркало, — воскликнуло Чудовище, вскидывая брови. — Да! Мы можем спросить у него!

— Отлично, пойдем, спросим волшебное зеркало, — повторила девушка, не в силах поверить, что сказала такое вслух. — Почему бы и нет. А потом, быть может, сходим в лес, навестим ведьму и отломим кусочек от ее пряничного домика.

Чудовище поглядело на нее озадаченно, его брови поднялись еще выше, как темные тучи над синими глазами.

— Не важно, — вздохнула Белль. — Это просто шутка.

И вот Белль снова поднималась по лестнице, направляясь в запретное крыло, только теперь ее любопытство и страх исчезли, сменившись усталостью. Перешептывание теней и поскрипывание живых доспехов уже не наводили на нее ужас, теперь в ее голове вновь и вновь всплывал один и тот же образ: обрамленное белокурыми кудрями лицо, зеленые глаза, горящие недобрым торжеством. И картинка эта девушку совершенно не радовала.

Перед двойными дверями с ручками в виде демонических голов Чудовище на миг помедлило. Это напомнило Белль сцену из какой-то книги, в которой смущенный мальчик показывал девочке дом своей семьи или свою личную комнату, боясь, что гостья заметит какой-то беспорядок вроде выглядывающих из-под кровати носков.

«Как будто есть что-то хуже импровизированных «гнезд», устроенных из раскуроченной мебели, и разбросанных повсюду костей», — саркастически подумала Белль.

Чудовище пропустило ее вперед — неожиданный жест вежливости. Внутри было холодно, занавеси с хлопаньем колыхались на ветру.

Не очень гостеприимный вид.

— Что это за картина? — спросила Белль, указывая на разодранный портрет молодого человека с синими глазами.

Чудовище протяжно вздохнуло, его широченные плечи нависли над головой.

— Это я.

Оно осторожно подцепило когтем свисающие куски холста и приложило их к картине, так чтобы можно было рассмотреть изображенного на картине человека. Принц был высок, красив и глядел на зрителей презрительно, пожалуй, даже с вызовом.

— Волшебница зачаровала портрет, чтобы он взрослел вместе со мной и показывал, как я мог бы выглядеть, если бы остался человеком. Если бы прошел ее проверку. Это… постоянное напоминание о том, каким я мог бы быть.

Белль склонила голову набок и внимательнее пригляделась к портрету.

Картину, очевидно, писал очень талантливый художник: бархатный камзол принца выглядел как настоящий, хотелось протянуть руку и коснуться мягкой ткани. Но вот глаза…

— Не думаю, что тебе стоит из-за этого переживать, — сказала она наконец. — На этой картине изображен высокомерный человек с огромным самомнением.

Чудовище вытаращило глаза от изумления.

— Ну, вообще-то так и есть, — сказала Белль, взмахом руки указывая на лицо принца. — Портрет должен показывать, как ты выглядел бы внешне, но отражает ли он твою нынешнюю внутреннюю суть?

Чудовище с отвращением выронило полосы холста и стремительно отвернулось, бормоча что-то про «бессмысленную болтовню». Несмотря на обстоятельства, Белль едва не улыбнулась.

Порой ей почти нравилось разговаривать с Чудовищем… и хотелось мягко над ним подтрунивать.

Девушка прошла вслед за ним к столику. Ветер стих, и теперь все было на удивление тихо, в воздухе ни дуновения, способного оборвать цветочные лепестки. При виде пустого стеклянного колпака Чудовище резко вдохнуло, потом с видимым усилием отвернулось.

У Белль упало сердце. Во всем случившемся виновата только она. Пусть Чудовищу оставалось всего несколько недель до двадцатиоднолетия, но оно могло бы прожить это время с надеждой. И потом, кто знает? Вдруг магия послала бы сюда какую-то милую крестьянскую девушку, которая сумела бы снять проклятие? Возможно, ее мать заранее все продумала и не собиралась оставлять беднягу навечно в таком состоянии.

С неожиданной для такого огромного существа осторожностью Чудовище бережно подцепило зеркало огромными лапами. На первый взгляд оно казалось простой безделушкой, взятой с туалетного столика какой-нибудь принцессы: серебряная ручка, витиеватые завитушки, переплетенные с мордами чудовищ.

— И что оно может? — вежливо спросила Белль.

— О, оно может показать мне все, что угодно, — с готовностью ответило Чудовище. — Все, что существует в этом мире. Я видел покрытые снегом горы на Дальнем Востоке, искрящийся огнями Париж на Рождество — фестивали, праздничные базары…

Белль заправила за ухо непослушную прядь волос.

— Ты можешь увидеть в зеркале весь мир?

— Да. Смотри! — Чудовище поднесло зеркало поближе, чтобы девушке было удобнее наблюдать.

Сначала в зеркальной поверхности отражалось только недоверчиво хмурящееся лицо Белль. Девушка против воли заправила за ухо очередную непослушную прядку. Ей редко доводилось смотреться в такое высококачественное зеркало, и теперь она с огорчением обратила внимание на несколько крошечных прыщиков на лице. А это что за шрамик рядом с глазом? Никогда прежде его не замечала…

— Зеркало, покажи мне Париж, — приказало Чудовище.

Отражение Белль подернулось туманом, как будто на зеркало подышали. Когда дымка рассеялась, Белль порадовалась, что не она держит зеркало — от удивления она вполне могла бы его выронить.

Она словно смотрела в маленькое окошко, за которым все происходит на самом деле: блестящие экипажи, вымощенные булыжником улицы, модно одетые дамы и джентльмены — она о таких нарядах только в книжках читала! — дома, магазины, фонтаны… А сколько же там людей! Причем самых разных: тут были и величественные аристократки, которых сопровождали одетые в форменные платья горничные, и торговцы в щеголеватых, но залатанных шляпах… а также бродяги, нищие, истощенного вида дети с глазами затравленных зверьков… Они сновали в толпе в надежде заработать пару пенни… или украсть.

Белль потеряла дар речи. Имей она такое зеркало, не тратила бы время на чтение. Можно было бы увидеть весь мир, полный увлекательных историй, не выходя из дома.

Потом она поймала себя на мысли, что непроизвольно наклоняется поближе в тщетной попытке услышать разговоры, ощутить запахи, вдохнуть городской воздух.

И ничего.

Несмотря на красоту открывшейся ей картинки, та оказалась довольно бездушной.

— Это моя любимая вещь, — грустно призналось Чудовище. — Моя единственная вещь. Я могу видеть мир, в который никогда не попаду… в который я мог бы отправиться, будучи человеком.

Белль нахмурилась, глядя, как красивая картинка в зеркале сменяется ее собственным отражением.

— Но… почему же ты не воспользовался этим зеркалом, чтобы разрушить заклятие? — спросила она. — С его помощью ты мог бы найти какую-то девушку… или…

Чудовище коротко рыкнуло и резко поднесло зеркало к лицу Белль.

— Зеркало, покажи мне рыжего мальчика!

Картинка изменилась. В зеркальной поверхности появился ребенок с причудливо деформированными кистями рук: каждая его ладонь заканчивалась всего двумя длинными толстыми пальцами, а искривленные большие пальцы довершали сходство с клешнями омара. Ребенок находился за решеткой и сжимал прутья уродливыми «клешнями», при этом он стоял в бочке с водой. Перед клеткой собралась толпа, народ смеялся и глумился, а один господин даже тыкал в несчастного тростью.

Больше всего Белль ужаснула не беснующаяся толпа, а покорный вид мальчика: он смотрел на людей пустыми глазами, принимая все происходящее с ним как должное.

— Если они обошлись так с ребенком, как думаешь, что они сделают с чудовищем?

Белль прикусила губу. Она не знала, что ответить. Она никогда не сталкивалась с настоящей жестокостью, если не считать глупости и ограниченности жителей ее родного городка. Раньше ей лишь доводилось читать о подобном в книгах.

Белль казалось, что ее сейчас вырвет. Ей хотелось погладить мальчика по щеке. Хотелось…

Чудовище отодвинуло от нее зеркало.

— Тот глупый охотник из деревеньки за рекой тоже наверняка хочет положить мою шкуру на пол у себя дома вместо коврика.

— Гастон? — потрясенно спросила Белль. — Ты говоришь о Гастоне?

— Я не знаю, кого и как зовут, через зеркало ничего не слышно, — сказало Чудовище, встряхивая зеркало. — Он вечно приходит в лес и стреляет во все крупное, красивое и необычное. И вообще во все, что движется. Другие охотники придут, настреляют птиц или завалят оленя… ради пропитания и уходят. Их я могу понять. А этот человек… просто хочет убивать всех подряд и делать чучела. Мясо ему не нужно.

Белль решила не думать сейчас о том, каким тоном Чудовище произнесло слово «мясо». В конце концов, в нем несколько сотен фунтов живого веса, навряд ли оно питается тостами.

— Попытайся я покинуть замок, и со мной поступили бы точно так же. Посадили бы на цепь и показывали в цирке… Это если бы мне повезло, — продолжало Чудовище. — Поэтому я наблюдал за происходящим в мире отсюда. Так безопаснее.

— Безопаснее, но, сидя в замке и глядя в зеркало, проклятие не разрушить, — заметила Белль.

Чудовище нетерпеливо пожало плечами.

— Ты хочешь найти свою мать?

— Да, да, — закивала Белль. — Давай посмотрим.

— Зеркало, покажи мне волшебницу, проклявшую меня!

Зеркальная гладь затуманилась, помутнела, перестав отражать.

— Раньше оно так не делало, — озадаченно проговорило Чудовище и потрясло зеркало, как будто от сотрясения оно перестало бы «барахлить».

— Можно, я попробую? Зеркало, покажи мне моего отца, — приказала Белль, не дожидаясь ответа Чудовища.

В зеркале появился Морис, сидевший в бесколесном экипаже, выглядел он жалко, его сильно качало, и все же он пытался выглянуть в окно и посмотреть на оставшийся позади замок.

У Белль сердце сжалось от горя.

— Папа!

— А он знает, где сейчас твоя мать? — с надеждой в голосе спросило Чудовище.

— Что? Нет. — Девушка рассеянно покачала головой. — Он… никогда о ней не говорил. Я думала, это из-за того, что он сильно по ней тоскует… А теперь мне кажется, возможно, он просто… не помнит маму, как не помнила я.

— Хм-м-м… Покажи мне волшебницу, — велело Чудовище, поднося зеркало поближе к морде.

Однако изображение вновь померкло, снова сменившись странной серой дымкой.

— Но мой отец… — начала было Белль.

— А что с ним не так?

— Я ему нужна…

— Он же вырастил тебя в одиночку, верно? Похоже, он отлично справился. Ничего с ним не сделается, поживет несколько дней один, — заметило Чудовище.

Белль гневно на него посмотрела.

Ее отец не может… Он не… Но ведь он как-то готовил еду, ухаживал за садом, зарабатывал деньги на припасы, которые они не могли вырастить в саду, целыми днями что-то изобретал — и всем этим он занимался до того, как Белль подросла и начала ему помогать.

У нее задрожали губы. Ну конечно, он справится…

«Погодите минутку…»

— Думаешь, он отлично справился? — не выдержав, спросила она.

Чудовище пожало плечами и вдруг страшно смутилось.

Белль обнаружила, что улыбается.

Показалось ей или Чудовище действительно улыбнулось в ответ? По крайней мере, в его глазах ей померещился проблеск улыбки.

Однако в следующий миг они оба вспомнили, что все плохо, и снова помрачнели.

— И что теперь? — поинтересовалось Чудовище, указывая на зеркало.

Но Белль так устала, что ей ничего не приходило в голову.

— Не знаю. День выдался непростой. Я так устала…

На этот раз Чудовище определенно улыбнулось в ответ, хотя и едва заметно.

— Я тоже. Думаю, с тем же успехом мы можем и… спать лечь, — проговорило оно, пожимая плечами.

— Полагаю, у нас есть целая вечность, чтобы что-то придумать, — мягко сказала Белль.

Они повернулись, вышли из комнаты и пошли рядом, бок о бок, не говоря ни слова. Обоим было грустно, и это сближало.

Весь путь до двери в спальню Белль они проделали в молчании.

Девушка уже взялась было за дверную ручку, но потом остановилась. Прежде она всегда знала, что сказать в любой ситуации: она привыкла общаться с жителями деревни и легко находила бойкий ответ, мягкий упрек или веселую подковырку. Теперь же она обнаружила, что очень просто черпать из памяти слова, подходящие к тем или иным обстоятельствам, а вот говорить от сердца — все равно что тянуть тяжелое ведро из глубокого колодца.

— Мне… очень жаль, — тихо проговорила она. — Я очень сожалею. Не следовало мне трогать твою розу.

Она заставила себя посмотреть в глаза хозяина замка — у животных таких глаз не бывает.

Чудовище грустно улыбнулось.

— Ты была моей пленницей. С чего бы ты стала меня слушать. И… Все равно это не имело бы значения… Словом… ты права. Сам я не смог бы разрушить проклятье.

Чудовище посмотрело на свои огромные задние лапы. Тишина повисла в коридоре, точно мягкий снежный покров.

— Спокойной ночи, — сказала в конце концов Белль, открывая дверь и заходя в комнату.

Но Чудовище уже безмолвно ушло, слившись с темнотой.

Замок с привидениями

Стоило Белль закрыть за собой дверь, как в комнате сгустилась тяжелая, почти осязаемая тишина. Девушка прислонилась к твердой деревянной створке и закрыла глаза. Наверное, следовало бы подпереть дверь стулом, но Белль почему-то казалось, что Чудовище сегодня ночью уже не вернется. В таком случае какой смысл баррикадироваться?

Она потерла лицо ладонями, чувствуя себя опустошенной, выжатой как лимон. Потом Белль вспомнила о красивых тазе и кувшине, стоявших на комоде, налила немного воды в подставленную ладонь и протерла лицо.

— Здесь есть полотенце, если желаете, — подала голос тетушка-гардероб у нее за спиной.

Каким-то чудом Белль не подпрыгнула от испуга, а только вздрогнула.

А еще почувствовала себя глупо: рядом с комодом висела симпатичная мягкая мочалка.

— Спасибо.

— Если нужна горячая вода, мы можем немедленно ее принести, — с надеждой добавила тетушка-гардероб.

— Нет, право, не нужно, благодарю вас.

Хотя возможность обтереться горячим полотенцем и впрямь казалась весьма заманчивой.

Дома ей приходилось совмещать кипячение воды с приготовлением завтрака или ужина: у них было всего два горшка, и в одном готовилась еда. Устроенная отцом автоматическая система доставки воды обеспечивала их чистой, свежей, холодной водой в любое время дня и ночи, но, чтобы нагреть ее, приходилось затратить немало сил. Иногда Белль ставила горшок на отцовскую печь, если в ней горел огонь.

Вот только прямо сейчас ей совершенно не хотелось общаться с маленькими одушевленными «неживыми» предметами. Присутствия… гардероба ей хватало за глаза.

Однако не успела она додумать эту мысль, как в дверь постучали. Белль машинально проговорила: «Войдите!» — и лишь потом пожалела об этом.

— Простите, что беспокою, мисс. — В комнату вперевалочку вошел какой-то предмет, сделанный из кожи и металла — Белль даже не успела задуматься, каково его изначальное предназначение. На своей… спине предмет осторожно нес несколько толстых поленьев. Следом за ним скакал Люмьер.

— Я подумал, нам стоит… обеспечить вас всем необходимым, чтобы не тревожить ночью, — сказал маленький канделябр. Его спутник аккуратно сгрузил поленья в очаг, потом повозился с веточками и положил в камин растопку. Люмьер грациозно наклонился и легким движением ладони-свечи поджег ее. Во мгновение ока в камине весело заплясал яркий огонь.

— Спасибо, Люмьер, — тепло поблагодарила его Белль. Разумеется, она и сама могла бы растопить камин и даже почистить, в отличие от принцесс-белоручек, которые, вероятно, жили когда-то в этой комнате. Но она тихо порадовалась, что вещи решили «не тревожить ее ночью».

К счастью, канделябр воздержался от своей обычной болтливости: он отвесил еще один поклон и поскакал к двери. Другой предмет — возможно, это был лакей — последовал за ним.

Огонь весело потрескивал, скорее подчеркивая тишину, нежели нарушая. Белль потянулась, зевнула и принялась расшнуровывать корсаж.

— У меня есть несколько очаровательных ночных рубашек, если желаете, — с готовностью предложила тетушка-гардероб.

— Ах… нет… не сегодня, благодарю, — отказалась Белль. — Не обижайтесь.

— Ну какие могут быть обиды, — откликнулась тетушка-гардероб излишне поспешно.

— День выдался странный… и очень длинный, — сказала Белль так терпеливо, как только смогла. — Я просто хочу… поспать в своей собственной одежде.

Госпожа-гардероб сделала какое-то движение, которое Белль не могла описать: стала словно бы мягче, ее углы округлились, точно резиновые.

— Я понимаю, милая, — сказала она, на сей раз с гораздо большим сочувствием. — Поспите. День и впрямь выдался долгий, даже для нас.

— Спасибо, — вздохнула Белль. Она сняла фартук и верхнее платье, потом рубашку, аккуратно сложила одежду и положила на стул. Если госпожа-гардероб и полагала, что лучше убрать все это в ее ящики, то благоразумно ничего не сказала.

Оставшись в одной сорочке и нижнем белье, Белль приподняла на удивление мягкое и теплое пуховое одеяло и скользнула в кровать.

Она поджала колени к груди, потому что шелковые простыни неприятно холодили кожу, и стала ждать, пока тепло ее тела согреет белье и можно будет вытянуться во весь рост.

Белль думала о матери.

Пыталась выбросить из головы те образы, которые увидела, коснувшись розы, но всплывающие в памяти картины не желали исчезать.

Девушка попыталась сосредоточиться на том, что помнила до сих пор. На обрывках воспоминаний. Ей казалось, что она помнит широкую нежную улыбку, а вовсе не злобный оскал, как у той женщины из видения. Она помнила запах роз и тепло солнечных лучей, ласкающих ее щеки. Розы, солнечный свет и ее мать сливались воедино, как будто составляли одно существо и одно не могло существовать без другого.

Какая же из двух женщин настоящая? Та, которую Белль не помнит, или та, другая, из видения?

Однако не успела она хорошенько над этим поразмыслить, в ее сознании всплыл другой вопрос:

«Которая из этих двух женщин бросила свою маленькую дочь и мужа?»

Белль не могла точно определить, когда именно ее мать ушла. Просто в какой-то момент мать была рядом, а потом ее не стало, хотя Морис находился рядом всегда, как и Филипп, и розарий.

Будучи в добром расположении духа, горожане сочувствовали Белль, дескать, как плохо, что она, бедняжка, выросла без матери. Некоторые даже предлагали взять ее под крыло, дабы научить ее вести себя так, как подобает «добропорядочной» девице. Очевидно, она немного… не соответствует, ведь отец растит ее как мальчишку. И это не ее вина.

Возможно, горожане были не так уж не правы и в их словах был смысл?

Как сложилась бы ее жизнь, если бы мать осталась с ними?

Наверное, перед сном мама расчесывала бы длинные волосы Белль, а дочь рассказывала бы ей о том, как прошел ее день, как ее обижали вредные девчонки из города? Может быть, мама научила бы Белль печь сладости, ухаживать за ногтями и правильно доить коз?

«А может быть, — подумала Белль с горечью, — она научила бы меня, как выращивать волшебные розы, насылать на людей проклятия и стрелять молниями?»

Заманчивая перспектива.

Белль уже давно согрелась, но все никак не могла поудобнее улечься, вертелась с боку на бок, пытаясь отогнать от себя мучительные мысли, от которых раскалывалась голова.

В конце концов сон опутал ее разум, связав хаотично мечущееся сознание, и Белль провалилась в забытье.

И проснулась посреди ночи, как от толчка.

Она понятия не имела, который сейчас час. У Мориса по всему дому были расставлены часы, но она и без них могла определить время по писку и копошению цыплят, домашних животных и ощущениям. Не зря говорят: дома и стены помогают.

Здесь же она не понимала, сколько прошло времени с тех пор, как заснула: пять минут или пять часов.

В комнате стояла непроглядная темень, лишь свет очага выхватывал из мрака оранжевое пятно. Белль почувствовала, что на улице по-прежнему холодно. Царила такая же тишина, как и перед ее отходом ко сну, даже мышь или крыса не скреблись по углам.

За всю свою жизнь Белль случалось просыпаться только в маленьком деревенском доме, в котором они жили с отцом, да в лесу, теплыми летними ночами — иногда они ночевали под открытым небом, отправляясь пополнить запасы. Но даже в лесу ее окружали знакомые звуки вроде стрекотания насекомых и криков ночных птиц.

Белль…

Это не звук: слово просто возникло у девушки в сознании. Словно обрывок воспоминания, идеи, так бывает, когда что-то вдруг услышишь или увидишь, и это услышанное или увиденное напоминает тебе о чем-то давно забытом. Однако если тебя об этом спросят, ты не можешь объяснить, что же это такое.

Белль села.

Гардероб не двигался. Спит? Дремлет? Видит сны?

Едва понимая, что именно делает, Белль спустила ноги с кровати.

На потолке играли тени — их отбрасывали предметы обстановки, озаренные неверным светом очага.

Вероятно. Девушка нахмурилась, прищурилась, обвела взглядом комнату. Не может быть, чтобы в комнате находились маленькие вещи… правда ведь? Или это они бегают туда-сюда между тенями, пронырливые, как дым?

Очень медленно Белль встала с кровати. Потом, поколебавшись мгновение, вытащила из канделябра толстую свечу и зажгла от огня очага, прикрывая пламя ладонью, чтобы оно не погасло.

В последний раз окинув взглядом комнату, девушка открыла дверь и вышла, изо всех сил стараясь двигаться бесшумно.

Белль немного постояла в темном коридоре, чувствуя себя на редкость глупо.

Когда ее глаза немного привыкли к темноте, девушка начала смутно различать неясные контуры предметов. Свеча давала мало света, и все же Белль краем глаза видела, как предметы шевелятся и движутся. Она готова была поклясться, что тонкие усики тьмы начали оплетать стены и потолок.

Белль…

Она прошла в большое фойе, пытаясь следовать за тем, что звало ее (а может, убежать от него). Темный густой ворс ковра приглушал ее шаги, и от этого становилось еще страшнее.

Статуи, которые она поначалу приняла за копии античных, изображали отнюдь не богов и не героев, осознала вдруг Белль, а самых настоящих демонов, оскалившихся и мрачных.

Она остановилась, рассматривая скульптуры. Интересно, они всегда так выглядели, даже когда она впервые попала в замок? И она этого не заметила?

Даже самое нормальное изваяние, изображавшее, видимо, ангела, злобно раззявило рот, показывая острые нечеловеческие зубы.

Под потолком тоже имелись скульптуры, поддерживающие арочные своды: Белль сначала приняла их за алебастровых херувимов, но теперь видела, что у изваяний отвратительные лица и странные закрытые глаза. Свет свечи выхватывал из тьмы отдельные уродливые детали: слепые глаза, клыки, когти.

Девушка отпрянула и спиной наткнулась на какой-то столик.

Почувствовав, что стоявшая на столешнице ваза зашаталась, Белль подхватила было ее… и у нее перехватило дыхание. Ножки столика были сделаны в виде согнувшихся чудовищ: монстры щерили зубы, их злила необходимость держать на спине тяжелую столешницу.

Белль…

Что-то находилось в запретном западном крыле.

Там что-то осталось… они что-то упустили из виду.

Теперь она может входить в злосчастное крыло, вот только ей совершенно не хочется идти туда одной, под покровом ночи. Сейчас она согласилась бы даже на компанию Чудовища. Может, оно сейчас там, мирно спит.

Эта мысль придала ей смелости.

Стараясь не нервничать еще больше, Белль заставила себя идти вперед, как будто это ее выбор. Словно она идет туда, чтобы разгадать какую-то забытую тайну. Как будто это не она трясется сейчас от страха, в одной ночной рубашке, со свечой в руках — ни дать ни взять глупая героиня какого-то романа. Эта мысль тоже ее подбодрила: она же Белль, а не какая-нибудь дурочка.

Девушка начала подниматься по лестнице, потом подумала: «Погоди-ка. А разве не глупо идти куда-то посреди ночи, поддавшись разыгравшемуся воображению?»

Замок давил на нее. Из-за темноты и причудливой игры теней казалось, будто она поднимается в гигантскую клетку… Как тут не вспомнить о белой паутине, опутавшей стены замка?

Лестница все больше напоминала ей путь в ловушку вроде тех крысоловок, что устраивал ее отец.

Возможно, стоило бы просто вернуться в кровать или позвать кого-то из маленьких существ… Белль посмотрела вверх.

Там, на середине лестничного пролета, стояла статуя, состоявшая из веток плюща — так, словно всегда там находилась.

Белль так испугалась, что не могла даже закричать. Она поднесла руку ко рту и прикусила костяшки пальцев. Какая-то плохо соображающая часть ее сознания проговорила: «Ага! Так вот зачем герои книг так поступают. Чтобы не завизжать и не удариться в бессмысленную истерику».

Тающий снег превращался в маленькие лужицы. По какой-то причине наблюдать за медленно падающими каплями оказалось страшнее всего. «Наверное, оно пришло из сада», — мелькнула у Белль безумная мысль. Похоже, под лозами и листьями ничего не было, они сами закручивались и сплетались, образуя некое подобие человеческой фигуры, возможно, женской.

Бесформенные зеленые руки статуи тянулись вперед и вверх в немой мольбе.

Белль, спотыкаясь, зашагала вверх по лестнице, бочком-бочком обошла странное существо, не сводя с него глаз. Оно не двигалось.

Дрожа, Белль поднималась по ступеням спиной вперед и, дойдя по верха, чуть не упала. Вместо ступеньки ее нога встретила пустоту и опустилась на лестничную площадку, так что лодыжка подвернулась. Вскрикнув от неожиданности и боли, Белль пошатнулась и чуть не скатилась с лестницы вверх тормашками. Зато она сумела удержать свечу, но только потому, что смертельно боялась ее выпустить.

Тут девушка осознала, что потеряла из виду статую, и подняла глаза.

Сплетенная из плюща фигура стояла на самом верху лестницы, в каком-то футе от Белль.

Девушка зарыдала.

Руки статуи были опущены, как будто она понимала, что Белль пойдет именно туда, куда ее загоняют, по собственной доброй воле, а само существо здесь лишь как напоминание.

Белль глубоко вздохнула и бегом преодолела последние тридцать футов, отделявшие ее от логова Чудовища. Она уже взялась за бронзовые дверные ручки, выполненные в виде голов чудовищ, как вдруг что-то больно кольнуло ее в ногу.

Она посмотрела вниз: в ее ступню вонзился крупный кусок стекла, из раны медленно текла кровь и капала на пол.

Поморщившись, Белль наклонилась и вытащила стекло. Это был осколок висевшего на стене громадного зеркала — наверняка его разбило Чудовище, увидев свое безобразное отражение.

Белль посмотрела на то, что осталось от зеркала, и подняла свечу повыше. Возможно, полумрак сыграл с ней злую шутку, и все же Белль показалось, что в нескольких оставшихся в раме осколках мелькает вовсе не ее отражение и не лестничный пролет. Нахмурившись, она подошла ближе.

В одном осколке зеркала Белль увидела молодую даму: та направляла пухлую ладошку маленькой девочки, чтобы помочь ей бросить семена в приготовленную ямку…

…В другом осколке та же женщина бросала на девочку листья, и они плавно опускались, точно снежинки.

…В третьем женщина и девочка, одетые в прогулочные костюмы, кружились на месте, взявшись за руки и весело смеясь.

Увиденное потрясло Белль: она вдруг осознала, что это сцены из ее прошлого, что она видит себя и маму. Вот мать обнимает ее, вот бежит за ней следом, а Белль, весело крича, убегает. Вот Морис и мама склонились над кроваткой дочери…

Некоторые осколки показывали маленькую семью в какой-то незнакомой Белль квартирке: в этих сценках Белль была совсем малюткой. Еще там не было розария, зато вдали виднелся зловещий, очень знакомый замок.

Белль так и ахнула. Выходит, она жила здесь? В этом королевстве? И только потом они всей семьей переехали отсюда в их нынешний домик?

Она ничего этого не помнила. Сейчас она как будто наблюдала за чужой жизнью — примерно так она смотрела на людей в зеркале Чудовища. Это совершенно другая семья, все это происходило с кем-то другим, давным-давно.

— Нет, — прошептала Белль. — Почему я ничего этого не помню? Мама? Что все это значит?

Словно в ответ на этот вопрос все осколки вдруг потемнели.

Из темноты проступило одно-единственное лицо: пугающее, призрачное, чудовищное — оно казалось страшнее самого Чудовища, потому что выглядело человеком лишь наполовину. Искалеченное, покрытое шрамами, кровью, разорванное… а то, что от него осталось, пряталось в полумраке.

«Белль… — проскрипело это существо, а потом вдруг бросилось к ней… — Предали, меня предали, не приближайся, берегись, держись подальше от…»

Белль отшатнулась и завизжала.

Она пронзительно кричала и не могла остановиться. Весь ужас, все безумие этой ночи, скопившиеся в ее душе, прорвались наружу. Белль казалось, что это никогда не кончится, что крики, ужас и мрак никогда ее не отпустят.

Большие двери распахнулись, и рядом с ней вдруг оказалось Чудовище. Оно схватило ее огромными, поросшими густой шерстью лапами, и девушка принялась пинаться, отбиваться и завопила еще громче. Тогда Чудовище осторожно подхватило ее под мышки и, держа на вытянутых лапах, быстро потащило обратно в ее комнату.

— Нет! — взвизгнула Белль. — Я ТУДА НЕ ВЕРНУСЬ! Там тени! Слишком темно!

Мысль о том, что сейчас ее запрут в темноте, ограниченной лишь тусклым светом камина, вместе с гардеробом и шепчущими тенями, стала последней каплей.

Чудовище на миг остановилось, а потом отнесло ее в кабинет, в котором она недавно держала его самого связанным. Из углов выглядывали сонные вещи, некоторые подходили поближе к огню и с любопытством смотрели, как Чудовище усаживает Белль на диван.

— Вот, выпейте это, — сказала миссис Поттс. Белль вяло отметила, что госпожа-чайник одета в стеганый чехол-грелку — так только что разбуженный человек мог бы накинуть на себя халат. К Белль прыгнула чашка, и девушка поняла, что это не Чип, а жидкость в ней — не чай.

— Нет, — запротестовала Белль.

— Ma cherie, — мягко сказал Люмьер. — Ну что вы, право? Не кажется ли вам, что если бы мы задумали вас отравить, то могли бы сделать это гораздо раньше?

В голове Белль царил хаос, и все же она увидела в этих словах логическое зерно. Еще она осознала, как странно выглядит ее поведение со стороны: девица бьется в истерике, а вокруг нее собрались одушевленные предметы, причем в настоящий момент они ее единственные друзья.

Она взяла чашку и осушила одним глотком.

— Потихоньку, mon petit chou [моя душенька (фр.)], — рассмеялся маленький канделябр.

Белль не закашлялась и не подавилась. Огненное тепло прокатилось по пищеводу в желудок, мгновенно согрев.

Наконец девушка успокоилась… тикающее лицо Когсворта помогло ей выровнять собственное сердцебиение. Потянуло в сон — все-таки стояла глубокая ночь.

— Не уходи! — прошептала Белль, перед тем как заснуть, умоляя кого-то остаться с ней.

Возможно, даже Чудовище.

Библиотека

В кабинете не было окон, поэтому сюда не проникал свет утра, но и опутавшую замок жуткую паутину тоже не было видно.

Дрова в камине прогорели, оставив лишь красные тлеющие уголья.

Все тени умолкли.

Кто-то укрыл Белль одеялом — неужели шелковым? — и заботливо подложил подушку ей под голову. Несмотря на все случившееся, девушке было на удивление тепло и удобно, хотелось еще подремать… Она чувствовала себя в безопасности.

Каким-то образом Белль догадалась, что уже день и что все демоны и кошмары спрятались туда, откуда явились, в ближайшие двенадцать часов не появятся и бояться нечего.

Белль согнула ногу в колене, чтобы посмотреть на рану.

Та никуда не делась.

Бее случилось на самом деле.

Белль вздохнула.

Она перечитала кучу мрачных готических романов — а из английской литературы больше всего любила «Замок Отранто», — так что нельзя сказать, что все происходящее сильно ее удивило. Как ни крути, а сейчас она оказалась в положении взвинченной, перепуганной героини страшной сказки, которая по ночам бродит по заколдованному замку, видит каких-то существ в тенях и подпрыгивает при всяком звуке.

Вдобавок ей и в самом страшном сне не могло присниться, что свитая из плюща статуя станет красться за ней по пятам, когда она не видит.

Белль потерла лицо ладонями. Жива ее мать или умерла и теперь бродит по этому замку в виде призрака? Может, это она посылает ей видения и воспоминания?

Осколки зеркала показали ей не просто сцены, живописующие идеализированные отношения матери и дочери, которые она могла почерпнуть из любой книги, в одной сцене мать и дочь спорили, а в другой не делали ничего. Картинки в осколках были не очень четкие, словно подернутые дымкой, и все же Белль разглядела, что где-то ее мать хмурится, а где-то у нее растрепаны волосы. Эти детали выбивались из образа идеальной матери.

А как быть с тем, другим домом? Она совершенно не помнит эту крошечную квартирку, похоже, та находилась в городе.

Несомненно одно: все это — фрагменты настоящих воспоминаний, которых она лишилась.

Как же это произошло?

Белль встала, подошла к камину и взяла кочергу.

Потом опустилась на колени и слегка поворошила угли — не потому, что замерзла, просто ей хотелось хоть что-то сделать.

На грани сознания билась какая-то неприятная, навязчивая мысль, и Белль мрачно поморщилась. Она давным-давно избавилась от этой мысли, и вот вам, пожалуйста.

Почему все эти годы она жила без матери? Куда ушла мама?

И еще: возможно, на самом деле Белль очень хотелось, чтобы у нее была мама? Самую малость.

С другой стороны, какая разница, кто расчесывал ей волосы: отец или мать?

Похоже, разница все же есть.

— Доброе утро, дорогая. — в кабинет, разве что не приплясывая, вплыла миссис Поттс. За ней следовал Когсворт: мажордом лично толкал тележку на колесиках, нагруженную завтраком: шоколад, выпечка, ароматный жирный бекон, чашка теплого компота.

— О-о-о, что вы делаете в золе? — закудахтала домоправительница. — Это же работа Джеймса! Вставайте, вы испортите свою чудесную рубашку!

Интересно, подумала Белль, как они узнали, что она проснулась? Какая-то из вещей в этой комнате живая? Она незаметно подала знак остальным посредством телепатии? Или хорошие слуги нутром чуют, когда они нужны?

Как бы то ни было, Белль предпочла бы еще немного побыть одна.

Впрочем, бекон и впрямь благоухал изумительно.

— Вот ваша одежда, — пропела метелочка для пыли, пританцовывая на своих перьях-юбках. Она принесла фартук и верхнее платье Белль, постиранные и отглаженные. — Наша… гардероб подумал, что вы захотите их надеть.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила Белль. — Простите за вчерашнюю ночь.

— О какая ерунда! — воскликнула миссис Поттс. — Вы же впервые остались на ночь в заколдованном замке! Разве можно вас винить?

Белль посмотрела на остальные живые предметы и поняла, что недостаточно бодра, чтобы с ними общаться.

— Я… думаю, мне бы хотелось одеться, — тактично сказала она.

— Ну конечно! — засуетился Когсворт. Он так заспешил к двери, что едва не перекувыркнулся через голову.

— Дайте нам знать, если вам что-то понадобится, дорогая. — Миссис Поттс взмахнула носиком, подавая знак служанке, чтобы та тоже вышла.

Когда дверь за ними закрылась, Белль вздохнула. Целая вечность пройдет вот так? Пожалуй, бекон того не стоит. Она читала, что слуги и придворные боролись за право поутру поднести королеве Франции нижнее белье, пока сама королева, дрожа от холода, сидела на кровати и ждала.

Белль поскорее оделась: кто знает, в какой момент сюда зайдет еще кто-нибудь?

Девушка как раз налила себе шоколада и откусила кусочек круассана, когда в дверь тихонько постучали — причем стучал явно кто-то покрупнее ожившего канделябра, — а потом она слегка приоткрылась.

— Могу я… войти? — тихо спросило Чудовище.

— Входи.

Белль с изумлением поняла, что испытывает облегчение при виде Чудовища.

Определенно хозяин этого замка существо очень необычное, и ситуация, в которой она оказалась, непростая. Да и вообще говоря, неприятно, когда тебя бросают в комнату и объявляют пленницей. И все же, как бы иронично это ни звучало, Чудовище казалось чуточку человечнее, чем его слуги.

— С тобой… все в порядке? — хрипло спросило Чудовище, глядя при этом по сторонам, как будто ему было ужасно неловко.

— Да, спасибо. Надеюсь, такое не будет повторяться каждую ночь на протяжении моего вечного заточения здесь. Шоколаду? — предложила девушка несколько натянуто.

— Нет.

Похоже, Чудовище не умело долго оставаться неподвижным. Оно пересекло комнату, уселось на стул, неловко поерзало, глядя на угли в камине, потом вскочило.

— Я хочу сходить поохотиться, — наконец призналось оно. — И не могу.

Желудок Белль подскочил к горлу. Однако прежде, чем она успела как следует ужаснуться привычкам Чудовища, оно добавило:

— Все ворота закрыты намертво. Выбраться за пределы замка невозможно.

Она в ловушке!

Белль почувствовала, как сердце заходится, сбиваясь с нормального ритма. Решив отвезти Чудовище обратно домой, она сама обрекла себя на вечное заточение.

Девушка сглотнула и постаралась успокоиться. Паникой делу не поможешь. Она медленно села обратно на диван, рядом с аккуратно сложенным одеялом, и сказала:

— Вчера ночью я видела кое-что странное.

Чудовище ничего не ответило, только приподняло бровь.

— Думаю… Будь я чуть более суеверна, подумала бы, что моя мать пытается со мной связаться. Я не знаю, жива она или мертва… но какая-то ее часть пытается до меня достучаться. Предупредить. Пытается пробиться через это проклятие или через… что-то другое. Она сказала что-то вроде «меня предали». И что мне нужно держаться от чего-то подальше.

Несмотря на ее мрачные слова, Чудовище явно повеселело.

— Думаешь, твоя мать до сих пор жива?

— До прошлой ночи я никогда не считала ее мертвой. Я думала, она просто ушла от нас, — призналась Белль. Она сама только что это осознала. А ведь насколько было бы проще, если бы в детстве ей сказали, мол, мама твоя умерла! Грустно, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Несчастная сиротка без матери. Горожане жалели бы ее, а она никогда не задавалась бы ненужными вопросами.

— Думаю, мы жили здесь, — медленно проговорила Белль. — В этом королевстве. Когда я была младенцем. Я видела это в осколках большого разбитого зеркала наверху. И я знаю, что мы переехали в деревню, когда я была маленькой, так что… тут есть смысл.

Чудовище смотрело на нее, не отрываясь.

— И что дальше?

— А дальше… Приходится признать, что могущественная волшебница, способная насылать проклятия, а также управляться с волшебными розами и зеркалами, была очень известна в этом… странном… королевстве. Если, конечно, она отсюда родом, а не просто жила здесь. Если бы мы могли побольше о ней разузнать, возможно, это бы нам помогло. Может, она тебя прокляла, потому что ее кто-то предал? Возможно, если мы это выясним, то сможем упокоить ее дух в мире или как-то задобрить? Если бы мы только могли поговорить с кем-то об этом или хотя бы поискать подсказки в моем старом доме… Вот только мы заперты здесь.

Она в сердцах стукнула кулаком по тележке, так что стоявшая на ней посуда задребезжала. У Чудовища округлились глаза, оно даже слегка отодвинулось.

— Как нам узнать о чем-то, если мы не можем отсюда выйти?

Чудовище нахмурилось: Белль почти видела, как в его огромной, покрытой мехом голове крутятся шестеренки.

— Э-э-э… Из книжки? — наконец неуверенно проговорило оно.

Белль моргнула.

— Какая-нибудь книга об этом королевстве. Историческая хроника. — Чудовище все больше и больше воодушевлялось. — Может, предания? Или… документы?

— Конечно. Только где же мы найдем эти книги?

— В библиотеке. — Чудовище пожало плечами, указывая когтистым пальцем себе за плечо. Жест вышел такой непринужденный, человеческий, что Белль онемела.

А потом до нее дошел смысл его слов.

— Библиотека, — медленно повторила она, припоминая, что Люмьер и Когсворт что-то такое говорили, пытаясь отвлечь ее от запретного западного крыла. — У тебя есть библиотека!

— Oh. Mon. Dieu [Боже мой (фр.)].

Белль застыла на пороге, не в силах сделать и шагу.

Чудовище, которое только что галантно распахнуло перед ней двойные двери, стояло рядом, держа в поднятой передней лапе Люмьера, дабы освещать путь. Теперь и господин, и слуга озадаченно наблюдали за «окаменевшей» гостьей.

Казалось, у этой библиотеки нет ни конца, ни края. В центре огромного зала высился гигантский камин, а вокруг него полукругом выстроились мягкие кресла с высокими спинками, над каминной полкой висел красочный пейзаж, у окон стояли низенькие столики, на каждом из которых лежали огромные фолианты в кожаных переплетах.

А все пространство от камина до двери, у которой стояла Белль, занимали… книги.

От пола до необычайно высокого потолка, куда ни глянь, всюду книги, книги…

Три яруса книг.

Позолоченные балконы и изящные лестницы позволяли читателю взобраться к самым верхним полкам. Белль насчитала двадцать полок, а потом сбилась.

В отличие от остальных помещений замка, темных и мрачных, в этом зале царил свет: пол выложен блестящей мраморной мозаикой, стены покрыты белой и золотистой штукатуркой, посеребренный потолок отражает рассеянный свет, льющийся через большие узкие окна.

За тяжелыми занавесями прятались скамейки, позволявшие читателю укрыться от всего мира и насладиться выбранными книгами.

— БОЖЕ МОЙ!

Белль наконец вбежала в зал и завертелась на месте, у нее голова шла кругом.

— Это словно… словно… Это просто неописуемо! Как целая вселенная! Как библиотека в Париже! Как…

Чудовище тоже вошло в библиотеку, слегка приволакивая кривые ноги, и огляделось так, словно очутилось здесь впервые.

— Как замковая библиотека? — подсказало оно.

Белль уставилась на него, пытаясь понять, не подтрунивают ли над ней. По уродливой морде сложно было определить, серьезно Чудовище или шутит, но девушке показалось, что в глазах его пляшут смешинки.

— Забудь про свое волшебное зеркало, — сказала она наконец. — Если бы я жила здесь, то провела бы всю жизнь в этом зале, читая книги.

— Это же просто… книги…

Чудовище осторожно зажгло свечи в настенном канделябре и поставило Люмьера на пол, позволяя тому уйти.

— «Просто книги»? Это все равно что сказать: «Александрийская библиотека — это просто библиотека». — Белль подбежала к ближайшей полке и запрокинула голову, читая названия на корешках. — Ты не понимаешь. Не представляю, как можно этого не понимать! Смотри: вот древний текст на греческом по астрономии… а рядом — полное собрание трудов Галилео Галилея! Вся эта секция посвящена звездам, планетам и вселенной!

Чудовище стояло, смущенно почесывая шею широкой лапищей.

Белль схватила первую попавшуюся книгу и подбежала к нему, размахивая драгоценным фолиантом.

— А вот труды Коперника. До него люди думали, что это вселенная вращается вокруг Земли, а та, в свою очередь, находится в самом центре. — Она открыла книгу и, перелистнув несколько страниц, продемонстрировала Чудовищу рисунок, на котором были изображены планеты, подписаны их названия, а также указывалась длина их орбит. — Благодаря таким людям, как он, Тихо Браге и Кеплер, мы теперь знаем, что вокруг Земли вращается одна только Луна.

— И все это можно узнать из книг? — спросило Чудовище, забирая у нее фолиант и хмуро вглядываясь в убористый текст.

— Из книг можно получить почти все знания, которыми владеет человечество. А еще можно читать для развлечения, — добавила девушка, подумав. — Не знаю, как я смогла бы прожить в своей родной деревушке без книг. Жизнь там… скромная. Провинциальная. Люди одни и те же, еда простая, слухи и те по десять раз пересказывают… Читая книги, я узнала, что за рекой есть целый мир, а в нем — множество людей, помимо тех, которые насмехались над нами с отцом. Есть ученые, писатели, исследователи и вообще множество потрясающих личностей… Где-то далеко… И все они живут такой интересной жизнью… У тебя было волшебное зеркало, которое показывало тебе жизнь за пределами твоего мирка, этого замка. А у меня были книги. Читать их — это все равно что путешествовать по другим странам. Ненадолго стать другим человеком. Пожить другой жизнью. Они делали мою жизнь менее… грустной и одинокой.

Чудовище полистало страницы и нахмурилось, поглядывая на Белль с подозрением.

— Мой учитель иногда мне читал, — призналось оно, косясь на книгу. — Никогда не любил читать. Мне больше нравилось охотиться и ездить верхом на лошади. Я не знал… Не знал, что в книгах пишут такое.

Потом Чудовище посмотрело на девушку как-то странно и спросило:

— Тебе было грустно и одиноко?

— Да, — кивнула Белль, вдруг смутившись, и поспешила поставить книгу обратно в шкаф.

Хозяин замка все так же озадаченно глядел на нее, словно у нее на лбу был написан ответ на заковыристую загадку.

— Мы здесь, чтобы найти мою мать и твою волшебницу, или как? — Белль сделала лицо построже и провела пальцем по книжным корешкам. Книги были в меру пыльными, но не слишком. Наверное, маленькие живые вещи периодически устраивали здесь уборку, мечтая о том дне, когда в замок придет какой-нибудь книголюб…

Интересно, подумала Белль, есть ли здесь зачарованные книги? Вот бы полистать такую! А еще лучше найти волшебный путеводитель по библиотеке, потому что девушка решительно не понимала, по какому принципу здесь размещены книги. Над полками не было никаких табличек-указателей, и рядом не было всезнающего месье Леви.

— Тут же невозможно ничего найти! — спустя пару минут пожаловалось Чудовище, озвучив ее собственные мысли. Белль его не видела, но потом хозяин замка чихнул, от чего сотряслись книжные полки и лестница, на которой стояла девушка.

— Так, посмотрим… Нам нужны книги по истории… — задумчиво проговорила Белль. — Скажем… перечисление имен древних королей, описания битв, история разделения земель или, возможно, какие-то церковные документы? Некоторые сведения документируют только церковники.

— Тут ничего такого нет. Только целый раздел про пе-ре-пись на-се-ле-ния.

Белль ждала.

Чудовище помолчало и наконец сказало:

— О, кажется, я нашел.

Вечно с книгою в руках

Десять минут спустя они уже сидели у очага — на звон колокольчика явился Люмьер и с помощью покрытой сажей кочерги развел огонь. Есть в библиотеке запрещалось законом, установленным задолго до правления родителей Чудовища, но по настоянию миссис Поттс прибыл уже знакомый Белль столик на колесиках, обеспечив читателей чаем и — по инициативе Люмьера — вином с пряностями.

Вокруг их кресел штабелями громоздились огромные древние фолианты, читало Чудовище не очень быстро, зато обладало недюжинной силой — ему не стоило никакого труда поднять и перенести с места на место опасно шатающуюся кипу толстенных томов.

Какое-то время они молчали, дружно листая каждый свою книгу. Белль время от времени поднимала взгляд от страницы и поражалась, как странно смотрится здоровенный рогатый монстр, который, склонившись над книжкой, прилежно водит когтем по строчкам, шевеля от усердия губами. Девушка едва не хихикнула, мысленно надев ему на нос пенсне.

А Чудовище старалось изо всех сил.

Оно устраивалось в кресле то так, то этак, в какой-то момент даже попыталось перевернуться вверх тормашками и положить задние лапы на спинку кресла. Оно то и дело устраивало перерыв на чай, зевало, заявляло, что пора почесаться, размяться, утверждало, что чует крысу, которую немедленно нужно поймать.

То его задняя лапа начинала отбивать нервную дробь по полу, то дергались уши, и под конец оно принялось мычать себе под нос какой-то противный мотивчик, глядя в потолок, в окно, в огонь — куда угодно, лишь бы не в лежащую перед ним книгу.

— Чудовище, — не выдержав, мягко одернула его Белль и получила в ответ раздраженное: «Прости».

Приходилось признать, что ей самой досталась на редкость скучная книга: «Трактат о пахотных землях и церковной десятине от 1623 года до наших дней». Впрочем, она специально выбирала наименее интересные книги, отдав Чудовищу «Устные традиции княжества, собранные неравнодушным викарием». Наверняка в этой книге найдется какая-нибудь сказка или легенда, которая окажется полезной им и заинтересует Чудовище.

Мечты, мечты.

— Почему ты раньше не искала свою мать? — спросило Чудовище уже через минуту.

Белль отбросила со лба непослушную прядку.

— Не было особых причин. Она оставила нас, когда я была еще ребенком. Мы всегда жили вдвоем, папа и я.

Однако Белль и сама понимала, что прозвучало это вымученно и неискренне. Открытия прошлой ночи заставили девушку посмотреть на свою жизнь под совершенно другим углом и задаться вопросами, которые, как ей казалось, давным-давно быльем поросли.

Например: любила ли ее мама?

Разумеется любила. Вообще-то, судя по видениям, мать Белль очень сильно любила дочь, хоть иногда и теряла терпение.

Так почему же она ушла? Неужели великой волшебнице настолько прискучила жизнь в маленьком провинциальном городке? Может, эта незаурядная, очаровательная, сильная женщина отправилась жить в другое место, по пути творя заклинания и насылая проклятия?

Возможно, она страстно мечтала о приключениях, как мечтала сама Белль?

Чудовище подалось вперед, точно внимательная собака, наблюдало своими большими глазами, как меняется выражение лица Белль, и выжидало, что еще она скажет.

— Думаю, меня заставили ее забыть, — медленно проговорила девушка. — Все, что связано с ней, полностью стерлось из памяти. Думаю, тут не обошлось без магии — именно благодаря ей никто не знает ни о твоем королевстве, ни о тебе.

— Это… последние слова проклятия. Волшебница сказала: «Если не научишься любить других — и если никто не полюбит тебя, — то в тот миг, когда упадет последний лепесток, ты, твой замок и все его обитатели будете прокляты и преданы забвению навечно».

Впервые Чудовище говорило так долго. Оно цитировало по памяти, закрыв глаза — ему явно было тяжело вспоминать о том дне, когда его прокляли.

У Белль сжалось сердце. Да, Чудовище бросило ее отца в темницу, но… с тех пор, как они более или менее… смирились со своим положением, Чудовище не совершило никаких страшных поступков, за которые волшебница могла бы проклясть маленького мальчика.

«Понимают ли одиннадцатилетние мальчики, что значит иметь любовь в своем сердце?»

Молчание затягивалось. Наконец Чудовище открыло глаза и уставилось в раскрытую книгу, и Белль последовала его примеру.

— Эй, эй, Белль, слушай, — воскликнуло Чудовище через несколько минут, легонько постукивая когтем по коленке Белль.

— Что? — спросила девушка, пожалуй, излишне резко — она терпеть не могла, когда ее отрывали от чтения.

Чудовище одарило ее печальным взглядом и жалобно проговорило:

— Кажется, я кое-что нашел.

— Извини. Покажи, пожалуйста. Это отличная новость.

Чудовище кашлянуло и, перехватив книгу поудобнее, принялось читать вслух, водя когтем по строчкам:

— «…И так вода в источнике, что в западной части города, у Священнической горы, снова сделалась доброй, и это дело рук местной женщины, прославившейся среди жителей благодаря своим колдовским умениям. Говорили, что она искуснее всех окрестных ведуний, посему жители обратились к ней с мольбой о помощи. Доподлинно неизвестно, правдивы ли те истории, что рассказывали о ней, или нет, однако ее магические способности уступали лишь ее красоте: у нее золотистые волосы и зеленые глаза, потому-то ее и называли ангелом…» Видишь? — взволнованно сказало Чудовище. — Золотистые волосы и зеленые глаза. Наверняка это она!

— Отлично! — Белль широко улыбнулась. — Что там еще о ней сказано?

Чудовище пробежало глазами текст и помрачнело.

— Ничего. Тут в основном рассказы о феях, лесных жителях и народных целителях, которые лечили лучше городских докторов. Всё вперемешку… кто-то собирал местные предания и упоминания об интересных личностях. Ну, по крайней мере, мы теперь знаем, что это было на самом деле. Это случилось примерно в то время, когда я родился.

— Но… погоди-ка… выходит… — Мозг Белль лихорадочно работал. — Помимо того, что моя мать была волшебницей, существовали еще и… феи и все такое? В этом самом королевстве?

— Конечно. — Чудовище пожало плечами. — Только их было немного и вроде бы они были опасны. Помнится, мать с отцом говорили, как было бы хорошо, если бы вся эта братия убралась куда подальше.

Сначала эти слова показались Белль совершеннейшим варварством.

Как можно желать, чтобы феи ушли? В детстве Белль постоянно мечтала хоть одним глазком увидеть эльфа и читала все книжки про волшебников, какие только попадали ей в руки. А феи, оказывается, все это время жили себе потихоньку прямо у нее под боком!

И все же…

«Если они все были такими же могущественными, как моя мать, и без колебаний разбрасывались проклятиями…» Что же, тогда короля и королеву можно понять. Какую бы обиду ни нанесли ее матери, стоило ли из-за этого уничтожать и стирать с лица земли последнее волшебное королевство на свете?

— Может быть, нам не нужно искать мою мать, — медленно проговорила Белль. — Возможно, нам стоит найти другого могущественного чародея.

Чудовище пожало плечами:

— Так их больше не осталось. Я помню, люди говорили, что она последняя.

— Конечно. Мне следовало догадаться. Хорошо, значит, будем искать маму…

— Как ее звали? Возможно, мы сумеем найти упоминания о ней в налоговых документах?

Белль отложила книгу, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками.

— Не знаю, — тихо призналась она.

— ЧТО? — рявкнуло Чудовище.

Но вздрогнула Белль вовсе не от испуга: до нее вдруг дошел смысл только что сказанных слов. Ей стало холодно и страшно. Мама и папа. Морис и?..

«Как можно не знать имени родной матери?»

— Я не знаю, как ее зовут… Не понимаю, как так вышло, просто не знаю. Помнишь, я говорила, что здесь не обошлось без магии? Держу пари, причина моей забывчивости кроется именно в колдовстве.

Один долгий миг Чудовище смотрело на нее.

Потом это изумленное оцепенение сменилось злобой, и хозяин замка взревел от ярости. Книги, которые Белль отложила для просмотра, во мгновение ока оказались разодраны острыми когтями — только полоски бумаги и кожи во все стороны полетели. Девушка ахнула и отдернула руки, но к ней Чудовище не приближалось.

— Это не самый лучший способ помочь, — пробормотала Белль, вновь обретя голос.

— А искать женщину, имени которой мы не знаем, вообще бессмысленно! — ярилось Чудовище. — ЭТО БЕСПОЛЕЗНО!

— А РАЗВЕ ПОХОЖЕ, ЧТО МЕНЯ ЭТО РАДУЕТ? — Белль тоже сорвалась на крик. — Вовсе нет! Я только что поняла, что не помню имени собственной матери! Разве это не ужасно?!

Уши у Чудовища виновато поникли, оно потупилось и пробормотало скороговоркой:

— Ты права.

Белль покачала головой и потерла виски.

— Ладно. Мы знаем, что когда-то она жила здесь и, очевидно, была довольно известна. Мы знаем, что я родилась здесь, если видение в осколке зеркала меня не обмануло. Значит, если мы покопаемся в книгах о переписи населения, то, возможно, найдем запись о моем рождении или крещении, а также имена моих отца и матери. — Она глубоко вздохнула. — И, вероятно, запись о ее кончине, а также о причине этой самой кончины. Не знаю, чем это нам поможет, но все лучше, чем ничего.

— В этом… есть смысл, — нехотя пробурчало Чудовище.

— Ты можешь начать вон с того тома, справа, — строго сказала Белль, указывая на растерзанный фолиант. — Попробуй хотя бы определить, какие годы там указаны.

Чудовище смиренно повиновалось.

Сначала все сливалось у Белль перед глазами… бесконечные ряды имен налогоплательщиков, крестьян, по большому счету вовсе не достойных упоминания, и огромное количество людей по имени Жак и Франсуа.

В довершение всего девушка поняла, что в документах очень редко упоминаются женщины — там, как правило, перечислялись главы семейств, и почти все они были мужчинами.

Почерк у безымянного архивиста, который вел отчетность, оказался настолько мелкий и убористый, что Белль периодически пропускала смену времен года, а то и смену лет.

В поисках записи о своем рождении Белль просматривала списки людей, живших за двадцать лет до проклятия, и скоро ей в глаза бросилось нечто странное: рядом с некоторыми именами стояли забавные значки. Охваченная любопытством, девушка перевернула несколько страниц, посмотрела записи за разные времена года, пытаясь понять, не являются ли значки обозначением добавочного налога, отметкой о смерти или несут какой-то другой смысл, важный для королевского казначейства.

И ничего не поняла.

Объединяло значки только одно: те имена, рядом с которыми они стояли, больше в списках не упоминались — даже в списках умерших.

Все отмеченные люди были разного возраста и пола, принадлежали к разным профессиям. Белль гадала, что же их всех объединяет.

— Нашла! — вдруг закричала она, на время позабыв о непонятных символах. — Я нашла себя! Запись о своем рождении!

Чудовище беззвучно подскочило, одним хищным движением оказалось у Белль за спиной и заглянуло ей через плечо.

— Белль, девочка, рождена… Ох… — У девушки вытянулось лицо от разочарования. — Отец — Морис. И всё.

Чудовище заворчало, явно намереваясь зарычать, и Белль, не глядя, накрыла его пасть ладонью.

— А как же твоя мать? — приглушенно пробурчало Чудовище. — Похоже, о ней больше нигде не упоминается.

— Каким-то образом она стерла все записи. И мы пока не знаем почему. — Белль вздохнула. — Думаю, такое случается, если член твоей семьи волшебница. Но посмотри, тут кое-что есть. Вот, смотри: имя моего отца, потом пустое место, а рядом вот этот маленький символ, на который я постоянно натыкаюсь. Такое впечатление, что раньше здесь стояло имя моей матери, но его стерли, а этот значок остался. Очевидно, он как-то связан с ней.

— И что? — спросило Чудовище.

— Ты не знаешь, что означает этот символ? Ты видел его прежде?

— Нет. — Чудовище нахмурилось.

— Наверняка это что-то важное. Похоже, все отмеченные этим знаком в дальнейшем исчезают из списков. Видишь? — Она перелистнула страницу, указывая на загадочные символы. — Куда подевались эти люди?

— Свирепствовал повальный мор, — мрачно сообщило Чудовище. — Когда я был ребенком.

— Нет, — сказала Белль, покачав головой, думая, какую из двух толстых книг взять следующей.

Чудовище недоверчиво уставилось на нее.

Тут до девушки вдруг дошло, как ужасно прозвучало это ее «нет».

— Прости! Я не хотела… Не подумай, что я такая черствая. Я лишь имела в виду, что твое предположение не объясняет, почему эти люди исчезли из списков. Смотри: здесь ясно сказано, что человек умер во время эпидемии. И здесь, и вот тут — таких заметок сотни. А люди, отмеченные этим знаком, не умерли… Они просто больше не упоминаются.

— Может, они переехали, как ты.

— Что, все? Думаю, даже с учетом того, что мир волшебным образом позабыл про твое королевство, кто-то наверняка заметил бы массовое переселение людей в этой части света. Крестьяне в моей родной деревне не любят все новое и странное. Они, по крайней мере, пожаловались бы на пришлых.

Повисло удрученное молчание. Белль вдруг показалось, что больше ни в чем нельзя быть уверенной и даже кресло, в котором она сидит, того и гляди сбросит ее и исчезнет. Концы не сходились с концами, отсутствовали факты, на которые можно опереться. И на коленях у нее лежит просто древний бумажный мусор, а все содержащиеся там слова и информация бессмысленны.

— Аларик, — произнесло вдруг Чудовище.

Белль посмотрела на него: хозяин замка смотрел куда-то перед собой остекленевшим взглядом.

— Аларик, старший конюх. Он исчез за несколько лет до… до проклятия. Посмотри, есть ли рядом с его именем такой знак.

— Что значит «исчез»? Что ты помнишь? — спросила Белль, берясь за одну из уцелевших книг.

— Однажды он просто… не явился на службу. И его семья тоже не знала, что с ним приключилось. Мои родители сказали, что я сам виноват. Сказали, я слишком его разбаловал, а он бросил нас и собственную семью ради новой жизни — как всегда поступают подобные ему «типчики», стоит им получить немного золота.

— Как можно говорить ребенку такие ужасные вещи? — поразилась Белль.

— Я и впрямь украдкой совал ему монеты, — призналось Чудовище. — И делал маленькие подарки. Точно так же я потихоньку кормил лошадей морковкой и сахаром. Я не думал, что для кого-то это обернется бедой.

И это ребенок, в сердце которого «нет любви»?

— Ты кормил замковых лошадей тайком? — улыбнулась девушка.

— Я их обожал. Всегда любил лошадей, — грустно сказало Чудовище. — Когда… это все случилось… я их всех выпустил. Увидев меня в таком виде, они обезумели от ужаса.

Странная картина: огромный монстр открывает двери стойл, позволяя своим детским друзьям выйти, и животные галопом мчатся прочь, чтобы уже никогда не вернуться. Потому что они больше не могли выносить его присутствия, теперь, когда он стал зверем.

— Так, посмотрим, есть ли здесь Аларик, — сказала Белль, стараясь, чтобы голос звучал по-деловому. У Чудовища такой грустный вид… — Как его фамилия?

— Поттс.

Белль посмотрела на него в изумлении.

— Что? — переспросила она, сомневаясь, правильно ли расслышала.

— Поттс. Аларик Поттс.

— Как… миссис Поттс?

— Да. Это его жена. А может… вдова.

Белль выронила книгу.

— Все эти существа были настоящими людьми? И Когсворт, и Люмьер?

Чудовище посмотрело на нее как на идиотку:

— Разумеется. Все они мои слуги. А ты что подумала?

— И все эти… люди превратились в вещи из-за твоего проклятия?

— Да, весь замок накрыло, — подтвердило Чудовище, явно удивленное ее реакцией.

— Моя мать превратила полный замок людей в мебель, наказывая тебя?

— Ну… — Чудовище задумалось. — Думаю, она хотела, чтобы они вечно были рядом со мной и не старели до тех пор, пока действует проклятие. Кто знает? А почему… почему ты так огорчилась?

— Одно дело — проклясть испорченного одиннадцатилетнего принца! — простонала Белль. — Я хочу сказать, это тоже ужасно. Но чем все эти люди заслужили такую судьбу?

— Никогда об этом не задумывался, — пробормотало Чудовище. — Это же просто… слуги.

— «Просто слуги». А теперь из-за меня твои «просто слуги» навечно останутся гардеробами и свечками! ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

Она рухнула на кушетку и прижала к лицу подушку. Из глаз потекли слезы.

— Это же не… — начало было Чудовище. — Ты же не знала, — проговорило оно чуть погодя.

Белль понимала, что ведет себя как эгоистка. Жалость к себе ничем не поможет несчастным слугам. Теперь их можно спасти только одним способом: разрушив проклятие.

Она сделала глубокий вдох.

Потом заставила себя сесть и с силой потерла глаза, пытаясь перестать плакать.

Сквозь слезы она заметила, что морда Чудовища пугающе близко, а его нижняя челюсть ходит взад-вперед — хозяин замка явно пытался придумать, что сказать.

Где-то на уровне пола раздалось тихое покашливание.

Они поглядели вниз и увидели Когсворта — тот нервно потирал друг о друга завитушки, заменяющие ему руки.

— Просто решил спросить, будут ли какие-то пожелания относительно блюд для сегодняшнего ужина, — сказал он, еще раз деликатно кашлянув.

— Мы… мы как раз сами собирались заглянуть к миссис Поттс. Мы поговорим с ней об этом, — сказала Белль, пытаясь сохранить остатки достоинства.

Девушка быстро поднялась и вышла из зала: она боялась, что если еще раз посмотрит на Когсворта, то снова разрыдается.

Мисс Поттс теряет чай

Белль шла на кухню, а Чудовище тихо следовало за ней. Последним, неловко переваливаясь с боку на бок, поспешал Когсворт — мажордом явно не мог решить, то ли заговорить с хозяином, то ли оставить его в покое.

Из-за шторы выскользнул Люмьер — Белль могла бы поклясться, что слышала хихиканье, — и с любопытством запрокинул свечу-голову, глядя на странную процессию.

— Всё в порядке, mа cherie? Вам у нас нравится? — поинтересовался он, отвешивая величественный поклон.

— Насколько позволяют обстоятельства, — вежливо ответила Белль, подавив насмешливое фырканье. — Вы были правы: библиотека в самом деле потрясающая. Находиться там — сплошное удовольствие.

Она попыталась увидеть человека в маленьком подсвечнике с тремя рожками, но когда он не двигался, то выглядел как самый обычный канделябр, разве что рожки торчали под неправильными углами. У него не было ни глаз, ни носа, ни рта, даже в пламени свечей. Не может быть, чтобы до превращения его звали Люмьером! Или может? Из книг Дефо и других авторов Белль знала, что в Англии хозяева больших усадеб часто давали слугам другие имена, принимая их на работу. У мужчин-слуг слишком часто встречались имена Джон и Джеймс — не могли же их матери знать лишь эти два имени? Может, Чудовище тоже поменяло своему слуге имя, после того как волшебница его заколдовала?

— Мы идем на кухню, — ласково сказала она, опускаясь на колени. — Хотите пойти с нами? Я могу вас понести…

— О нет, мадемуазель, — проговорил канделябр, снова низко кланяясь. — Я как раз шел… выполнять… свои обязанности…

На этот раз Белль отчетливо услышала за шторой хихиканье. Она постаралась сдержать улыбку и не думать о том, чем могут заниматься предметы обстановки за закрытыми дверями. Никогда уже она не сможет смотреть на письменный столик так, как раньше.

Когсворт стоял, не двигаясь, и определенно глядел прямо на Люмьера. Наверное, подумала Белль, он сейчас сурово хмурится.

— Я не знала, что вы… Мы пытаемся придумать способ снять проклятие, — неловко проговорила Белль. Теперь, когда жизни этих людей зависели от нее, страх провала ужасал ее, как никогда.

— Ну конечно! — храбро закивал Люмьер. Показалось ли Белль, или его голос действительно звучал напряженно? — Там, где есть жизнь, есть и надежда, верно? Пошли, Когсворт, не будем отвлекать молодых людей от работы. Прошу, дайте знать, если вам хоть что-нибудь понадобится, mа cherie!

— Конечно, — сказала Белль. Ничего другого она не могла им пообещать.

Часы и канделябр ускакали прочь, точно два старых солдата, уходящие в закат. При этом они перешептывались, издавая странные писклявые звуки, от которых Белль пробирали озноб и грусть.

Чудовище молча дождалось, пока Белль продолжит путь, и двинулось следом.

На кухне было тепло и уютно — приятный контраст по сравнению с темным коридором и печальным открытием, которое Белль сделала в библиотеке.

Печь что-то ворчала себе под нос, помешивая поварешками в стоявших на конфорках горшках, да время от времени открывала дверцу духовки, регулируя температуру и проверяя, что происходит внутри. Яркий оранжевый свет пламени отражался от идеально начищенной посуды, стоявшей в буфете, в большой лохани плавали в мыльной пене чашки, а порхающая над ними щетка старательно их надраивала.

Миссис Поттс стояла на разделочном столике и давала указания группе столовых приборов, но при виде хозяина подпрыгнула от удивления и ахнула:

— Батюшки! А я только что послала к вам Когсворта, узнать, нет ли у вас каких-то особых пожеланий относительно ужина. Так приятно в кои-то веки принимать настоящего гостя!

Она суетилась, подпрыгивала и булькала. Белль могла бы поклясться, что на ее круглых щеках выступил румянец.

— Мы встретили Когсворта, — вежливо сказала Белль, — но мы все равно хотели зайти к вам и поговорить.

— Всё в порядке? — Миссис Поттс деловито запрыгала к краю стола, чтобы оказаться поближе к Белль. — Чай остыл? Я знаю, в библиотеку нельзя подавать печенье, но если бы вы спросили, возможно…

— Что на самом деле случилось с Алариком? — немного нетерпеливо перебило ее Чудовище.

Белль поглядела на него с возмущением. Ну как можно быть таким грубым?

Миссис Поттс тоже воззрилась на хозяина. Определить ее настроение было труднее, ведь у нее не было ни глаз, ни рта, но Белль предположила, что выражение «разинула рот от изумления» подошло бы как нельзя лучше.

— С моим… мистером Поттсом? — запинаясь, повторила домоправительница.

— Да. Твой муж. Аларик Поттс. Старший конюх. Что с ним случилось? — отрывисто спросило Чудовище.

— Думаю, ваш хозяин хочет сказать, — вмешалась Белль, — что мы пытаемся решить сложную задачу, чтобы разрушить проклятие, и нам помогла бы любая информация об исчезновениях, случившихся много лет назад.

— Аларик Поттс. Старший конюх. Ваш любимый слуга, которого вы всегда выделяли среди остальных, — медленно и спокойно проговорила миссис Поттс.

— Да. Что с ним стало? Родители говорили, что он просто бросил и тебя, и службу. Возможно, из-за меня.

— Из-за вас?.. Он исчез более десяти лет назад, и вы задаете этот вопрос только сейчас?

До сих пор Белль представляла себе домоправительницу как милый толстенький чайник, полный сочувствия, по-матерински заботливый и добрый.

Однако таким тоном домоправительница говорила впервые, и в нем не было ни капли сочувствия. Теперь к хозяину замка обращалась дама много старше его, полная достоинства и праведного негодования.

— Я был ребенком. Столько всего произошло, — ощетинилось Чудовище. — Эпидемия, мои родители…

— Понятно. И все же… сегодня вам впервые пришло в голову поинтересоваться, что же случилось с заблудшим слугой? С вашим любимым заблудшим слугой? — настаивала миссис Поттс, все повышая и повышая голос. — ТАК Я РАССКАЖУ ВАМ про Аларика Поттса!

Она так энергично заскакала к Чудовищу, что ее крышечка с дребезгом запрыгала в такт. Белль хотела протянуть руку и поправить крышечку — еще упадет и разобьется, — но побоялась рассердить женщину еще больше.

— Аларик Поттс был самым добрым, честным, достойным, заботливым человеком из всех, что я когда-либо встречала, — заявила миссис Поттс. После каждого слова у нее из носика вырывалось облачко пара. — Порой он даже был чересчур добрым. Он ко всем относился одинаково, не важно, принц перед ним или гном. Он любил меня, Чипа и всю нашу семью — всех в этом замке. Он любил вас, хозяин, почти как родного сына. И он обожал свою работу в конюшне, души не чаял в лошадях. Не знаю, что случилось в ту ночь, когда он не вернулся домой. Я так этого и не узнала. Этого никто не знает. Он просто исчез, как многие другие. И все же, несмотря на эпидемию и это злосчастное проклятие, я держалась все эти десять лет ради своего сына, потерявшего отца. Полагаю, зная это, вы могли бы проявить немного сочувствия?

Белль украдкой посмотрела на Чудовище: оно выглядело потрясенным… и, пожалуй, слегка виноватым.

— И после всего этого… бульк… приходить… буль-буль… спустя десять лет… бульк… и спрашивать меня…

Миссис Поттс буквально закипала, разбрызгивая воду.

Белль пришла в ужас, она не знала, что делать. Кипящий чай, пузырясь, выплескивался из носика и из-под крышки чайника.

Чудовище, тоже захваченное врасплох, слегка попятилось.

Какое-то время миссис Поттс сотрясалась и булькала, а потом затихла.

Вообще-то она замерла и совсем не двигалась. Просто застыла.

Прошло несколько мгновений. Белль начала беспокоиться.

— Миссис Поттс? — осторожно позвала она.

Девушка взглянула на Чудовище — оно тоже встревожилось.

Чайник выглядел как… обычный чайник. И не скажешь, что он живой.

А потом миссис Поттс вдруг вернулась к жизни, словно ничего не произошло.

— Я… Мне надо отдохнуть. Слишком много всего навалилось, — воскликнула она, одним прыжком развернулась и поскакала прочь, высоко задрав носик, стараясь сохранять достоинство. Чудовище и Белль смотрели, как она спрыгивает на стул, потом на пол, позвякивая, пересекает кухню и скрывается за дверью. Наконец, если судить по позвякиванию, она запрыгнула на полку.

Придворная кухня

Печь принялась с грохотом переставлять туда-сюда горшки, имитируя бурную деятельность, а сама поглядывала на Белль и Чудовище сердитыми глазами-угольками.

Повисло неловкое молчание.

— Я просто… Я всегда думал, что все это моя вина, — наконец нерешительно проговорило Чудовище и тяжело опустилось на ближайший стул. Потом сгорбилось, перераспределяя свой немаленький вес на кривые задние лапы. — Мне было так стыдно, что я не мог ни с кем разговаривать. Я и не подумал поговорить с ней или с Чипом. Боялся, что они меня возненавидят. Я не думал об их чувствах. А они его потеряли.

Чудовище провело по затылку широкой неуклюжей передней лапой, взъерошив мех. Белль подумала о портрете, висящем в западном крыле: будь принц человеком, волосы у него были бы русые.

Она положила руку ему на плечо.

— Думаю, ты можешь объясниться с миссис Поттс позже, когда она успокоится, — предложила Белль успокаивающе.

— Возможно, твоя мать была права, — прошептало Чудовище. — Я всегда считал слуг чем-то вроде… вещей. Эти вещи делали мою жизнь проще. Потому-то она так и поступила со мной.

— Возможно, — вздохнула Белль. Мысль о том, что живых людей использовали для того, чтобы преподать принцу урок, ее возмущала.

Тут Чудовище тихо на нее зарычало.

В следующий миг у него сделался такой глупый вид, что Белль сообразила: рычание исходило не из пасти, а из живота.

— Вообще-то я тоже немного проголодалась, — сказала она, ничуть не лукавя. Пустой желудок недовольно сжимался, и голова чуть-чуть кружилась, просто, увлекшись работой, девушка этого не замечала.

— Мы ведь шли сюда, чтобы поговорить насчет ужина, — пожаловалось Чудовище.

— Ну… — Белль посмотрела на печь. — Пожалуй… нам стоит приготовить ужин самим.

Чудовище уставилось на нее в изумлении.

Белль уперла руки в бока.

— Ты же сам только что сказал: эти слуги всю свою жизнь служили тебе не за страх, а за совесть… А последние десять лет работали, даже потеряв человеческий облик! Они до сих пор прислуживают тебе, готовят ужин, наводят порядок в замке… даже после того, как превратились в ложки, швабры, чашки, а некоторые и подавно стали мебелью. И все это случилось с ними лишь из-за твоего проклятия. Может, пора немного облегчить им жизнь, а?

Чудовище несколько раз открыло и закрыло рот: похоже, подобное предложение напрочь лишило его дара речи.

— Я не умею готовить ужин, — призналось оно наконец.

— Я тебе помогу. Мы приготовим его вместе, — пообещала Белль, направляясь к раковине.

— Готовка. Чтение. Есть что-то, что ты не умеешь делать?

Белль ухватила Чудовище за толстую лапу и макнула в воду.

— О да, я настоящая богиня домашнего хозяйства, — лукаво сказала она. — Видел бы ты, как я делаюсь невидимкой и хожу по воде. Давай-ка найдем тебе фартук.

По правде говоря, можно было бы и не прикрывать потрепанную одежду и густой мех Чудовища. И все же Белль повязала ему на шею скатерть, стараясь отрешиться от мысли, что та напоминает гигантский слюнявчик.

«Вообще-то, если добавить сюда кожаные ремни, Чудовище вполне сошло бы за Гефеста или одного из титанов, помогавших богу в его кузнице на Олимпе».

Вот только они собираются готовить рататуй, а не ковать мечи для героев.

— А еще гречневые блины, пирог с луком и курица… в винном соусе, — задумчиво добавила она, глядя на часы. К счастью, кухонные часы не разговаривали. — Мы не успеем приготовить настоящую курицу в вине или мясное рагу. О-о-о, и тарт-татен на десерт!

Чудовище скептически шевельнуло бровями.

Белль повернулась к плите и сказала извиняющимся тоном:

— Кажется… нам придется прибегнуть к вашим услугам. Здесь нет другой печи.

— Мои умения к вашим услугам, мадемуазель, — сказала та басом, склоняя трубу. Очевидно, до превращения печь была шеф-поваром. — Но только один раз: обычно я никому не позволяю вторгаться в свою епархию.

— Кроме тех случаев, когда ты слишком пьян и того и гляди сожжешь сам себя! — выкрикнул кто-то из кладовки.

— А МОЖЕТ, ЭТО Я ИЗ-ЗА ТЕБЯ ПЬЮ! — отрезал повар-печь. — ИЗ-ЗА ТЕБЯ И ТВОЕГО ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ТМИНОМ!

— Вот и славно, — быстро сказала Белль. — Чудовище, ты пока можешь почистить яблоки.

Она полагала, что управляться с опасными острыми ножами ему понравится больше, чем долго и нудно вымешивать тесто. В самом деле, Чудовище с готовностью схватилось за нож. Увы, тот оказался слишком мал для огромной лапищи, которая, хоть и была пятипалой, не могла сравниться в гибкости и ловкости с человеческой кистью.

Зажав яблоко в одной лапе, а нож в другой, Чудовище принялось снимать с плодов шкурку так, будто обстругивало веточку. Очевидно, когда-то оно любило это занятие.

Однако спустя два с половиной яблока и три пореза — которые оно попыталось скрыть от Белль, — Чудовище сдалось и с такой силой метнуло нож на стол, что тот почти по рукоятку вонзился в деревянную столешницу.

— Бесполезно! — прорычало оно. — Нож слишком маленький. Яблоки слишком мягкие. У меня не получается.

— Хорошо… — сказала Белль, глубоко вздохнув. — Тогда попробуй месить тесто. Это весело!

Она выбрала самую большую миску и попыталась на глазок положить туда верное количество ингредиентов. Чудовищу очень понравилось растирать муку с маслом: его здоровенные неуклюжие лапы отлично для этого подходили. И тесто с когтей оно слизывало, только когда Белль отворачивалась.

Они работали в дружеском молчании.

Интересно, как бы сложилась жизнь, если бы в детстве рядом с ней была мать. Они могли бы вот так же готовить вдвоем, возможно, даже повязывали бы головы одинаковыми косынками…

Конечно, ей приходилось готовить вместе с отцом, но что, если с мамой все было бы по-другому? Или так же?

— Значит… любой, кто… не родился принцем… умеет это делать? — спросило Чудовище, прерывая молчание.

— Более или менее, — ответила Белль, пожимая плечами. — Мой отец умеет. Девочек, наверное, учат готовить больше, нежели мальчиков… но большинство людей могут сами о себе позаботиться.

— Потому что вы выходите замуж и готовите для мужей, — блеснуло познаниями Чудовище — видимо, почерпнуло эту глубокую мысль в какой-то книге. «Экскурс в жизнь селян. Издание для испорченных принцев».

— Точно. Да. Готовим для мужей. — Белль от души замахнулась и одним ударом отделила куриную ножку от тушки. — Милые женушки.

У Чудовища округлились глаза, оно не отрываясь смотрело на расчленяемую курицу.

— Что… что я такого сказал?

— Ой, ничего особенного… — вздохнула Белль. — Я не хочу быть «милой женушкой». Я хочу приключений, хочу… сама стать героиней истории. Вот только окружающие хотят, чтобы я вышла замуж, слушалась мужа, родила семерых-восьмерых детей, стирала его носки… ТВОИ НОСКИ ВОНЯЮТ, ГАСТОН!

Она размахнулась и отхватила вторую ножку.

Если бы ее мать была где-то неподалеку, приехала бы она на свадьбу дочери? Превратила бы всех гостей в свиней за то, что осмелились нарушить покой ее дочурки?

— Гастон? Это тот… охотник, о котором ты недавно говорила? — кротко поинтересовалось Чудовище.

— Это любитель устраивать засады на невест. Жених — любитель сюрпризов. Чурбан неотесанный, вот он кто. — Тут Белль осеклась. Чурбан неотесанный.

А ведь это правда — почему она раньше об этом не подумала?

Нанимать оркестр, заказывать торт, устраивать свадьбу-сюрприз не нормально и не романтично. Особенно принимая во внимание тот факт, что она никогда не отвечала Гастону взаимностью — чего он, похоже, совершенно не замечал. Вся эта выходка — полный ужас и дикость. И в каком-то смысле этот поступок не далеко ушел от заточения в темнице человека, случайно вторгшегося в ваш дом.

— В городе Гастон важная персона, — сказала она более спокойным тоном и отложила нож. — Все мечтают выйти за него замуж. Он высокий, красивый, сильный, отлично стреляет, у него удивительные синие глаза, он всегда душа компании…

Чудовище на секунду перестало месить тесто и посмотрело на девушку. Белль увидела, что морда у него испачкана в муке. Чудовище, проследив за ее взглядом, осторожно слизнуло муку длинным розовым языком.

Белль только покачала головой и возвела глаза к потолку.

— Но если… — смущенно проговорило Чудовище, — если он такой… красивый и идеальный, что все хотят выйти за него замуж, почему он не женится на ком-нибудь другом? На девушке, которая захочет за него выйти?

Белль улыбнулась, покраснела и отвернулась обратно к курице.

— Это прозвучит ужасно тщеславно, но он полагает, будто я самая красивая девушка в городе. Ему нужна не я… он, знаешь ли, просто хочет заполучить «красивейшую девушку в городе». Думает, что достоин этого, раз он самый красивый парень в городе.

Чудовище посмотрело на свои огромные уродливые лапы, перепачканные в муке, потом снова на Белль.

— Ты… красивая, — проговорило оно угрюмо. — Так почему бы тебе не выйти замуж за самого красивого парня? Разве ты не достойна лучшего?

— Кажется, кое-кто совсем меня не слушал. — Белль подбоченилась, но осторожно, дабы не испачкать платье. — Он тупой, невежественный, эгоистичный, убивает животных ради забавы, шумный, совершенно не любит читать…

— Я тоже не люблю читать, — пробурчало Чудовище, уставившись в миску.

Белль вздохнула.

— А еще я большой, — продолжало Чудовище еще тише. — И шумный.

— И определенно отъявленный эгоист, раз перевел весь разговор на себя, хотя изначально мы говорили обо мне, — поддела его Белль, делая вид, что возмущена до глубины души.

Чудовище тут же пошло на попятный.

— Держу-пари-из-тебя-получилась-бы-очаровательная-невеста, — тихо пробубнило оно, с удвоенной силой набрасываясь на тесто, словно больше его ничто в этой жизни не интересовало.

Белль рассмеялась.

— Благодарю. — Об этом она как-то не подумала: интересно, заказал ли Гастон для нее букет или фату? Не мог же он не подумать о том, как будет выглядеть самая очаровательная невеста в городе рядом с самым красивым женихом. Белль улыбнулась, представив, как Гастон договаривается со шляпником, выбирает, что именно заказать…

— ПРОКЛЯТИЕ!

Ее размышления прервал страшный грохот: Чудовище схватило миску с тестом и швырнуло на пол, так что та разлетелась на тысячу фарфоровых кусочков. %ар был такой силы, что тесто расплющило об пол тонким слоем, и через него просвечивала каменная плитка.

Чудовище рычало и фыркало, пока еще стоя на задних лапах, но явно намеревалось опуститься на четвереньки, при виде его оскаленной морды Белль почти испугалась.

— И что это сейчас было? — медленно проговорила она.

— Я повернулся, чтобы взять еще масла, и задел миску! — провыло Чудовище. — Лапой! А миска упала! ГЛУПО! Не стоило мне этого делать!

— Верно, тебе не стоило так поступать. И не стоит вести себя, точно большой испорченный ребенок, который, чуть что не по нем, сразу же закатывает истерику. Сколько тебе лет? Двадцать один? Чтобы принц так себя вел в таком-то возрасте?

— Я НЕ ПРИНЦ, Я ЧУДОВИЩЕ!

Белль обдало горячим дыханием, как будто в летний день повеяло зловонным ветром или рядом кипит, грозя взорваться, плод неудачного эксперимента ее отца.

— Неужели? Тогда зачем вообще заботиться о том, как выглядишь? — Она потянула за золотую застежку его плаща. — Зачем ты надеваешь одежду и живешь в замке, а не в лесу? Зачем борешься с проклятием? Почему бы не сдаться и стать настоящим чудовищем во всем?

Чудовище разевало и закрывало пасть, то ли примеряясь, как половчее откусить девушке голову, то ли не находя слов.

— ЭТО ТРУДНО! — заорало оно в конечном счете.

— Конечно, трудно, тебе же раньше не приходилось готовить, — твердо сказала Белль. — Или ты полагал, что принцам все удается с первого раза?

Она отвернулась и продолжила разделывать курицу.

Чудовище помолчало.

Потом наклонилось и принялось собирать тесто с пола.

— Только попробуй положить это в другую миску, — сказала Белль, не глядя на него.

— Я и не собирался! — тут же откликнулось Чудовище. — Я просто… хочу взять другую миску.

Хозяин замка неуклюже заковылял к мусорному ведру, а Белль не смогла сдержать улыбку.

Ужин подан

Два часа спустя кухня наполнилась всевозможными изумительными запахами. Белль слегка опьянела от тепла, ароматов и страшной усталости. Готовить ужин на пару с Чудовищем нелегко, а заставить его потом прибраться еще труднее. Нет, оно не протестовало, но так и норовило выронить неодушевленную швабру, словно держало ее в лапах впервые в жизни — впрочем, возможно, так оно и было.

Белль вытерла пот со лба. Никогда еще ей не приходилось готовить на такой удивительной кухне. Девушка никогда не стремилась к кулинарным изыскам: еду она воспринимала просто как топливо, которое нужно время от времени забрасывать в себя в перерывах между чтением. «Хотя готовить на такой кухне, как эта, одно удовольствие. Здесь просторно… великолепные приправы… огромная печь…»

— И что же, скажите на милость, тут происходит? — осведомился Когсворт, влетая на кухню такими огромными прыжками, какими только позволяли его деревянные ножки. При виде Чудовища, снимающего импровизированный фартук, мажордом резко затормозил. — О, хозяин, простите, я просто…

Тут мажордома догнал Люмьер.

Канделябр сделал вид, что принюхивается. Белль мимоходом подумала, способны ли одушевленные вещи улавливать запахи и чувствовать вкус еды. Они определенно зрячие, а как у них обстоит дело с другими органами чувств, присущими живым людям? Чего еще их лишило проклятие?

— Так-так, что у нас тут такое? — жизнерадостно изрек Люмьер. — Курица? Грибы? Любовь?

Пламя центральной свечи канделябра замигало, словно он играл бровями. Когсворт стукнул не в меру болтливого приятеля.

Белль улыбнулась.

— Мы с вашим хозяином сами приготовили себе ужин.

Когсворт залепетал:

— Это в высшей степени… Это так…

— Предприимчиво с вашей стороны, — подхватил Люмьер, отвешивая поклон и с любопытством косясь на Чудовище.

— Это не я придумал, но готовили мы вместе, — похвастался его хозяин.

— Ну, тогда мы вас оставим, — сказал Люмьер и замахал на Когсворта свечами-руками, прогоняя. — У нас свободный вечер! Чем бы заняться?

— Э-э-э… сыграем в криббедж? [карточная игра]

Белль поглядела вслед удаляющейся парочке почти с нежностью, потом проверила столовую.

Та оказалась пустой и неуютной. Несмотря на настойчивое требование девушки позволить им с Чудовищем все сделать самим, кто-то уже успел сервировать стоявший в центре столовой длиннющий стол. Чудовище посмотрело на Белль. В ответ девушка улыбнулась и принялась собирать все ложки, вилки и тарелки с одного конца стола, а потом разложила все это на другом конце, так чтобы два места оказались рядом.

Потом они вернулись на кухню, чтобы забрать еду, где застукали миссис Поттс: домоправительница перекладывала блюда на поднос, чтобы подать. Заслышав их шаги, она с виноватым видом обернулась.

— Миссис Поттс, — сказала Белль с легкой укоризной. — Сегодня мы обслужим себя сами. Вы заслужили отдых.

— О, я просто чувствовала вину за недавний инцидент, я просто… — забормотала домоправительница. — Вы великолепно готовите, моя дорогая!

— Пусть и немного elementaire [просто (фр.)], — подсказала печь.

Надо отдать Чудовищу должное: приподняв крышку горшка и вдохнув широкими ноздрями божественный аромат, источаемый курицей, оно не запустило туда лапу — хотя, судя по его виду, отчаянно мечтало это сделать. Вместо этого хозяин замка аккуратно положил крышку на место, разве что прижал чуточку сильнее необходимого. Белль одобрительно улыбнулась. Она собирала остальные блюда, опасно балансируя на одной руке блюдом с луковым пирогом.

Чудовище протянуло лапу и без всяких видимых усилий забрало у нее блюдо так, словно то весило не больше крутого яйца. Девушка засмеялась, Чудовище тоже улыбнулось этой сиюминутной неловкости.

— Ужин подан, — объявила Белль, грациозно входя в столовую.

Чудовище внимательно наблюдало, как она расставляет еду на столе, а потом наполняет свою тарелку, пользуясь соответствующими каждому блюду приборами, и наконец садится. Тут-то Чудовище сообразило, что обслуживать его девушка не собирается.

Оно поспешно ухватило половник и налило себе супа, пролив самую малость.

Белль с аппетитом принялась за еду, наслаждаясь вкусом. Дома-то ей часто приходилось экономить ингредиенты или вовсе обходиться без чего-то.

— Очень вкусно, — сказало Чудовище. — Elementaire, — повторило оно ремарку печи, очевидно, полагая, что это комплимент.

Белль приподняла одну бровь.

— Я не люблю всякие разносолы, — быстро продолжало Чудовище, очевидно, сообразив, что похвала не удалась. — Мне нравится… мясо.

Белль чуть не выронила ложку. А она-то старалась соответствовать высокому кулинарному искусству. «Ну, по крайней мере, я сама ем с удовольствием», — решила она.

Глаза Чудовища вдруг округлились, в них плескался ужас.

Сначала девушка подумала, что оно случайно разгрызло перчинку — кажется, она читала, что собаки не любят перец, — но потом увидела, что Чудовище смотрит куда-то вверх.

Лепестки роз.

Б воздухе медленно кружились черные лепестки роз и в полной тишине опускались в центр стола, на темную деревянную столешницу. В полумраке столовой выглядело это зловеще — словно из морского тумана показался мрачный «Летучий голландец», на мачте которого реет Веселый Роджер.

— Не слишком… романтично, — через силу попыталась пошутить Белль.

А сама мысленно считала лепестки.

У диких роз обычно пять лепестков, у розы центифолии их может быть сотня, а у обычной садовой розы — от двадцати пяти до сорока. Десять лепестков уже упало, и на морде Чудовища отчетливо проступила тревога.

Девятнадцать… Двадцать…

Чудовище побледнело, насколько это вообще возможно, его пасть приоткрылась — так человек, осознав некую ужасную истину, может замереть, приоткрыв рот.

Белль начала подниматься, чтобы собрать лепестки.

Двадцать один.

Лепестки перестали падать.

«Ну конечно. Двадцать один лепесток — это двадцать один год, возраст, до которого можно было снять проклятие».

Вот они лежат на столе, точно черные бархатистые хлопья.

— Я просто… — Белль встала, намереваясь смахнуть лепестки, убрать подальше от Чудовища. Ужасное видение потрясло девушку, и все же в ее душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, она пришла в ужас, с другой — хотела утешить и защитить Чудовище.

Однако стоило ей коснуться лепестков, те замерцали и исчезли — просто растаяли в воздухе, как лепестки настоящей розы накануне.

Все это время Чудовище сидело неподвижно, но Белль заметила, что его когти глубоко вонзились в деревянную столешницу, и поняла: хозяин замка вот-вот сорвется.

— Может, моя мать хотела таким образом что-то мне сказать, — предположила она.

— Или это действие проклятия, — мрачно отозвалось Чудовище. — Оно все больше опутывает замок, чтобы напомнить мне о моем приговоре.

— Так, — сказала Белль, глубоко вздохнув. Она лихорадочно соображала, пытаясь придумать, как сменить тему и отвлечь их обоих от мрачного видения.

Хотя… возможно, не стоит этого делать. Им во что бы то ни стало нужно придумать, как разрушить проклятие, так что призрачные лепестки просто сурово напомнили об этой необходимости. С тем же успехом она могла бы притащить сюда слона, вцепившись в его бивни.

И все же что-то сказать нужно.

— Давай освежим в памяти факты. Во-первых, моя мать прокляла тебя десять лет назад. Мы не знаем, жива она или мертва. Хотя, должна сказать, мне все время кажется, будто здесь витает ее призрак. Мы знаем, что рядом с ее именем в документах стоит странный значок, и этим же знаком отмечены все люди, которые в дальнейшем исчезли из списков. Мы знаем, что Аларик Поттс исчез… проклятие. Я забыла проверить, есть ли рядом с его именем тот символ: слишком сильно расстроилась. Нужно заняться этим сразу же после ужина. Как тебе мои рассуждения?

Чудовище пожало плечами, но, похоже, слова Белль немного отвлекли его от переживаний.

— Звучит разумно. Не знаю, правда, чем это нам поможет.

— Я тоже этого не знаю, но тут кругом загадки… как будто открываешь ящик, а в нем лежит второй, открываешь второй — а там третий. — Белль вздохнула. Она поскребла кончиком ложки по тарелке, поболтала остатки подливки. — По крайней мере… теперь я знаю, что все твои слуги прежде были… людьми. А значит, мы можем спросить кого-то из них, что здесь происходило до проклятия. Это значительно упростило бы нам жизнь.

— Раньше мне и в голову не приходило с ними поговорить, — задумчиво пробормотало Чудовище. — Мать с отцом всегда меня учили… что слуги — просто инструменты… почти как неодушевленные вещи, которыми мы владеем. К ним нельзя слишком сильно привязываться, потому что тогда они попытаются меня использовать… Вот поэтому они так сердились из-за Аларика.

— О, вот как.

Белль положила в рот кусочек курицы, не зная, что еще сказать. Можно ли винить кого-то за его взгляды, если его таким воспитали?.. А потом на десять лет превратили в чудовище. После превращения время для Чудовища словно застыло. Понимала ли ее мать, что проклятие подействует именно так: ничего не исправит, а только еще больше навредит?

Бедняга расплачивается за ошибки родителей.

— Похоже, твои родители были не очень просвещенными и современными людьми, — сказала она наконец.

Чудовище передернуло плечами.

Девушка снова вспомнила слова из видения: «В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей».

— Какими они были? Король и королева?

— Они были моими родителями. Правили королевством. — Чудовище пожало плечами.

— Но… как они правили? Что они делали во время эпидемии? Попробуй вспомнить.

Чудовище перестало жевать и мрачно уставилось в тарелку.

— Они заперли замковые ворота и никого отсюда не выпускали, потому что здесь было безопасно… тут были священники и доктора. Не помню почему. Помню запах благовоний… еще мне не разрешали кататься верхом.

— А что они делали для народа, чтобы облегчить страдания людей?

Хозяин замка посмотрел на нее озадаченно и медленно проговорил:

— Они… закрыли границы. Я огорчился, потому что мне больше не привозили свежие ягоды с севера, которые я так любил. Никому ни при каких обстоятельствах не позволялось въезжать и выезжать, чтобы не дать заразе распространиться.

— Это, конечно, умно. Но устраивали ли они… полевые госпитали? Обеспечивали едой тех, кто из-за болезни не мог выйти из дома?

Чудовище повозило лапой под столом.

— Твои родители делали что-то…

Чудовище вдруг взревело и вскочило из-за стола, опрокинув стул.

— Они делали всё! — прорычало оно в лицо девушке. Белль отвернулась и заслонилась руками, пытаясь защититься — ее внезапно ужаснули желтые клыки и оскаленная морда.

А потом, не говоря больше ни слова, Чудовище удалилось на четырех лапах, расшвыривая в стороны все, что попадалось ему на пути.

Белль окинула взглядом разбросанную по столу еду и разбитые тарелки.

Потом взяла салфетку и механическими движениями принялась медленно вытирать разлитый соус.

«Никогда не забывай, что имеешь дело с чудовищем», — печально сказала она сама себе.

Спросите у посуды

К тому времени, когда Белль закончила наводить порядок, она страшно вымоталась и осталась на кухне совсем одна. Плита, похоже, уснула, предварительно потушив огонь в духовке. Мебель тоже притихла и не двигалась.

Впервые за время своего пребывания в заколдованном замке Белль стало одиноко. Не страшно и не грустно — просто скучно без компании. А ведь, казалось, они неплохо поладили с Чудовищем… Что это вдруг на него нашло?

Девушка потихоньку заглянула в столовую для прислуги. К ее облегчению, большая часть слуг собралась за столом у огня в дальней части комнаты. Миссис Поттс, Люмьер и Когсворт сидели вместе во главе стола. Грабли — предположительно бывший садовник — и ремень для правки бритв пытались играть в карты. Метелочки для пыли, бывшие служанки, и зонтик от солнца сплетничали.

— Добрый вечер! — нерешительно сказала Белль, входя.

Все слуги тут же прекратили свои занятия и уставились на нее.

— О, дитя, вы уже закончили ужинать? — с тревогой в голосе воскликнула миссис Поттс.

— Кажется… я довела вашего хозяина до крайности, — устало ответила Белль. Потом указала на пустой стул: — Можно?

— Это в высшей степени… — начал было Когсворт.

— Да, конечно, — перебил его Люмьер, спрыгивая со стола и отодвигая стул для дамы.

Белль без сил опустилась на стул, одарив Люмьера благодарным взглядом.

— По всей видимости, я только что… совершила необдуманный поступок…

«В точности как моя мать. Она с бухты-барахты прокляла человека, я, не подумав, помчалась в страшный заколдованный замок… Хотя, пожалуй, это не одно и то же».

— Раз уж я здесь, мне хотелось бы перед всеми вами извиниться. Если вы еще не в курсе… Выяснилось, что это моя мать прокляла вашего хозяина и всех вас. И, разумеется, именно я сделала заклятие необратимым. Мне очень, очень жаль.

Те, кто уже обо всем знал, вроде Люмьера и Когсворта, никак не отреагировали — или очень хорошо держали себя в руках. Остальные слуги потрясенно заахали.

— Я чувствую себя ужасно. Не могу передать, как мне жаль. Впервые попав сюда, я не осознавала… что все вы когда-то были людьми. Я думала, что вы… просто ожившие вещи.

— Я христианин, — возмущенно воскликнул Когсворт. — Христианин! Человек, наделенный душой, запертый в этом злосчастном часовом механизме, точно в тюрьме.

— О, полагаю, это твое главное достоинство по сравнению с общим вредным характером, — небрежно заметил Люмьер.

— Мы все когда-то были людьми, — грустно сказала миссис Поттс. — Даже мой мальчик, Чип. Он был совсем маленьким, когда все это случилось, и до сих пор остается таким. Может быть, в каком-то смысле это благо.

— Выходит, вы — дочь той самой великой волшебницы, — задумчиво проговорил Когсворт. — Я нахожу… в высшей степени странным то, что вы сюда вернулись.

— Магия всегда возвращается, — вздохнула миссис Поттс.

Слуги согласно забормотали, а те, у кого имелось подобие головы, закивали.

— Как, простите? — переспросила Белль.

— О, просто так частенько говаривал мистер Поттс, — ответила домоправительница, покачивая носиком. — Любое проклятие, любые чары, даже простенькая кухонная магия не проходят без последствий и… не заканчиваются, даже когда перестают действовать. Всегда нужно заплатить какую-то цену — как правило, платит тот, кто сотворил заклинание.

— Он был волшебником? — вежливо поинтересовалась Белль.

— Мой муж? Нет, — хихикнула миссис Поттс. — Он не принадлежал к числу чаровников. Все его волшебные умения ограничивались способностью ладить с животными, но это не магия, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Подождите… Чаровники? — переспросила Белль, ухватившись за незнакомое слово. — Что это значит?

— Это общее название, — пояснил Люмьер, изображая пожатие плечами. — Так говорят о тех, кто хоть немного отмечен… магией.

— У чаровников могли быть волчьи уши и хвост, — сказала миссис Поттс. — Или привычка парить над землей, а не ходить по ней. К ним относились великие волшебницы, или слабенькие ведьмы, или та странная девочка с рынка, которая не взрослела, а осенью всегда продавала замечательные грибы.

— Феи, — потрясенно сказала Белль, припомнив слова Чудовища. — Чаровники. Они здесь жили.

— Тем наше королевство и славилось, — фыркнул Когсворт. — И гордилось. Поначалу.

— Значит… моя мать… была одной из этих чаровников, — медленно проговорила девушка. — А тот забавный значок рядом с именем моей матери… Я никак не могла понять, что он означает. Власти королевства отслеживали чаровников?

Слуги неуверенно замялись.

— Неофициально, — деликатно ответил Когсворт. — В разные эпохи у чаровников по-разному складывались отношения с королевской властью… Нашим правителям категорически не нравилось, что среди их подданных есть люди намного более сильные и могущественные, чем их собственные солдаты…

Белль напрягла память, вспоминая имена из документов, отмеченные загадочным символом.

— Вам не приходилось слышать имя Жирар? Франсуа Жирар?

Слуги остались безучастными.

— Эми Дюпре?

Вещи покачали головами и пожали плечами — в зависимости от того, кому что позволяла нынешняя форма.

— Кристоф Ламбер?

— Оборотень, — тут же ответил Люмьер. Еще несколько слуг согласно закивали. — И к тому же страшный пьяница! Вся их семейка была к этому склонна. К пьянству, то есть. В основном он был безобиден, если не считать того случая с овцой. Перед новолунием он обычно ударялся в загул, а потом бегал по холмам. Зрелище то еще, особенно лунными ночами.

— Интересно, что с ним стало, — сказал старый садовник. — Некоторым не нравились его завывания, но лично я находил их весьма милыми. Бывало, как взвоет глухой ночью, этак жалобно и волшебно — прямо как в старые добрые времена.

— Да только они все куда-то пропали на третий год эпидемии, — добавил ремень для правки бритв.

— Это было неспокойное время, — сказала миссис Поттс с дрожью в голосе. — Я тогда слегла на месяц, помните? И мне еще повезло! Температура у больного поднимается так высоко, что кажется, будто можно обжечься, если пощупать его лоб. Дышать тяжело, приходится бороться за каждый вздох.

— К тому времени как болезнь пошла на убыль, почти половина населения умерла, — мрачно добавил Когсворт. — Мор косил всех без разбору, не важно, крестьянин ты, король или королева.

У Белль пересохло во рту.

— Король… и королева?

— Да, болезнь унесла их обоих, увы, — вздохнула миссис Поттс. — Хозяин остался сиротой в возрасте десяти лет.

— О… О господи… — Белль потерла лицо ладонями, чувствуя панику и тошноту. — Так они умерли во время эпидемии… Вот почему ваш хозяин так распереживался и убежал. А я-то еще рассуждала, мол, какие король с королевой нехорошие люди… Я такая дура, просто ужас. Идиотка. Нужно найти его и попросить прощения… — Белль начала вставать.

— Не тревожьтесь, — мягко сказал Люмьер, хватая ее за рукав. — Если хозяин сейчас… не в духе, то лучше подождать, пока он успокоится.

— Подождите до завтрашнего утра, дорогая, — кивнула миссис Поттс. — Так будет лучше.

Белль неохотно опустилась обратно на стул. «Разузнать, расспросить, расследовать, — напомнила она себе. — Ты именно за этим сюда пришла, так действуй!»

— Хорошо… Но вы сказали, что к концу эпидемии чаровников почти не осталось. В документах нет записей о том, что их унесла эпидемия…

— Ха! Еще бы, — заговорила метелочка для пыли. — Болезнь их совсем не коснулась, потому что именно они ее наслали. Все это происки какой-то ведьмы!

— Чушь какая, — возразила миссис Поттс. — Ты сама не знаешь, о чем говоришь, деточка.

— Это была обычная смертельная болезнь, только и всего, — твердо добавил Когсворт. — Ничего магического в ней не было. Она поражала всех без разбору.

— Тогда что же случилось с чаровниками? — не отставала Белль.

В комнате вдруг сделалось очень тихо. Вещи не двигались, только мерцали горящие свечи Люмьера да тикал циферблат Когсворта.

— Послушайте, думаю, зная это, я смогу выяснить, как снять проклятие, — умоляюще сказала Белль. — Мне кажется, здесь кроется причина того, почему моя мать нас оставила… или исчезла… Я уверена: она пытается мне что-то сказать, и, если мы хотим попытаться снять проклятие, вы должны мне всё рассказать!

— Король с королевой… не любили чаровников, — медленно проговорила миссис Поттс. — И они были в этом не одиноки.

— И на то имелись причины! — фыркнула метелочка для пыли.

— Как я уже заметил, всегда существовало напряжение между власть имущими и чаровниками, — чопорно проговорил Когсворт. — Обычно все так или иначе улаживалось, но… случались периоды… когда люди были… настроены, скажем так, менее дружелюбно и решительней обычного. Проклятию предшествовал именно такой период. Произошел несчастный случай: молодой парень умер от рук чаровника. Вскоре после этого участились случаи насилия. Многие люди к тому времени уже винили чаровников во всех бедах королевства, будь то засуха, неурожай или падеж скота…

— Или эпидемия, — холодно подсказала горничная-метелочка.

— Поговаривали, будто чаровники уходят, отправляются обратно в Дивные Земли или откуда они там пришли, — вздохнула миссис Поттс. — Только на самом деле они, похоже, исчезали не по своей воле. То молва доносила до нас историю о том, как до полусмерти избили какую-нибудь повитуху, то рассказывали про исчезновение торговца китайским шелком. Милейший был человек, правда, вместо ногтей у него росли когти. Так вот, он просто исчез, а из его дома и лавки ничего не пропало. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что тогда происходило.

— Обычным людям бояться было нечего, — заметила горничная.

— Ерунда, — возразила миссис Поттс. — Подумай о мистере Поттсе. Он тоже бесследно исчез, хотя не был чаровником.

— Подумаешь, — фыркнула горничная. — Вы сами подтверждаете мои слова. Все знали, что он разделяет их взгляды. Если бы он не водился с этими отродьями, то, возможно, не пострадал бы. И не забудьте: вас прокляла чаровница, одна из тех, кого он так любил! Она прокляла всех нас! Мы на своей шкуре убедились, что эти колдуны могущественны и безумны! Как вы можете их оправдывать?

— Этой волшебнице, — терпеливо проговорил Когсворт, — пришлось наблюдать, как ее народ… запугивают и избивают. Она делала то, что считала правильным, и пыталась, в меру своего разумения, защитить их и спасти все королевство. Ты не можешь винить всех чаровников за поступки одного человека.

— Но…

— Мы все теперь чаровники! — сказал Люмьер, указывая свечой на собравшихся за столом слуг. Никогда еще Белль не видела, чтобы маленький канделябр говорил так спокойно и серьезно. — Все это уже не важно! Весь остальной мир забыл о нас, а если бы даже вспомнил, то люди принялись бы выслеживать и убивать нас, объявив дьяволопоклонниками, или посадили бы в клетки и отправили в цирк!

Услышав такое заявление, все вещи принялись переглядываться и нервно ежиться.

— Не понимаю, — пробормотала Белль, подпирая отяжелевшую голову руками. — Жители деревни, в которой я выросла, не верят в магию. Эта деревня совсем недалеко отсюда, за рекой. А моя мать исчезла после того, как мы туда переехали. Значит, она не могла стать жертвой… охоты на ведьм?.. Верно?

— Полагаю, для одного вечера впечатлений достаточно, — мягко сказала миссис Поттс, вразвалочку направляясь к краю стола. Она выглядела уставшей, словно каждое движение давалось ей с трудом.

— Думаю, нам всем стоит отправиться спать, — предложил Люмьер, пытаясь говорить, как раньше, легко и непринужденно.

Все ложки, чашки, швабры, садовые инструменты и прочая одушевленная домашняя утварь, позвякивая, бряцая и цокая, спустилась со стола на стулья, а потом на пол. Некоторые испытывали трудности с передвижением: одна ложка так устала, что ее товарищам пришлось ее нести. Белль с изумлением за ними наблюдала, но тут циферблат Когсворта начал отбивать полночь. Наверное, все живые вещи просто-напросто устали, но не могли показать этого, как сделали бы живые люди. Возможно, магия, позволявшая им двигаться, заканчивала действовать в полночь, как произошло с каретой Золушки.

— Я только уберу несколько блюд, — сказала Белль, тоже вставая.

— Оставьте, дорогая, — ответила миссис Поттс. — Мы разберемся с этим с утречка, на свежую голову.

— Но все это затевалось ради того, чтобы дать вам хоть один выходной! — запротестовала Белль.

— Вы славно потрудились, но этого достаточно — я говорю серьезно, — сказала домоправительница, поворачиваясь туда-сюда, при этом ее носик оставался направленным на Белль. Похоже, так она пыталась изобразить понимающую улыбку. — Вы очень много сделали, чтобы вдохнуть жизнь и принести перемены в этот замок, — столько никто еще не делал для нас за долгие десять лет.

Белль помрачнела.

— Я тут подумала: что, если все ваше королевство было проклято задолго до появления моей матери? Болезни… гонения на чаровников… король и королева, которым нет дела до собственного народа…

Миссис Поттс вздохнула.

— Так было не всегда. Раньше наше королевство было волшебным местом во всех смыслах этого слова. Ну да ладно.

Домоправительница тяжело заковыляла к краю стола, чтобы присоединиться к возвращающейся на кухню процессии вещей. Белль испугалась, что миссис Поттс упадет со стола, и, не раздумывая, подхватила ее и осторожно поставила на пол. Потом запоздало испугалась — не нарушила ли она какое-то неписаное правило проклятых, но в тот момент ей казалось, что она поступает правильно.

На ощупь миссис Поттс оказалась теплой и неподвижной, совсем как обычный чайник. Если бы ее носик не шевелился, Белль ни за что бы не подумала, что держит живое существо.

— Спасибо, моя дорогая, — поблагодарила миссис Поттс и уковыляла на кухню.

Интересно, подумала Белль, кто присматривал за маленькими чашками, пока взрослые вещи сидели в столовой? Няня-кувшин?

Вздохнув — до чего безумной стала ее жизнь! — Белль на негнущихся ногах устало зашагала в свою комнату.

Поднимаясь по лестницам, она крепко держалась за каменные перила, чтобы не упасть, а сама все думала и думала.

В приключенческих книгах не бывает неловких пауз и ситуаций, когда герои не знают, что сказать. В моралите и фарсах редко встречались серьезные обсуждения нетерпимости, стадного чувства, погромов и эпидемий. В научных книгах не описывались застольные откровения об ужасных вещах.

«Жизнь — странная смесь всех этих жанров, — размышляла девушка, — и в ней всё совсем не так радужно и безоблачно, как в книгах».

Когда она зашла в свою комнату, тетушка-гардероб спала.

Или просто затаилась.

Белль медленно разделась и забралась на кровать, за один вечер она узнала столько всего, что голова шла кругом.

Пропитанное злом, страдающее от повального мора королевство.

Король и королева, настолько далекие от народа, что их можно сравнить с Нероном, буквально сидели сложа руки, пока их королевство полыхало.

Волшебница прокляла одиннадцатилетнего мальчика, разгневавшись из-за притеснений, которые терпел ее народ, и нежелания правителей навести в королевстве порядок.

Неужели маленький принц действительно заслужил такую судьбу?

И вот Белль своими руками обрекла себя на вечное заточение в мрачном замке. Если они не узнают, что же случилось с ее матерью, или не найдут другого могущественного чаровника, то Чудовище и все его слуги обречены до конца своих дней влачить жалкое существование в преданном забвению замке, укрытом от остального мира густыми лесами.

«Магия всегда возвращается…»

Перед тем как Белль окончательно погрузилась в сон, в ее сознании мелькнула мысль: раз ее мать наслала это проклятие, то, возможно, именно Белль способна его снять?

Тем временем вдали от замка…

Морис смотрел в окно автоматического экипажа, чувствуя сразу отчаяние, потрясение и сожаление.

Сожаление, потому что, несмотря на ужасающие обстоятельства, он ехал домой в чудесном, волшебном устройстве, которое само выбирало дорогу, не имея ни глаз, ни ушей, при этом шло мерной рысью, как хороший конь. Изобретатель жалел, что у него нет времени и возможности понаблюдать за удивительным безлошадным экипажем, понять, как он работает, потыкать его палочкой. Посмотреть, будет ли он подчиняться кому-то еще, кроме Чудовища.

Потрясение, потому что, мечтая о мире, полном самодвижущихся экипажей, он никогда и помыслить не мог о такой отвратительной насекомообразной штуке. Волшебное транспортное средство не катилось — у него вообще не было колес. Вместо этого оно с ужасным скрипом ползло на длинных, кривых деревянных ногах, словно гигантский таракан.

И отчаяние, потому что необходимо немедленно найти кого-то, кто поможет ему вызволить Белль!

Вот только кого?

Друзей у него нет, и он предполагал, что месье Леви скорее всего не сможет поучаствовать в налете на волшебный замок. Старик лет на двадцать старше самого Мориса.

Где найти достаточно молодого и сильного помощника? Кто сможет собрать отряд крепких парней и отправиться на выручку Белль?

Потом его озарило. Такой человек есть, это же очевидно.

Едва экипаж добрался до главной площади, Морис стал изо всех сил тянуть за ручку дверцы. Впрочем, он мог бы и не тратить силы зря: дверца оказалась не заперта и легко открылась, так что изобретатель вывалился на холодную мокрую брусчатку. Экипаж замер, поскрипывая деревянными ногами.

— Э-эм-м-м… до свидания и спасибо, — смущенно поблагодарил его Морис.

Он не был уверен, как правильно обращаться к подобному созданию, но вежливость еще никому не вредила.

Экипаж согнул все четыре ноги, изобразив нечто вроде книксена или поклона, — наверное, именно так слоны на Ближнем Востоке пригибаются, чтобы наездники могли спуститься с их огромных спин. После чего уполз обратно, по-паучьи перебирая ногами.

Морис вдруг осознал, что идет снег.

Он так задумался, пока ехал обратно в деревню, что не замечал ничего вокруг. Стараясь не поскользнуться на обледеневшей брусчатке, он побежал к пивной.

Завсегдатаи, похоже, сидели там уже довольно долго: громкий смех и пение нарушали тишину сонного городка.

Морис толкнул дверь, и ледяной ветер распахнул створку так сильно, что та с театральным стуком ударилась о стену. Изобретатель не рассчитывал на такое эффектное появление, зато все собравшиеся в пабе бросили свои дела и обернулись на шум.

— Помогите! Люди, мне нужна ваша помощь!

— Морис? — встревоженно воскликнула стоявшая за стойкой пожилая служанка.

— Он забрал ее и запер в темнице!

Будь проклято его косноязычие! Умение красиво выражать свои мысли никогда не было сильной стороной изобретателя… и именно сейчас он отчаянно нуждался в красноречии.

— Кто?

Это заговорил Лефу, дружок Гастона. Неплохой малый, правда, повсюду хвостом таскался за охотником. Невеликого ума, зато до безумия преданный и задиристый.

Именно такой человек как нельзя лучше подошел бы для охоты на Чудовище.

— Белль! Нужно торопиться! Нельзя терять ни минуты!

Изобретатель схватил Лефу за рукав и бросился к выходу, окинув безумным взглядом выставленные у двери ружья и прочее огнестрельное оружие. Им следует хорошенько вооружиться.

— Эй-эй, погоди-ка, Морис! Кто запер Белль в… темнице?

Между изобретателем и Лефу вклинился Гастон. Для такого крупного человека двигался он на удивление быстро. Даже пребывая в полном душевном раздрае, Морис заметил на модных брюках охотника старые, не до конца оттертые пятна. Странно. Неужели Гастон отправился на охоту в парадных штанах и нечаянно свалился в загон для свиней?

Загадка, на решение которой сейчас нет времени.

— Чудовище. Ужасное, страшное чудище! — Морис широко раскинул руки.

Гастон, подняв брови, обвел взглядом завсегдатаев бара — те наблюдали за ним, не отрываясь, стараясь не пропустить ни слова.

— А что… большое попалось чудовище? — спросил один из них.

— Огромное! — Морис содрогнулся.

— А клыки у него острые, длинные? — предположил другой.

— Да! Но оно разговаривало, как человек! И ходило на двух ногах!

— А… какая у него морда? Вытянутая и отвратная? — спросил третий.

— Да, да! — сердито выдохнул Морис. Какая разница, как выглядит Чудовище? Оно опасно и у него сейчас Белль. — Вы мне поможете?

— Ну конечно, — вежливо ответил Гастон. Он дернул подбородком, давая сигнал завсегдатаям бара. — Мы тебе поможем.

— О, спасибо, огромное вам спасибо! — пробормотал Морис, вздыхая с облегчением.

Изобретатель повернулся обратно к двери. Конечно, деревенские — люди сомнительных моральных качеств и никогда не были с ним особенно приветливы, и все же, когда у него случилась беда, они дружно…

Изобретателя вдруг подхватили под мышки и оторвали от пола.

— Мы поможем тебе найти выход! — прокричал кто-то.

Дверь перед ним распахнулась, и Мориса выпихнули на мороз.

— Нет! — пронзительно закричал он, стремительно разворачиваясь.

Однако дверь захлопнулась у него перед носом.

Он изо всех сил стукнул по ней кулаком, потом еще и еще.

— Нет! Я его видел! Я видел Чудовище! — завопил он. — Почему никто меня не слушает?

Из окна высунулся Гастон, в последний раз глянул на изобретателя и захлопнул ставни, пробормотав:

— Старый псих Морис… хм-м-м…

— Я не сумасшедший! — заорал изобретатель. — Неужели никто мне не поможет?

Но городок мирно спал, жители вместе со своими любимыми семьями надежно укрылись за крепкими дверями и закрытыми ставнями.

— Тогда я отправлюсь выручать дочь в одиночку, — тихо пробормотал отец Белль, осознав, наконец, что случилось. Да, он был мечтателем, но ни один изобретатель не добьется успеха, если откажется от своей мечты. Если у тебя что-то не выходит, когда ты, например, не понимаешь, как поведет себя металл или с какой силой пар давит на поршень, ты должен немедленно остановиться и подумать, в чем причина неудачи, а потом попробовать решить поставленную задачу по-другому. Трудолюбивый, смекалистый, упорный — вот как можно охарактеризовать любого успешного изобретателя.

Морис повернулся и решительно зашагал к дому под покровом холодной снежной ночи.

Если бы сейчас рядом с ним была жена, она бы его поддержала. Он… смутно помнил, что в такие моменты она очень ему помогала… пусть он и не помнил, в чем заключалась эта помощь.

Прежде она этого не замечала

Черно-синее небо на востоке посветлело, до рассвета оставалось еще не меньше часа. Огонь в камине прогорел до углей, и Белль сообразила, что проснулась из-за того, что у нее замерз нос. Повернувшись в постели, она с удивлением увидела, что рядом с камином нет ни одного полена.

В следующую секунду ей стало ужасно стыдно: всего два дня в замке, а она уже ждет, что ее будут обслуживать вовремя!

«Ничего страшного, ты и дома просыпалась зимой от утреннего холода», — сказала она сама себе. Потом закрыла глаза и рывком соскочила с кровати.

Как будто в ледяное озеро нырнула.

Девушка поспешно положила одеяло на место, надеясь, что оно сохранит тепло к тому моменту, когда она вернется с поленьями. Ледяной пол не обжег босые ступни: перед кроватью лежал толстый ковер. Белль с тоской подумала о том, есть ли в гардеробе теплая одежда, но открывать его, пока тот спит, не решилась. В конце концов, тетушка-гардероб тоже заколдованный человек и имеет право на отдых.

Поэтому девушка, дрожа, обхватила себя руками за плечи, сунула босые ноги в туфли и приготовилась к долгому путешествию до кухни и кладовок.

Но когда она открыла дверь, за порогом стояла статуя.

Белль сдержалась и не завизжала, зато отпрыгнула назад. В такую рань девушка еще не успела толком проснуться, а из-за холода могла думать только об одном: как сильно она замерзла.

На этот раз листья расположились более продуманно, тщательно копируя черты человеческого лица… или нечеловеческого… На память Белль пришли изображения Зеленого человека, которые она видела в книгах про древние английские церкви: широкие листья, точно грива, обрамляют лицо, листья поменьше образуют плоский нос и незрячие глаза. Плющ, обвивающий «ноги» существа, был покрыт белым инеем. «Значит, оно пришло с улицы».

— Что за… Это еще что такое?

Если до этой секунды Белль еще раздумывала, не снится ли ей сон, то простые слова озадаченной тетушки-гардероба развеяли ее сомнения.

Белль обернулась и приложила палец к губам. Она не хотела, чтобы ей помешали.

— Тебя послала моя мать?.. — спросила она, снова поворачиваясь к нежданному гостю.

За эти несколько секунд статуя успела поднять руку и теперь указывала зеленым пальцем куда-то за спину Белль.

Девушка обернулась, но ничего не увидела.

— Окно?.. — спросила она, снова поворачиваясь к двери.

Статуи там уже не было.

— Страх-то какой, — пробормотала тетушка-гардероб.

Белль не ответила, решив, что нельзя терять время и вежливостью можно пренебречь. Она подошла к окну.

Бледные нити паутины уже добрались до него, затянув стекло толстой сетью. Испугавшись, Белль прижалась лицом к стеклу, пытаясь разглядеть, какую часть замка успела поглотить паутина.

Оказалось, довольно большую. Толстые, как веревки, нити покрыли все внешние стены, а от них во все стороны тянулись тонкие побеги-щупальца, ползли по земле, точно ища новые вертикальные поверхности, на которые можно взобраться.

Белль содрогнулась и постаралась не поддаваться острому приступу паники. В конечном счете замок полностью скроется под толстым слоем паутины, и тогда уже никто не сможет выбраться наружу.

Потом девушка заметила, что за окном как-то уж слишком туманно. У нее ушло еще несколько мгновений, чтобы понять: она смотрит на тонкий слой льда, зажатый между двумя белыми нитями паутины. По ледяной поверхности прошла рябь, и в следующий миг Белль поняла, что видит не двор замка, а свой собственный дом. Стоит ночь. Какой-то темный силуэт приближается к дому, нет, два силуэта: всадники. Они мчались на огромной скорости, но в самый последний миг остановились, так что кони поднялись на дыбы и протестующее заржали.

Белль отпрянула, напуганная странным видением. Она не сомневалась: там происходит что-то ужасное.

Ехавший первым всадник спешился, потом подошел ко второму и помог ему слезть с коня… Это был высокий грациозный юноша, он спустился на землю легко — словно текучая вода. Все это Белль разглядела потому, что дверь домика приоткрылась и из нее заструился желтый свет.

— Нет! Не выходите! — не выдержав, прошептала Белль. Но ее мать уже стояла в дверном проеме и говорила с первым всадником — тот, похоже, нервничал. Потом к ним подошел Морис, пожал всаднику руку…

После чего видение началось сначала.

— Нет, — в замешательстве проговорила Белль. — Что это? Что там происходит? Это какой-то родственник? Они оба наши родственники? Это мой дядя? Что происходит? Почему ты мне это показываешь? Это он тебя предал? Ты переехала отсюда, чтобы укрыться от смерти и жестокости, а он тебя выследил?

— Понятия не имею, дорогая, — зевая, пробормотала тетушка-гардероб. — Но если выяснишь это, дай мне знать. А я, пожалуй, еще немного посплю… удачи…

Белль стояла и просматривала видение снова, и снова, и снова, совершенно позабыв о дровах. Кажется, прошло несколько часов. Наконец, когда во рту у нее образовался отвратительный привкус, а ноги потеряли чувствительность, она вернулась обратно в кровать и свернулась калачиком под одеялом.

* * *

Когда Белль проснулась во второй раз, солнце стояло высоко, заливая комнату желтым искрящимся светом.

— Доброе утро, мисс, — оживленно проговорила тетушка-гардероб. — Вы выяснили, что это была за статуя?

— М-м-м, нет… — ответила Белль, с трудом подбирая слова. — Мне кажется… У меня такое чувство, словно весь замок… Словно моя мать повсюду. Не знаю, жива она или мертва, только кажется, будто всё здесь наполнено ею… ее воспоминаниями. Как будто здесь витает ее… душа. Она определено пытается мне что-то сказать.

— Жаль, что она выбрала для этого такой жуткий способ. Ваше старое платье постирано, отглажено и готово к носке, — отчиталась тетушка-гардероб, радостно распахивая дверцы. Внутри действительно висело платье Белль, чистенькое, накрахмаленное, почти как новое, кипенно-белые фартук и рубашка разве что не блестели.

Рядом висело, искрясь и мерцая, золотисто-желтое бальное платье с такими длинными рукавами-фонариками, что из каждого вышел бы целый палантин, и накидка из такой же ткани, с меховой отделкой.

— Ночью шел снег, — проворковала тетушка-гардероб невинным тоном. — Я подумала, вдруг вы захотите покататься на коньках или…

— Покататься на коньках? Не знаю, заметили вы или нет, но мы все здесь в ловушке. Из замка не выйти. Не думаю, что в ближайшее время мы сможем выбраться на реку.

— О, в замковом дворе есть декоративный прудик. Держу пари, он уже замерз.

Ха. Вот это интересно. Пожалуй, если она свихнется в ближайшие пару месяцев, ей, по крайней мере, будет чем заняться.

— Спасибо, — поблагодарила Белль, снимая с вешалки свое старое платье. — Возможно, попозже.

У нее и без того слишком много дел: нужно узнать, что стало с матерью, снять проклятие, выяснить, куда пропали чаровники — тут уж не до фигурного катания.

Девушка так быстро спускалась по лестнице, что едва не прошла мимо целой колонии бледных поганок, беззастенчиво прорастающих на ступеньках. Наконец она заметила самые яркие шляпки и остановилась, чтобы получше разглядеть грибы.

Казалось, они растут прямо из серых прожилок на мраморных плитах. Узоры из крапинок на их ножках и верхние части шляпок походили на маленькие личики, которые кто-то закрыл тканью: перед смертью они беззвучно кричали или пытались что-то сказать.

Желудок Белль подпрыгнул к горлу. Рисунок на некоторых грибах слабо шевелился, навевая мысли о живых мертвецах.

«Постойте, — подумала Белль, — ведь моя мать занималась растениями. Плющ и розы. Грибы — это же, строго говоря, не совсем растения, правда? У них и листьев нет».

— Мне нужно что-нибудь съесть, — сказала она вслух. Тогда она сразу почувствует себя лучше, да и желудок успокоится. Дружеская болтовня с миссис Поттс, бекон и жаркий огонь в печи непременно поднимут ей настроение.

Однако, зайдя в кухню, девушка обнаружила, что там так же холодно, как в ее комнате. Огонь в печи почти погас, кругом тихо, никого нет.

Не могут же слуги до сих пор спать? Или могут? Или они переборщили с волшебным вином, специально предназначенным для одушевленных вещей, и теперь спят беспробудным сном?

— Доброе утро! — воскликнула Белль бодро.

Нет ответа.

В замешательстве она оглядела кухню. Вон там, в буфете, определенно стоит миссис Поттс: большой белый чайник, сиреневая крышечка с розовой отделкой. Однако округлые фарфоровые бока чайника не двигались, только матово поблескивали.

Рядом на полке стояли чашки, ближе всех к домоправительнице находился Чип. Как будто кто-то заботливо поставил его рядом с матерью.

— Миссис Поттс? — тихо позвала Белль и легонько постучала по стеклу костяшками пальцев. — Эй?

Нет ответа.

Белль прошлась по кухне, медленно повернулась, осматриваясь. На первый взгляд самая обычная кухня, ждущая, когда придет человек и вдохнет в нее жизнь.

Чувствуя легкую панику, Белль нервно провела рукой по волосам. Может, она всё еще спит?

Или наконец проснулась?

Что, если она просто несчастная сумасшедшая, заблудившаяся в заброшенном замке, а говорящие чайники и канделябры всего лишь плод ее больного воображения? Что будет, если она сейчас побежит наверх, поговорить с гардеробом? Тот окажется обычной деревянной мебелью?

В буфете что-то шевельнулось.

Белль едва не разрыдалась от облегчения, увидев, как миссис Поттс встряхивается и оживает.

«Я не сумасшедшая, и это уже хорошо».

Странно думать, что кухня светлеет, но именно это она и делала. В печи загорелся яркий огонь, все стулья распрямили спинки и выстроились в ряд, свечи в канделябрах зажглись сами собой.

Миссис Поттс заметила Белль и, всполошившись, выпрыгнула из буфета.

— Ах, батюшки мои, мне ни разу не случалось проспать за все время службы здесь! — воскликнула она. — Ставьте чайник! Боже, как здесь холодно! Дорогая моя, мне так жаль! Мы сейчас же подадим вам чего-нибудь свежего и горячего! — Она спустилась на стол и завертелась, по ее команде Чип, молочник, тарелка с кексами и серебряный колпак выстроились на подносе. — Сегодня чудный день… Держу пари, еще до полудня солнце растопит весь снег. Но мы сейчас нальем вам горячего шоколаду, чтобы разогнать утренний холод!

— Спасибо. Обожаю горячий шоколад. Мне редко удавалось его достать.

— Я тоже люблю шоколад! — пискнул Чип. — Я немножко чувствую его внутри чашки, — доверительно сообщил он.

Мальчик-чашечка был такой милый и… живой. Внутренне содрогаясь, Белль подумала, что испытывал маленький мальчик, которого превратили в чашку.

— Сколько тебе было лет, когда… все это произошло?

— Пять! — ответил Чип, надуваясь от гордости.

С печи спрыгнул медный горшок и осторожно забрался на стол. Мальчик-чашка стоял неподвижно, решив, очевидно, показать, какой он уже большой и как серьезно относится к делу, пока в него наливали густой, обжигающе горячий шоколад.

— Какой ты молодец, — похвалила Чипа Белль, беря чашку в руки. Она сделала маленький глоток, и Чип хихикнул. Потом девушка ухватила пару кексов. — Мне нужно быстро поесть и бежать: я хочу вернуться в библиотеку и продолжить поиски. Не думаю, что вам известно имя волшебницы, проклявшей замок… Имя моей матери?

Миссис Поттс горестно покачала носиком.

— Как это ужасно — не знать имени собственной матери! Боюсь, я тоже не знаю, как ее звали. Хотя, должна сказать, я абсолютно уверена, что мистер Поттс это знал. Он кое-что говорил… правда, все больше намеками… К тому времени стало опасно иметь в друзьях чаровников, особенно если вы жили в замке. Впрочем, эту волшебницу здесь хорошо знали… попробуйте порасспрашивать остальных. Она трижды приходила к королю и королеве. Три — магическое число.

— Что? — Белль подалась вперед. — Почему? Почему она приходила так часто?

— Ну, в последний раз она явилась проклясть нас всех, — проговорила домоправительница с суховатым смешком. — Во второй раз король с королевой вызвали ее сами — просили помочь защититься от эпидемии.

— Она помогла? — с замиранием сердца спросила Белль.

— Нет, — вздохнула миссис Поттс. — Не уверена, что это было ей под силу. Как бы то ни было, она отказала правителям и удалилась в гневе, если верить Люмьеру.

Белль показалось, будто ее с размаху пнули в живот. И она еще обвиняла родителей Чудовища в бессердечии… Это при том, что ее собственная мать отказалась помочь больным.

— А зачем она приходила в первый раз?

— Чтобы благословить ребенка… принца, Чудовище, в день его рождения. Так поступали феи в стародавние времена. О-о-о, хотела бы я на это посмотреть!

— Как… странно, — пробормотала Белль, пытаясь свыкнуться с мыслью, что ее мать пожелала благословить принца, которого впоследствии прокляла.

— Ну, король с королевой не позволили ей этого сделать. Они сказали, что это пережиток прошлого или что-то в таком духе. Хотя, на мой взгляд, они поступили глупо, — заявила домоправительница, пыхая паром из носика. — Можно сколько угодно быть современным и отрицать магию, но если уж волшебница добровольно предлагает благословить твое дитя… только дурак от такого откажется! Таково мое мнение.

«Не позволили ей…»

Белль почувствовала, как начинает болеть голова. Несколько дней назад у нее не было матери, зато теперь есть, да еще какая. Наверное, так чувствует себя человек, который обнаружил, что страна, в которой он живет, на самом деле находится на Луне и управляется по совершенно другим законам и порядкам.

«Нет», — поправилась Белль. Все еще сложнее. Образ матери, который Белль долгие годы лелеяла в памяти, не шел ни в какое сравнение с грозной матерью-волшебницей.

Подумать только: Белль — тихая деревенская девочка, книжный червь, — оказывается, дочь женщины, которая сначала раздавала проклятия и благословения направо и налево, точно конфеты, а потом захватила целый замок и теперь повсюду незримо присутствует. Каково, а?

Все это невозможно… наверное, произошла ужасная ошибка.

«Что же, — храбро сказала сама себе Белль, — пусть у меня нет таких волшебных сил, зато мне достались от матери сила воли и хитрость. Я лучше кого бы то ни было подхожу для этого дела… Правда же?»

— Спасибо, — поблагодарила она миссис Поттс перед тем, как уйти.

Поднимаясь по лестнице в столовую, Белль на ходу жевала кекс — тот был еще теплый и буквально таял на языке, оставляя приятное послевкусие лимона с ванилью. Быстро прикончив первый кекс, девушка сразу же принялась за второй, успокаивая себя тем, что нужно все доесть до того, как она войдет в библиотеку, раз туда нельзя приносить еду.

Чип хихикал, когда Белль отпивала шоколад, и старался не раскачиваться слишком сильно. Горячим шоколадом очень легко обжечься.

Белль распахнула двойные двери библиотеки, представив, что делает это впервые. Здесь было столько новых для нее книг, которые можно читать, уютно устроившись в кресле холодным зимним днем. Даже, пожалуй, чересчур много. Девушка прищурилась и окинула библиотеку оценивающим взглядом, прикидывая, что тут можно усовершенствовать, — ее отец всегда так делал. Вместо многочисленных лестниц он, возможно, приспособил бы тележку на колесиках, оснащенную каким-то хитрым механизмом, с помощью которого можно аккуратно доставать и спускать вниз книги, причем непременно по нескольку за раз.

Или, может, соорудить наверху навесные рельсы, по которым будет ездить линза на колесиках, чтобы стоящий внизу человек мог прочитать названия на корешках…

Вдруг девушка заметила в дальнем конце зала Чудовище: оно сидело, сгорбившись, над книгой и, похоже, находилось в библиотеке уже довольно давно.

Осторожно ступая на цыпочках, Белль пошла к нему по центральному проходу.

Чудовище медленно водило длинным когтем по строчкам и хмурило брови. Вокруг валялись свидетельства того, что дела у хозяина замка не всегда шли гладко: несколько совершенно растерзанных бесценных, древних летописей, а также кучки мелко изорванной бумаги.

— Чудовище? — окликнула его Белль.

— Я… пытаюсь разобраться с хронологией. Уже просмотрел одну книгу. Причем от корки до корки. Отметил все места, где предположительно упоминается твоя мать. — Хозяин замка протянул девушке лист бумаги, так густо испещренный дырами, что он напомнил Белль звездные карты, которые нужно держать перед светильником, чтобы на них загорелись крошечные звезды. В верхней части листа огромными буквами было кое-как накарябано несколько имен, а ниже шли совершенно нечитаемые каракули.

— Я не пробовал писать… уже довольно давно. — На морде Чудовища отразилась такая смесь отчаяния и безысходности, что у Белль защемило сердце. Она взяла листок и внимательно его изучила.

— Отлично, — заявила она. — Это именно то, что нам нужно.

Чудовище набрало в грудь побольше воздуха.

— Я… Мои родители…

— Прости меня, — сказала Белль, откладывая лист бумаги в сторонку и обеими руками беря Чудовище за широкую лапу. Оно посмотрело на нее с изумлением. — Я не знала, понятия не имела, что ты потерял мать и отца в столь юном возрасте. Прости, я была груба и бестактна.

Чудовище открыло рот, собираясь что-то ответить, и наконец проговорило:

— Спасибо. И… ты тоже меня прости. Я не всегда могу контролировать свой гнев, — сбивчиво продолжало оно, мучительно подбирая слова. — Прошлым вечером всё… было хуже обычного. Мой разум померк. Ничего не помню после того, как выбежал из столовой… Провал в памяти. Очнулся в каком-то углу, и вся морда была в перьях.

Белль заставила себя не отдергивать руки рывком, а отвести их медленно, словно так и надо. Чего еще касались вчера эти когти? Что или кого разорвали?

— Раньше такого не случалось, — сказало Чудовище, не заметив ее смятения.

Если бы оно разинуло пасть пошире, то легко могло бы схватить девушку, перекусить пополам или проглотить целиком. Своими длинными клыками оно запросто могло оторвать Белль голову. Но Чудовище нахохлилось, так что загривок походил на огромный горб. Огромные ярко-синие глаза, казавшиеся неуместными на фоне более темной шерсти, слезились.

— Держу пари, это из-за проклятия, — мрачно сказала Белль. — Ты еще больше становишься чудовищем по своей сути. И все это моя вина.

Чудовище одарило ее еле заметной улыбкой.

— И твоей матери.

— Точно. — Белль плюхнулась на пол рядом с ним. — Родители.

Чудовище машинально накрыло ее руку огромной лапой и слегка сжало, словно пытаясь утешить ее. Девушка прислонилась к большому теплому боку, и Чудовище обняло ее за плечи.

— Они вон там, — тихо сказало оно после минутного молчания.

Белль завертела головой, оглядывая книжные шкафы, потом опомнилась.

— Извини?..

— Мои родители там. — Чудовище слегка дернуло подбородком, указывая на окно. Удивительно человеческий жест для такого огромного подбородка. — Я… их навещаю. Иногда.

— Покажи мне, — мягко попросила Белль.

Прежде чем выйти во двор замка, они завернули в гардероб.

На Чудовище по-прежнему были надеты модные брюки, которые оно накануне надело к ужину, а вот рубашка где-то потерялась. Вместо нее хозяин замка накинул на плечи свой старый потрепанный плащ и неловко попытался скрепить его золотой застежкой. С первого раза у него ничего не получилось, но вопреки ожиданиям Белль Чудовище не впало в ярость, очевидно, ему по какой-то причине было важно управиться с маленькой вещицей, не сломав ее.

Наконец, не выдержав, девушка решительно потянулась, и сама защелкнула застежку.

Чудовище ничего не сказало, только криво, невесело улыбнулось.

Потом девушка легко накинула на плечи свой старый плащ и застегнула его под подбородком, двигаясь так грациозно, что Чудовище невольно залюбовалось.

Потом, спохватившись, распахнуло дверь и вышло на улицу.

Белль шагнула следом, но споткнулась о порог. Не понимая, что произошло, она озадаченно посмотрела на Чудовище. Хозяин замка с мрачным видом указал на землю, облепившую нижний край двери и основание стен.

Сначала Белль подумала, что тут напакостили кроты или другие зловредные грызуны, но ведь на дворе зима, и все кроты либо впали в спячку, либо просто не способны прорыть мерзлую землю.

А потом Белль поняла, в чем причина загадочного явления, и у нее отчаянно забилось сердце.

Замок погружался в почву.

Паутина, покрывшая замок, точно белая плесень, затягивала его под землю, окончательно отрезая от мира. Скоро земля поглотит его целиком — так, будто его никогда и не было. Проклятие сделает так, что даже воспоминания о злосчастном королевстве совершенно изгладятся из людской памяти.

Белль поежилась и встретилась взглядом с Чудовищем, понимая — оно пришло к тем же выводам. Ни один из них не произнес ни слова.

Девушка глубоко вдохнула морозный воздух, поправила плащ и зашагала прочь от замка, навстречу внешнему миру.

Свет мерк у нее перед глазами.

Солнце скрылось за обрывками облаков, но день все равно был очень ясный. Землю покрывал тонкий слой снега — нежная, хрупкая пелена, которая наверняка растает с первым же порывом теплого ветра. Пока же вокруг было белым-бело, а с неба, медленно кружась, падали снежинки. По сравнению с полумраком замка пейзаж буквально ослеплял.

Даже от мерзкой белесой паутины, опутавшей статуи и кусты тонкими щупальцами, исходило неприятное бледное свечение.

Чудовище зашагало по снегу, и Белль пошла за ним, наступая в огромные следы с отметинами когтей. Ее ступни были в два раза меньше гигантских следов.

Чудовище повернуло налево, и они вошли во внутренний двор: в старые времена он, вероятно, мог быть заполнен оборонительными пиками, если шла война, или овцами и купцами, если времена стояли мирные, теперь же двор походил на хаотично заросший сад, припорошенный снежком.

И все же здесь было очень красиво. Любители всевозможных причуд — и не только философии мыслителей вроде Жан-Жака Руссо — безоговорочно одобрили бы такое «возвращение к природе», каковое являл собой дикий сад. Белль улыбнулась, представив себе, как Чудовище или озадаченный садовник интересуются модными веяниями, под влиянием которых оформлялись парижские сады.

По стенам змеились виноградные лозы. Тут и там птицы устроили себе гнезда — Белль предположила, что раньше, когда в замке еще жили люди, пернатые не чувствовали себя здесь так вольготно. Дятлы с громким стуком добывали из-под коры больных деревьев жуков, по земле отважно расхаживали голуби, высматривая семечки и совершенно не опасаясь ни кошек, ни собак.

Следуя за хозяином замка, девушка прошла под увитой плющом аркой и увидела розарий — прежде он, должно быть, походил на изысканную шкатулку.

Белль затаила дыхание. Розарий не мог сравниться величиной с огромными садами Версаля и Рима, но это компенсировалось узкими извилистыми дорожками и кустами, высаженными с таким расчетом, чтобы садик напоминал заполненный розами лабиринт, по которому можно бродить вечно.

Плотный ковер из плетистых роз покрывал стены, на земле росли садовые розы, а в больших каменных вазах красовались мелкие розочки. Других растений в саду не было, если не считать огромного количества сорняков и плюща — его зеленые побеги стелились по вымощенным камнем дорожкам и взбирались по стенам.

Белль нервно огляделась, высматривая яму в земле, из которой могла бы выйти сплетенная из плюща фигура, посетившая ее утром, но ничего подобного не заметила. Кусты выглядели… абсолютно нормально.

В отличие от розария ее матери розы этого сада, похоже, побило морозом. Впрочем, Белль сразу определила наметанным глазом, что до конца цветы не завяли и, кажется, пребывают в таком состоянии уже много лет, их стебли давно следовало подрезать, ветви плетистых роз ослабли и тяжело обвисли под увядшими соцветиями и плодами шиповника.

Находись Белль в собственном саду, сразу же сорвала бы одну ярко-розовую ягоду и отправила в рот. Они, конечно, довольно кислые, зато богаты витаминами и напоминают о летнем солнышке. Дома, на верхней полке буфета Морис до сих пор хранил чай из шиповника, который давным-давно засушила ее мать. Отец никогда его не пил, но иногда Белль случалось видеть, как он стоит у шкафчика с шелковым мешочком в руках и вдыхает неувядающий аромат.

Розарий нагонял на Белль тоску или, скорее, светлую грусть. Так чувствуешь себя, вспоминая о давно потерянных, милых сердцу вещах или о том, чего никогда не имел.

Например, о матери.

Интересно, мать водила бы Белль в розарий, учила бы названиям растений, вплетала бы только что сорванные цветы в волосы дочери? Заваривала бы ей чай из шиповника?

При мысли об этом Белль с силой наступила на хрусткий снег под ногами.

Чудовище медленно шло дальше, и снег поскрипывал под его лапами. Девушка не могла определить, гнетет ли его пребывание в розарии или нет, хозяин замка выглядел немного подавленным и недовольным — но не более чем обычно — и пока вроде бы не собирался впадать в ярость.

Он сильно сгорбился — явный признак того, что идти на двух ногах ему не только неудобно и непривычно, но временами еще и больно.

Белль ускорила шаг, чтобы не отстать, а потом резко остановилась, увидев, куда они пришли: на маленькое древнее кладбище.

Надо сказать, она еще никогда не видела кладбища прекраснее. Небольшой участок земли обнесен современной кованой оградой, увенчанной острыми позолоченными пиками. Здесь хоронили только королей и королев, а также младенцев и детей королевской крови, которым не посчастливилось унаследовать трон.

Впереди находились два относительно новых надгробия: богато украшенные мраморные доски, чистые и поблескивающие, как лед. Полукруглые навершия надгробий были богато украшены причудливым узором из черепов, крестов и роз, а ниже располагались изящные надписи:

«Здесь покоятся король и королева этого замка, их постигла безвременная кончина».

Чудовище присело на корточки и внимательно оглядело надгробия, потом протянуло огромную лапу и смахнуло с них снег.

Белль опустилась рядом на колени и положила руку на плечо Чудовищу.

— Мне было десять, когда они умерли, — тихо сказал хозяин замка. — Я не понимал. Они ведь постарались обезопасить нас: закрыли границы королевства, укрыли всех нас в замке, заставляли нас пить всякие отвратительные настойки… — Чудовище усмехнулось. — Я их терпеть не мог… меня от одного запаха тошнило. Больше никто в замке не умер, а вот моим родителям ничто не помогало. Сгорели от лихорадки за неполных три дня. Мне не позволяли их трогать, только показали издалека. Я так и не смог с ними попрощаться.

Белль вдруг вспомнила, как Чудовище смутилось, когда она рыдала из-за расставания с отцом. «Ты даже не дал мне с ним попрощаться». Неудивительно, что хозяина замка тронули ее слова.

— Я был последним в роду… все хотели меня обезопасить. Не подпускали к телам родителей, боясь, что я заражусь, — скорбно проговорило Чудовище. — Я бы жизнь отдал за возможность в последний раз обнять маму, в последний раз перемолвиться словом с отцом. Без них мне… и жить-то не хотелось.

По щекам Белль заструились слезы. Что лучше: не знать мать с рождения или потерять в одночасье?

Чудовище встряхнулось.

— Большая часть оставшихся придворных сбежала… Что хорошего в опустевшем королевстве, которым некому управлять? Какой толк от десятилетнего принца-сироты, разве он сможет защитить маленькую отсталую страну?

— Чудовище… — мягко проговорила Белль, пожимая его огромную лапу.

Хозяин замка глубоко вздохнул.

— Целый год мы держали траур, как того требует обычай. А потом, в ночь перед моей коронацией…

— Явилась моя мать и превратила тебя в Чудовище, — тихо закончила Белль.

— «Превратила»? — переспросило Чудовище с безрадостным смешком. — Ты и твоя мать думаете, что я уже им становился. Не очень-то справедливо по отношению к одиннадцатилетнему мальчишке… Иначе с чего бы ей приходить именно в ночь накануне коронации? Она меня испытывала, хотела посмотреть, стану ли я таким же ужасным правителем, как мои родители. А я ее проверку не прошел.

Белль открыла было рот, намереваясь сказать, что несправедливо поступать так с ребенком, но… Если посмотреть на ситуацию с другой стороны, выходило, что покойные король с королевой превратили некогда процветающее, счастливое королевство в стремительно пустеющую территорию, на которой люди умирали на улицах от эпидемии или же подвергались избиению и «исчезали», потому что отличались от других.

Возможно, ее мать поступила так, пытаясь спасти то немногое, что еще уцелело?

И все же для юного принца это обернулось тяжелейшим испытанием.

— Я знаю, что они были ужасными правителями. Даже ребенком я иногда чувствовал, что они поступают неправильно. Они не принимали прошения… от их собственных подданных, чьи дома отбирали или громили… от бедолаг, которых то и дело избивали… а виновные избегали наказания… Порой родители вели себя точно тираны из сказок, которые мне читала няня. Вот почему я вышел из себя прошлым вечером. Знаю, ты была права насчет них, но… Они мертвы. — Голос Чудовища зазвучал глуше, срываясь на рык. — Их ошибки уже в пр-р-рошлом. Неужели нельзя пр-р-росто оставить их в покое?

Рычание перешло в рев. Чудовище разинуло пасть и завыло, обнажив клыки и зубы, закрыв глаза. В его пугающем вопле смешались злость и скорбь — Белль никогда не слышала ничего подобного. Так могло бы выть какое-то древнее огромное существо, которое много лет скитается по лесам, тщетно пытаясь что-то отыскать.

Белль мельком отметила, что снова пошел снег, и Чудовище своим горячим дыханием растапливало крошечные снежинки у себя над головой, словно волшебный огнедышащий зверь.

Девушка обвела взглядом заброшенный, неухоженный сад и мрачное старинное кладбище. Воздух вдруг сделался обжигающе холодным: падающие снежинки стали крупнее и выглядели как-то странно. Белль дотронулась до одной, и та не растаяла. Это пепел, осознала девушка. Пепел из какого-то ужасного апокалиптического пламени, знаменующего охватившую этот край войну, видение всеобщего конца.

Два тирана, которые вели себя так, словно их в детстве не научили отличать плохое от хорошего, правившие своим затерянным в лесах Франции королевством так, будто это игрушка… И ее собственная мать, вознамерившаяся наказать их, а потом испытать их сына. Все в этой истории вели себя точно самоуверенные божки.

Она набрала в легкие побольше воздуха.

— Чудовище, мне так жаль.

Хозяин замка грустно улыбнулся.

— Когда-то… до всего этого у меня было настоящее имя.

— И какое же?

— Теперь это не важно. — Чудовище покачало головой. — Даже если бы… если бы я превратился обратно в человека, то уже не стал бы прежним.

— Ох. — У Белль слезы навернулись на глаза, и она прикусила губу.

— Ну, не всё так плохо, — сказало Чудовище, гладя ее по голове огромной лапой. Ее утешали. — Не все… перемены к худшему. Ты помогла мне это понять.

Белль почувствовала, что сейчас расплачется, но не понимала почему. Она вдруг осознала, что даже если бы не коснулась заколдованной розы, даже если бы не была дочерью волшебницы, наславшей проклятие, то всё равно сделала бы всё возможное, чтобы помочь Чудовищу. Странное чувство: прежде ей никогда не выпадала возможность кому-то помочь, не считая отца.

Белль ухватилась за лапу Чудовища и крепко пожала.

— Вместе мы что-нибудь придумаем, — пообещала она.

Какое-то мгновение Чудовище взирало на нее сверху вниз в крайнем изумлении, потом обняло девушку свободной лапой. Белль прижалась к теплому боку, и Чудовище не отстранилось.

Гастон

В таверне, еще недавно наполненной светом и смехом, теперь царили полумрак и холод. Пришло время темных дел: полночь давно миновала, а рассвет еще не скоро. Огонь в огромном камине еще горел, но не ярко и не весело, пламя угасало, и тени в углах помещения сгущались.

За единственным освещенным столом сидели трое, они подались вперед, почти соприкасаясь головами, чтобы никто их не подслушал.

Одним из них был, разумеется, Гастон, такого высоченного парня ни с кем не спутаешь.

Рядом с ним сидел его приятель Лефу, нервно прихлебывая сидр из высокой деревянной кружки. Третий человек был худ, пергаментно-желтая кожа туго обтягивала его заостренные скулы. Он казался древним, как мумия, но ликер, который налил ему Гастон, выпил одним махом. Свои длинные волосы он не перевязывал лентой, и редкие сальные пряди свободно спадали на спину. У него был полон рот зубов — не то своих, не то у кого-то позаимствованных, — и зубы эти обнажались всякий раз, когда человек говорил или улыбался, последнее, правда, случалось редко.

Еще от него исходил странный запах — не от тела, а от одежды, плаща и шляпы. Неприятный душок навевал мысли об опасных химических реактивах, рвоте и гниении, моче и старости. Гастон постарался незаметно чуть повернуть голову в сторону, чтобы не выглядеть невежливым.

— Обычно я не покидаю свой сумасшедший дом на неделе, а тем паче глубокой ночью, но мне сказали, вы возместите мне издержки, — произнес старик. Он сидел совершенно неподвижно, шевелились только его губы. Он даже не покачивал в пальцах стакан.

— Разумеется, месье д’Арк, — сказал Гастон так вежливо, как только мог. Он не привык общаться с благородными джентльменами. Вообще-то до сего дня это ему и не требовалось. Он вытащил из кармана пальто мешочек с монетами и бросил на стол.

Сначала на лице месье д’Арка промелькнуло отвращение: трудно сказать, то ли ему не понравился небрежный жест, то ли размер мешочка. Потом он уверенным движением потянулся к мешочку и развязал стягивающий его шнурок. Глаза старика заблестели, как высыпавшиеся на стол золотые монеты, а губы сложились в неприятную улыбку.

— Я… слушаю.

— Дело вот в чем, — начал Гастон озабоченным тоном, словно собирался рассказать о чем-то очень серьезном. — Я всем сердцем желаю взять в жены Белль, но ее нужно… скажем так, убедить.

— Убедить? Да она же тебе отказала! Наотрез! — заметил Лефу.

Гастон схватил кружку с сидром и с силой прижал ко рту приятеля. Лефу протестующее забулькал, но начал пить.

— Все знают, что ее папаша безумен… — продолжал охотник, с невинным видом помахивая рукой.

— Поосторожнее со словами, — проговорил д’Арк с легкой угрозой в голосе. — Морис совершенно безвреден.

Гастон с размаху саданул кулаком по столу.

— Сегодня вечером он примчался сюда и нес полный бред: якобы какое-то чудовище держит Белль у себя в замке!

Глаза месье д’Арка сверкнули, он слегка нахмурился, но и только.

— Очевидно, он просто хотел над вами подшутить.

— Он с пеной у рта доказывал свою правоту, — возразил Лефу, качая головой. — Всё кричал, какое это чудище большое да какие здоровые у него клыки и…

— Он заявил, будто чудовище умеет говорить, — перебил его Гастон, пожимая плечами. — Словно человек.

— Как необычно, — сказал д’Арк, подаваясь вперед. — Говорящее чудовище. Рассказывайте дальше.

— Да какая разница, что он там наплел?! — взревел охотник. — Важно главное: он сумасшедший, а Белль сделает что угодно, лишь бы ее отца не держали под замком.

— Ага, даже выйдет за него замуж, — поддакнул Лефу, округляя глаза.

Гастон злобно зыркнул на приятеля, но возражать не стал.

— Понятно, — протянул д’Арк, широко улыбаясь. — Скажем так: в других обстоятельствах я бы усомнился, можно ли сажать невинного человека в психушку ради того, чтобы заставить его дочку за вас выйти. Даже если бы вы мне заплатили. Однако вы пробудили мое любопытство… Хорошо, я вам помогу.

— Отлично! Давайте за это выпьем! — Гастон поднял огромную пивную кружку, и из нее плеснула пена. Лефу тоже поднял свою кружку с сидром, а д’Арк — стакан с ликером, при этом глаза его злобно блеснули…

Преступление минувших лет

Несколько минут они сидели в умиротворяющем дружеском молчании, а с неба медленно падал снег. Наконец Чудовище поднялось и протянуло девушке руку.

— Пока мы здесь, может, покажешь мне конюшни? — решилась Белль.

Чудовище посмотрело на нее удивленно:

— Зачем?

— Не знаю… Просто у меня такое чувство… все время думаю про исчезновение Аларика Поттса. В видении, явившемся мне прошлой ночью, был какой-то всадник. Не думаю, что это совпадение. Далее если это не Аларик, все равно тот человек как-то связан с лошадьми. А поскольку нам доступна только замковая конюшня, я подумала: вдруг там на меня снизойдет озарение.

— Как выглядел всадник из твоего видения? — с любопытством спросило Чудовище.

— Трудно сказать… Было темно, ночь все-таки. Тот человек определенно знал мою семью. Худощавый, высокий, ноги у него немного кривые…

— Думаю, это похоже на Аларика, — неуверенно сказало Чудовище. — Только я был ребенком, мне все взрослые казались высокими.

Белль рассмеялась.

— Не могу представить тебя маленьким.

Чудовище смущенно улыбнулось… а потом у него дернулись уши. Оно повернулось и уставилось на коричневую птичку, которую Белль до сего момента не замечала. Птаха сидела на ветке, в глубине фигурно подстриженного куста. Неизвестно, о чем думала волшебница, превращая принца в чудовище: отталкивалась ли она от образа собаки, кошки или какой-то неведомой зверушки, но при виде воробья хозяин замка сделал охотничью стойку, а хвост его начал мелко подрагивать.

Белль слегка шлепнула его по запястью.

Чудовище встряхнулось, поглядело на девушку с горестной улыбкой и двинулось дальше.

Конюшня представляла собой деревянную пристройку к общему нагромождению башен и башенок — рядом с замком, но в кольце внешних стен. Кроме того, пока это было первое здание — не считая спальни Белль, — уже начавшее покрываться ледяной паутиной. Одна главная нить проложила себе путь к углу старинного каменного здания, от нее во все стороны тянулись отростки потоньше, поднимаясь всё выше и выше, стремясь к крыше.

Белль старалась не паниковать. Хоть она и не знала, чем все это закончится, паутина недвусмысленно намекала, что ничего хорошего обитателей замка не ждет.

В развилке двух белесых нитей поблескивала еще одна пластина льда, как тогда, рано утром. Девушка пригляделась к ней внимательнее, ожидая, не появится ли во льду очередное видение.

Надежды ее оправдались.

Поверхность льда заблестела, и в ней, как в маленьком окошечке, появился ярко освещенный зал — несомненно, это таверна. Люди за столами пили и веселились, но поскольку звук видение не передавало, сценка производила гнетущее впечатление. Белль увидела, как Морис чокается с двумя молодыми людьми: один хохотал и хлестал пиво, другой улыбался уголком рта, а его черные глаза горели каким-то нездоровым блеском, как угольки.

— Ты это видишь? — начала было девушка, но тут солнце вышло из-за облаков, свет стал ярче и видение померкло.

Чудовище открыло большие двойные двери конюшни и вошло внутрь. Белль быстро последовала за ним, радуясь возможности оказаться в тепле. Внутри пахло плесенью, воздух был застоявшийся: ни резкого запаха свежего конского навоза, ни приятного аромата сена. Весь силос и корм давно превратились в серую труху, а то, что не сгнило, попортили грызуны.

— Выходит, ты не был здесь десять лет, — сказала Белль, заглядывая в стойла.

— Я и тогда-то зашел сюда лишь затем, чтобы выпустить лошадей, — вздохнуло Чудовище. — Хотя я и прежде заходил сюда не слишком часто. Когда Аларик… исчез, мои родители наняли кого-то ему на замену, а новый конюх считал, что это не место для принца. Если я хотел покататься, мне приводили уже оседланного коня. Я скучал по этому месту. Здесь всегда было тепло, мне всегда были здесь рады, лошади давали себя гладить, и мне нравилось, как они пахнут… — Чудовище с грустным видом принюхалось.

— Как звали твою любимую лошадь? — спросила Белль, вороша ногой кучку старого корма.

— Молния. Это был прекрасный конь, рослый и быстрый.

Чудовище говорило рассеянно, как будто что-то его отвлекло.

В дальнем конце конюшни имелся большой стол, за которым старший конюх мог чинить и смазывать сбрую.

Рядом на стене висели всевозможные кнуты и рабочие инструменты, а также полки, уставленные баночками с лекарствами. Белль внимательно всё осмотрела, хоть и понятия не имела, что именно ищет. Она полагала, что в роковую ночь Аларик вполне мог перебрать в таверне и на обратном пути оттуда его стукнули по голове в темном переулке. Вполне возможно, что чаровники не имеют никакого отношения к его исчезновению.

Похоже, все вещи на полках лежали в идеальном порядке, только покрылись толстым слоем пыли.

— Ну, не знаю, — вздохнула девушка. — Кажется, тут мы ничего не найдем…

Чудовище вдруг начало шумно принюхиваться, раздувая большие ноздри, и вертеть головой туда-сюда. Белль испуганно попятилась.

— Только не говори, что охотишься на крыс…

— Нет… Что это за запах? — пробормотало Чудовище, морща широкий нос. — Пахнет словно… впервые такое чую.

Белль закрыла глаза и сосредоточилась. В книге «Справочник виноторговца: все вина Франции» упоминались все сорта и тончайшие оттенки ароматов всех типов вин: шифер, хинное дерево, вишня, странные травы — и все эти ароматы Белль могла лишь воображать, потому что в ее родной деревушке из спиртных напитков в ходу были только сидр и столовое вино.

Девушка могла различать запахи сена, многолетней пыли и крыс, но от последних Чудовище только что открестилось.

— Я чувствую только запах плесени, — призналась она.

— Нет, пахнет так, будто что-то… гниет. Причем уже давно.

Чудовище осторожно отодвинуло ее в сторонку и легко скользнуло к каменной стене, поводя головой из стороны в сторону, как змея или гончая, почуявшая дичь. Белль даже захотелось отвернуться: сейчас Чудовище как никогда походило на зверя.

— Сюда, — заявил хозяин замка, указывая в угол самого большого стойла. А потом прошел в стойло и принялся разрывать покрывающую пол грязь с энтузиазмом свиньи, выкапывающей трюфели.

— М-м-м… Не думаю, что…

Белль умолкла, внимательнее присмотревшись к месту раскопок. Пол в стойле был неровный, выше, чем пол в остальной части конюшни. На каменной стене у самого пола остались царапины, как будто какой-то псих ударял по ним лопатой, пытаясь устроить тут подкоп.

Земля в этом стойле оказалась рыхлой, и Чудовище легко разгребало ее мощными лапами.

Потом вдруг его коготь задел какой-то предмет, и раздался отвратительный скрип.

Белль подпрыгнула от неожиданности.

Чудовище протянуло ей лапу и показало свою находку: лоскут ткани. Синяя легкая ткань с узором… определенно такой тряпицей не стали бы протирать седла и чистить сбрую. И это явно не часть седла, корзины или одеяла…

Этот лоскут оторвали от какой-то одежды.

— Копай дальше, — прошептала Белль, стараясь не думать о том, что скрывается под слоем земли.

Чудовище отшвырнуло клок ткани и удвоило усилия, так что только комья во все стороны полетели. Белль невольно подалась вперед, чтобы лучше видеть, несмотря на отвращение.

Внезапно Чудовище отодвинулось назад.

Потом медленно и осторожно стало отгребать оставшуюся землю в стороны и наконец объявило:

— Готово.

Белль наклонилась и посмотрела поверх его плеча…

И с трудом сдержала крик.

Там, на дне неглубокой ямы, лежал полусгнивший, высохший труп.

В следующий миг Белль подумала, что никогда еще не падала в обморок.

Героини романов (а порой и герои), найдя труп или скелет, реагировали очень импульсивно.

Однако когда первый испуг прошел, девушка обнаружила, что с любопытством взирает на белый череп, проступающий под желтой кожей, пустые глазницы, полусгнившую одежду. Никогда еще она не находилась так близко от полуразложившегося трупа.

Чудовище оскалилось, обнажив острые зубы, его морду исказила жуткая гримаса, но в глазах плескалась печаль.

Склонившись над телом, хозяин замка обыскал его, предварительно втянув когти, и наконец нашел что хотел: ременную пряжку, в которой до сих пор остались кусочки кожи. На застежке была вычеканена лошадиная голова.

— Это… Аларик Поттс, — сипло проговорило Чудовище. — Эту пряжку родители подарили ему на свадьбу.

Белль прикрыла рот ладонью. На какой-то миг ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Одно дело видеть какой-то труп, и совсем другое — знать, что перед тобой человек, о котором они только что говорили, что он давным-давно умер, что от него остались только одни кости. Это было тело любимого слуги Чудовища, отца маленькой чайной чашки…

— Мне сказали, что он сбежал. Что это моя вина!

Чудовище горестно завыло, уже второй раз за сегодняшний день. Белль заткнула уши, не в силах слушать этот скорбный вопль.

Когда хозяин замка наконец умолк, он положил пряжку обратно на труп — так осторожно, словно возлагал амулет или меч на тело одного из королей древности вроде Беовульфа.

— Но… почему он… — Белль хотела сказать «похоронен здесь», но в следующую секунду сообразила, что никто не позволил бы проводить в конюшне похороны. Скорее, кто-то просто хотел избавиться от тела.

Чудовище превозмогло скорбь — а может, и злость — и, не выказывая ни капли отвращения, бережно вытащило тело из ямы. Когда оно укладывало тело на пол, стало ясно видно, что из груди покойника торчит нож.

Белль пошатнулась и прошептала:

— Это же убийство. Явное, неприкрытое убийство.

Чудовище внимательно поглядело на труп.

— Не так всё просто, — наконец произнесло оно. — Его закололи в грудь. Либо кто-то держал его со спины, не давая сопротивляться, либо… его убил кто-то, кого он знал. От кого не ждал нападения.

Белль опустилась на колени рядом с телом, у нее голова шла кругом. Она по-прежнему не могла определить, не лежит ли перед ней всадник из того видения.

— Что это за нож? — спросила она.

Чудовище без лишних разговоров выдернуло нож из груди трупа, и Белль поморщилась: мог бы и поделикатнее.

Чудовище внимательно изучило орудие убийства и нахмурилось. Нож оказался намного длиннее и уже, чем обычные столовые ножи. И острие, и рукоять ножа были изготовлены из металла, причем рукоятка очень тонкая и изогнутая.

— Странно, — пробормотало Чудовище.

Белль прищурилась.

— Напоминает скорее инструмент хирурга, чем нож. Я читала книгу Жозефа Шаррьера, посвященную хирургии, — так вот, эта штука выглядит в точности как скальпель.

— Зачем тебе читать книги по хирургии? — с отвращением в голосе поинтересовалось Чудовище.

Белль пожала плечами:

— Прошлой зимой это была единственная новая книга в книжном магазине, так что мне пришлось ее читать. Интересно, что все это значит? Беднягу зарезал какой-то доктор, а может, помощник доктора? Или Аларик пользовался этой вещью по работе?

— Не думаю, — возразило Чудовище. — Навряд ли в работе с лошадьми может пригодиться такая тонкая штуковина.

Белль нахмурилась.

— При нем есть еще какие-то вещи? Это могло бы нам помочь.

Чудовище посмотрело на нее с нечитаемым выражением. Это же его любимый слуга, одернула себя девушка, пусть принц и считал слуг людьми второго сорта, не такими важными, как король и королева. Вероятно, Чудовище все же сочло вопрос Белль логичным и начало охлопывать труп в поисках любых зацепок.

Наконец его когти стукнули по какому-то твердому предмету, скрытому под курткой покойного. Чудовище изумленно округлило глаза и двумя длинными когтями, точно пинцетом, вытащило предмет, похожий на брошюру в кожаном переплете.

Белль поспешно бросилась к нему и перехватила находку ловкими пальцами. Потом осторожно открыла брошюру: страницы уже начали рассыпаться под воздействием влаги.

— Что там написано? — нетерпеливо спросило Чудовище.

— «Четвертое июня, — медленно прочитала девушка, открыв первую попавшуюся страницу. — Кларисса, конечно, милашка, но слово «верность» для нее пустой звук. Жаль, жениться на такой бессмысленно, зато поглядеть приятно». Кажется, это… очень личный дневник.

Чудовище неловко пожало плечами:

— Читай дальше.

— «Двадцать первое июня. У Чемпиона небольшое воспаление в правой задней ноге, под коленом. Переживал из-за этого. Хороших знатоков языка животных теперь днем с огнем не сыщешь… Будь рядом Балдрик, он бы сделал бедной животине припарку, чуток поколдовал, и хворь как рукой сняло бы. Что же делать?»

— Лошади. — Чудовище грустно улыбнулось. — Едва ли не важнее женщин.

— Во всяком случае, для него. Давай-ка посмотрим последнюю запись, — сказала Белль, стараясь не показать, что замечание Чудовища ее задело. — «Десятое августа. Все лошади несчастны: знаю, карантин установлен во благо, только боюсь за их здоровье. Надо будет сегодня взять другую для поездки в дом М.». Интересно, что это за «М.», — задумчиво протянула Белль. — Что бы это ни было, туда нужно было ехать верхом.

— А там не написано, кто его убил? — нетерпеливо спросило Чудовище.

— Нет. «О нет! Я слышу, как мой убийца крадется по лестнице, вот он подходит все ближе, это же!..»

— В конюшне нет лестниц.

— Ты прекрасно понял, что я имела в виду. В этом дневнике нет ни намека на грядущее несчастье, — сказала девушка, листая книжицу. — Последние страницы вообще пустые… Там только выписано несколько имен… и названия мест… Северная дорога? Южный обходной путь? Речная тропа?

— Это названия основных дорог, ведущих к границам королевства, — сказало Чудовище, заглядывая девушке через плечо.

Оно постучало когтем по странице, на которой были записаны в колонку имена.

— Некоторые из них мне знакомы… Это капитаны стражи. А это список людей, охранявших границы.

— Не кажется ли тебе странным, что старший конюх интересовался такими вещами? Разве что он занимался контрабандой, — задумчиво проговорила Белль, переворачивая страницу. — «Шестнадцатое мая. Нашел на сеновале одну знакомую гоблинку, она там пряталась. Бедняжка — шайка головорезов чуть ее не схватила, поэтому она попыталась сбежать лесом, но напоролась на приграничный патруль, и тот ее завернул. Еще и наподдали для ускорения. Что же делать? Семнадцатое июня. Гоблинка все еще здесь. Люди начинают что-то подозревать. Если до короля с королевой дойдет слух… что я укрываю чаровницу, кто знает, что со мной будет. А уж с ней-то и подавно. Тайком вынес с кухни немного еды, спасибо Б. — добрая душа и очень благоразумная».

— Беатрис, — подсказало Чудовище. — Миссис Беатрис Поттс.

— Ах, Беатрис. — Белль повторила имя и подумала о домоправительнице, пытаясь представить, как выглядела женщина до превращения в чайник. Получалось не очень хорошо. Она снова принялась читать:

— «Восемнадцатое июня. Кажется, у меня появился план. После полуночи я посажу гоблинку на спину самого крупного скакуна и отвезу к М., на ту сторону реки. Либо воспользуюсь одной из старых охотничьих троп, либо выясню, есть ли на западной границе какой-нибудь сочувствующий стражник. Уверен, М. и его жена выручат нас».

— Он помогал чаровникам сбежать, — задумчиво сказало Чудовище.

— Неужели его за это убили? Как можно за такое убивать, даже если ты свихнулся на почве нелюбви к магии?

Белль перевернула несколько страниц, не читая.

— «Двадцать седьмое февраля: день моей свадьбы! Я буду до конца моих дней жить счастливо вместе с Б., надеюсь, она меня малость откормит!»

— Я это помню, — тихо сказало Чудовище. — Все в замке, то есть все слуги, так радовались за жениха и невесту. Приготовили торт, было шампанское, а я умудрился пробраться туда и краем глаза полюбоваться праздником.

— «Жаль, что М. и всех остальных не будет. Они прислали розу, прекрасный белый цветок, источающий райский аромат. Разумеется, я не мог напрямую сказать Б. и всем остальным, что он наверняка волшебный. Зато я велел ей засушить цветок в ящике комода».

Белль так и ахнула.

— Волшебная роза? Дом М.? Это же… Морис. «М» — это Морис! Аларик отвез гоблинку в дом М., что по ту сторону реки. Это мой дом! Как же я этого не заметила?

— Ты была ребенком, они приехали ночью. Родители оберегали тебя и не посвящали в такие дела, — предположило Чудовище.

Белль потерла лоб. Мать, бросившая ее, наславшая проклятие на одиннадцатилетнего мальчика, с риском для себя и своей семьи укрывает бедную гоблинку и помогает той избежать гонений. Как все это совместить? Ну почему ее мать не была хорошей во всем, как фея-крестная из сказки, или плохая, как злая ведьма?

Девушка вернулась к ранее прочитанной записи:

— «Люди начинают что-то подозревать. Если до короля с королевой дойдет слух… кто знает, что со мной будет. Я подвергаю Р. и ее семью опасности…»

Чудовище с сомнением поглядело на труп:

— Непохоже, что его убили только за то, что он помог одной гоблинке…

Белль пожала плечами:

— Да, верно, но исчезновение моей матери… а потом исчезновение Аларика… Они знали друг друга, вместе укрывали чаровников… К тому же она предупреждала меня о каком-то «предательстве».

Чудовище приподняло одну бровь.

— Может, Аларик ее предал, а она его за это убила.

— Сомневаюсь, что волшебница, способная проклясть целый замок и оживить статую из плюща, стала бы пользоваться ножом, чтобы кого-то убить, — сухо заметила Белль. — А вот если, как ты и сказал, его убил кто-то знакомый, то это мог быть некто, знавший и моих мать с отцом. Кто-то, кто предал их всех.

Чудовище почесало шею огромной лапой — оно всегда так делало, если смущалось или недоумевало.

— И как это поможет нам найти твою мать? — спросило оно наконец.

— Не знаю, — призналась Белль. — И все же это все меняет — во всяком случае, для меня.

Возможно, мать не бросала свою дочь, быть может, ее мать убили или похитили. Белль ощутила странную боль в груди, как будто там таял кусок льда, а вместе с ним и обида, которую она неосознанно копила все эти годы. Все эти годы, говоря: «Нам с отцом прекрасно живется вдвоем», — она неосознанно пыталась защититься.

А ее мать, оказывается, никогда ее не бросала.

— Если твоя мать мертва, мы уже не сможем разрушить проклятие? — спросило Чудовище, стараясь говорить мягко.

— Не знаю. Понятия не имею.

Девушка вздохнула и продолжила листать дневник, ища какие-то зацепки.

— Вот послушай: «Третье апреля. Сегодня я стал отцом. Чарльз Алистер Поттс появился на свет сегодня утром. Чудесный здоровый малыш, а уж голосистый! Б. чувствует себя хорошо, она здорова, как одна из моих лошадок. Подумать только! В один прекрасный день мой сын и девчушка М. могут встретиться… Мне нравятся женщины постарше, может, Чарльз пойдет в меня!»

Белль выжидающе посмотрела на Чудовище, и то, как обычно, смутилось.

— Чип — сокращенно от «Чарльз», — сказала девушка.

— Да, — кивнуло Чудовище, по-прежнему не понимая, что смутило Белль.

— Мы могли бы быть почти одного возраста, — нетерпеливо пояснила она. — Ему сейчас пять — и всегда будет пять. Когда вас всех прокляли десять лет назад, ему было пять лет. Сейчас он был бы всего на несколько лет младше меня, если бы взрослел, как все люди. Если бы не стал… чашкой.

— А-а-а, — задумчиво пробормотало Чудовище. — Да, ему сейчас было бы пятнадцать. Мог бы стать моим слугой или отправиться на поиски счастья. Он… лишился возможности это сделать. — Хозяин замка вздрогнул — странная реакция, учитывая, что обычно он всегда был спокоен и собран, если, конечно, не ревел от ярости. Большие синие глаза его наполнились печалью.

Какое-то время они молча сидели в полумраке конюшни, глядя каждый перед собой, на дневник мертвеца или просто в никуда.

Наконец Белль и Чудовище одновременно поглядели друг на друга, явно пораженные одной и той же мыслью.

— Нужно возвращаться и рассказать обо всем миссис Поттс, — мягко сказала Белль.

— Я бы лучше остался здесь. Навсегда, — чистосердечно призналось Чудовище. — Пожалуй, я мог бы… ловить мышей.

— Может, теперь, узнав наверняка, что стало с ее мужем, ей станет легче, — вздохнула Белль. Ее отец не раз помогал нести гроб и копать могилу, когда у них в деревне кто-то умирал. Несмотря на то что к нему относились как к изгою, он тем не менее считался крепким мужчиной, на которого можно положиться в таком деле. Даже в современном, просвещенном восемнадцатом веке смерть все равно находила свои жертвы и была частью повседневной жизни.

Белль взяла Чудовище за лапу, и они вместе вернулись в замок, медленно и печально.

Сказка на ночь

Состоялись скромные печальные похороны. По настоянию Чудовища Аларика погребли на королевском кладбище, а на его могильном камне написали, что здесь покоится храбрый и самоотверженный человек.

Все обитатели замка собрались вокруг могилы, пока одушевленный секретер, некогда бывший настоящим секретарем, вел поминальную службу. Многие слуги, в том числе Когсворт и Люмьер, встали и сказали несколько слов, хваля Аларика за добрый характер и рассказав немного о его самых милых привычках.

Метелочка для пыли превозмогла свое презрительное отношение к Аларику, вызванное его привязанностью к чаровникам, и стояла на похоронах молча, с ханжески-набожным видом. Белль косилась на нее с подозрением. Аларика убили, и мать Белль предупреждала ее о предательстве. Возможно, горничная-метелочка со всеми ее предубеждениями совершенно безобидна, но кто знает, какой она была до того, как обросла перьями.

Шел мелкий снег, но только Белль чувствовала его холод. Она оглядела толпу странных созданий — все они постарались дополнить свой внешний вид какой-то черной деталью: с комода свисала черная салфетка, Когсворт и Люмьер повязали на себя черные ленточки.

Миссис Поттс облачилась в черный чехол-грелку, вид имела печальный, но храбрилась, к ее боку жался сбитый с толку, грустный Чип. Прошло больше десяти лет с тех пор, как исчез его отец, Аларик стал для малыша чем-то вроде легенды или даже мифа, и сейчас мальчик понимал только одно: с тем, кого ему полагалось любить, случилось нечто ужасное и непоправимое.

Только Чудовищу было под силу вырыть могилу в промерзшей земле, и оно же опустило в яму наскоро сколоченный гроб. Все по мере своих возможностей бросили по горсти земли. Наконец за дело взялись пожилой садовник и его инвентарь.

Миссис Поттс задержалась у могилы, пока ту засыпали, а остальные медленно потянулись обратно в замок. Чип тоже убежал вместе с остальными детьми, поняв только, что странное, ужасное и торжественное дело наконец закончилось. Белль опустилась на колени перед миссис Поттс:

— Мне очень, очень жаль.

«В последнее время я слишком часто это говорю», — грустно подумала она.

— Нет, дитя, оно и к лучшему, что вы его нашли, — ответила госпожа-чайник, качая носиком, но не отворачиваясь от могилы. — Теперь… когда я знаю, что на самом деле стало с моим мужем, мне станет чуточку спокойнее… Он настоящий герой! Знаете, я всегда подозревала, — доверительно сообщила она. — Он постоянно отвлекал меня, а сам таскал из кухни маленькие пакетики с едой. Так и не рассказал мне правду, готова поспорить, он не хотел подвергать нас с Чипом опасности.

— Вполне возможно, это спасло вам жизнь, — согласилась Белль. Они с Чудовищем решили пока не показывать домоправительнице нож: следовало подождать, пока бедная женщина, внезапно узнавшая о смерти мужа, оправится от потрясения.

— Дело в том… — беспомощно проговорила миссис Поттс, — какая-то часть меня всегда надеялась, что Аларик просто… исчез вместе с чаровниками. Мне хотелось верить, что его похитила какая-нибудь красивая королева эльфов и забрала с собой в Летние Земли. Что он все еще жив, здоров и может однажды вернуться…

Госпожа-чайник покачала носиком.

Белль отвернулась и украдкой утерла слезу: в конце концов, у нее нет никакого права рыдать на этих похоронах. Это день скорби миссис Поттс.

— Интересно, во что он превратился бы, если бы остался в живых? — задумчиво проговорила домоправительница. — Может, в хлыст? Он не любил ими пользоваться. Может, уздечка или говорящая подкова… вот смеху-то было бы…

Она запрыгала обратно в замок, что-то бормоча себе под нос. Белль и Чудовище ушли последними.

Зловещая паутина полностью оплела внешние стены и теперь стремилась дальше. Толстые белые отростки змеились под снегом по двору, стремясь атаковать замок — в некоторых местах они уже потихоньку взбирались на стены, точно призрачный зимний плющ.

Между основными нитями тянулись во все стороны отростки потоньше, перекрещиваясь, точно каркас оконных витражей. Время от времени образованные этим «каркасом» ячейки поблескивали, как настоящая слюда, а если на них не падали прямые солнечные лучи, в них возникали странные образы. В каждом таком сегменте появлялся кусочек из воспоминаний волшебницы, повторяющийся снова и снова. Она срывает розу. Творит заклинание. Наливает последний из длинной череды стакан вина…

Белль выдохнула — она и не заметила, как задержала дыхание. Замок превращался в живой памятник ее матери, все вокруг пропитывалось ее присутствием.

Белль наблюдала за этим процессом, чувствуя восхищение и панику.

— Это словно… мое зеркало… — сказало Чудовище, и в его голосе звучали удивление… и ужас. — Только это зеркало принадлежит кому-то другому.

— Паутина теперь повсюду, ее не остановить, — прошептала Белль.

Чудовище не сумело скрыть мелькнувшее в глазах отчаяние. Определенно день у них выдался мрачный.

Они посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, пошли внутрь.

Обоих слегка припорошило снегом, Чудовище встряхнулось, как собака, сверху вниз: огромная голова, потом шея, грудь и наконец нижняя часть тела. Белль почти улыбнулась, глядя на эту картину — единственный светлый эпизод за сегодняшний мрачный день.

Белль сняла плащ и повесила на крючок. Это простое действие словно высосало из нее остатки сил. Девушка привалилась к стене и тяжело осела на пол, на какой-то миг ей показалось, что не так уж плохо оказаться на молчаливой холодной земле. Этому краю уготованы только невзгоды и печаль — как, возможно, и ей самой.

Чудовище взъерошило свою густую гриву, и этот неуверенный жест получился на редкость человеческим.

— Выходит, твою мать тоже могли убить, может быть, это как-то связано с Алариком и спасением чаровников. Вот только… как именно?

Белль посмотрела на хозяина замка устало и заметила, что веки у него припухли, а глаза покраснели.

— Думаю, сейчас нам стоит сделать небольшой перерыв, — проговорила она, подумав. — Ты сейчас в тупике, да и я тоже. Мы просто… ходим кругами и не придумываем ничего нового.

Что же делать? Что обычно делают люди, которые оказались взаперти в заколдованном замке, к тому же напуганы, подавлены и не знают, как выбраться? Пьют? Устраивают вечеринку? Пытают заключенных? Играют в карты?

Навряд ли Чудовище одобрит такие виды досуга или согласится в них участвовать.

А что она обычно делала, чтобы поднять себе настроение?

— Давай вернемся в библиотеку. Кажется, пора почитать книжку.

Чудовище издало протяжный стон: нечто среднее между ревом рассерженного козла и трубой Апокалипсиса.

— Нет-нет, — сказала Белль с мягкой улыбкой. — Я сама тебе почитаю. Какую-нибудь историю, одну из моих любимых. Просто чтобы развеселиться.

— Надеюсь, это будет хорошая история, — неохотно проворчало Чудовище. — С хорошим концом.

— Тебе повезло: мне как раз нравятся истории с хорошим концом. Почитаю тебе сказку про Джека и бобовое зерно. В ней рассказывается про то, как один бедный юноша справился с почти непреодолимыми трудностями, победил великана, а потом жил долго и счастливо!

— Чем тот великан заслужил подобную судьбу? — Чудовище надуло губы.

— Это был плохой великан, совсем не такой, как ты. Идем!

Очевидно, кто-то услышал про их план, потому что, войдя в библиотеку, они увидели, что мебель волшебным образом передвинулась сама собой — что, конечно, неудивительно для заколдованного замка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что Когсворт и Люмьер сдвинули вместе несколько стоявших перед камином кресел и кушеток, чтобы Белль и Чудовищу было удобнее сидеть рядом.

— Спасибо, — поблагодарила Белль, смутно догадываясь о причинах подобной расторопности. — Думаю, теперь нам нужна только… м-м-м… тишина.

— Ну разумеется, mа cherie, — ответил Люмьер, отвешивая поклон, так что желтые огоньки его свечей покачнулись. Потом они с Когсвортом переглянулись.

Мажордом нервно засмеялся.

— Конечно-конечно. Мы просто старались сделать всё для вашего с хозяином удобства. Если вам что-нибудь понадобится… Мы, вероятно, не сможем вам помочь.

Белль и Чудовище удивленно захлопали глазами.

— Мы устраиваем скромные поминки для слуг, — пояснил Люмьер. — Если вы не против. Хотим должным образом почтить кончину хорошего человека.

— Конечно, — хрипло проговорило Чудовище. — Я понимаю. Можете открыть винный погреб, я разрешаю.

Огоньки на свечах Люмьера разом мигнули, возможно, это был способ маленького канделябра изумленно захлопать глазами.

— Благодарю вас, ваша милость, — быстро сказал Когсворт и поклонился.

Он потянул Люмьера за дверь, однако не прошло и минуты, как в библиотеку стремглав впрыгала процессия чайных чашек во главе с Чипом. Они притащили из кабинета пуховое одеяло, не замечая, что оно развернулось и его край волочится по полу.

Непохоже было, что малыши устали и измотаны после похорон, с другой стороны, трудно определить такое, если перед тобой чашки.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила их Белль, подбирая с пола одеяло.

— Мама сказала, что оно может вам понадобиться, а она сама занята. Ты собираешься за него замуж? — спросил Чип пронзительным звонким голоском.

Пара чашечек тихонько захихикала и звякнула друг о друга ручками.

— Мы только недавно познакомились, — выдавила из себя Белль, решив, что это самый благоразумный ответ. «Вдобавок он, знаете ли, чудовище». Интересно, что сказал бы преподобный отец Колбер, услышь он о подобном союзе.

Девушка слегка взмахнула руками, предлагая чашкам уйти.

— Спокойной ночи! — сказала она. — И спасибо!

— Ну-у-у, — застонал Чип. — Мы тоже хотим послушать сказку!

— Мы будем вести себя тихо, — пропищала другая чашка. Возможно, это девочка? Трудно сказать — внешне она ничем не отличалась от остальных. — Мы запрыгнем на стол. Можно?

Белль посмотрела на маленьких созданий. Что за причудливая сценка: одинаковые белоснежные чашки смотрели на нее вытянувшись — обычный фарфор так не выгнется. Посуда умоляет ее прочитать сказку на ночь.

— Пожалуйста, — тихо попросил Чип. — Я не могу заснуть. Мне грустно. У меня папа умер.

У Белль екнуло сердце. Даже если Чип сам до конца не понимает, о чем говорит… даже если просто хочет ее разжалобить…

— Хорошо. Тогда… рассаживайтесь и ведите себя тихо, d'accord? [Договорились? (фр.)]

— Мы будем тихо! — пообещал Чип.

Хихикая и позвякивая, чашки наперегонки забрались на журнальный столик с мраморной столешницей. Там лежала симпатичная стеганая, сшитая из лоскутков подставка под горячее, и чашки осторожно разместились на ней, точно стайка щенков, которые укладываются спать вповалку.

Белль покачала головой и легким шагом направилась к той секции, в которой, если ей не изменяла память, были собраны «Мифы и легенды всего мира». Сказка про Джека английская… полка с английскими сказками слегка прогибалась от веса тяжелых томов. Девушка вытащила огромную книгу в кожаном переплете с золотым тиснением на корешке и очаровательными, пусть и немного однообразными иллюстрациями почти на каждой странице. Когда Белль поняла, что в книге собрано множество историй про Джека, у нее учащенно забилось сердце. Некоторые она даже не читала.

Чем больше сказок, тем лучше!

Интересно, она когда-нибудь перестанет удивляться чудесам заколдованного замка?

Белль взяла эту книгу, прихватив еще одну, на всякий случай, подобрала с пола одеяло и направилась к сдвинутым вместе креслам и кушетке. Грациозно повернувшись, она плюхнулась на свободное место и укрыла ноги одеялом.

Сидеть у огня, укрывшись одеялом, было чрезвычайно приятно. От сидевшего рядом Чудовища тоже исходил жар, хотя оно вежливо убрало подальше ноги, по-собачьи поджав под себя, а передние лапы положило на подлокотник, опять-таки совсем как собака.

— Здорово, — проворчало Чудовище со вздохом. — Прямо ожившая картина вроде тех, на которых нимфа или Афина читают богам и богиням.

— Надо же, а я-то полагала, что ты совершенно необразованное чудовище, — поддела его Белль.

— Я вообще-то принц, — высокомерно отозвался хозяин замка. — И получил классическое образование. К тому же нимфы красивые, — добавил он, помолчав.

Девушка засмеялась.

— Смотрел бы на них и смотрел, — продолжал он нейтральным тоном, но при этом не сводя глаз с Белль.

Белль обнаружила, что может выдержать этот взгляд, не краснея и не отворачиваясь.

За окном по-прежнему тихо падал снег. Чашки тихонько дребезжали и легонько пихались в ожидании обещанной сказки. Сидеть вот так было очень уютно.

Белль открыла книгу и начала читать:

— Давным-давно…

Похищение

Морис с трудом пробирался через лес. Он был уже не молод, к тому же не отдыхал уже, кажется, несколько дней. Филипп, появившийся в своем загоне как ни в чем не бывало, упрямо отказывался идти куда бы то ни было. Очевидно, конь решил, что приключений с него хватит, и не реагировал, даже когда Морис тянул за уздечку и кричал.

Поэтому изобретатель шагал по холодному темному лесу один, с рюкзаком за плечами, держа в одной руке палку с прикрепленным к ней фонариком, — ни дать ни взять странный и одинокий Дед Мороз. В рюкзаке лежали веревки, крюки, черный порох и все скромные накопления изобретателя — Морис надеялся либо откупиться от Чудовища, либо помочь Белль сбежать. Если придется, он буквально разнесет стены замка по камешку, чтобы вызволить дочь.

Время от времени в голову изобретателю лезли странные мысли: казалось, будто когда-то он уже шел этой дорогой, но не тогда, когда ехал на ярмарку. В такие моменты Морис напрягался, ожидая появления стражников, приграничного патруля или… Глупость какая: он же в глухом лесу, тут на много миль вокруг никого нет.

— Морис?

Изобретатель остановился как вкопанный.

— Тут на много миль вокруг никого нет, — повторил он вслух.

Потом медленно обернулся, подняв повыше фонарь, чтобы лучше видеть.

Перед ним — удивительное дело — стояли Гастон и Лефу с огромным фонарем. Лефу отчетливо стучал зубами от холода, на Гастона мороз, похоже, не действовал.

— Гастон! — с облегчением воскликнул отец Белль. — Ты все-таки пришел! Как вы меня нашли?

Охотник широко улыбнулся, показав крупные зубы.

— Пришлось изрядно за тобой погоняться, Морис. Мы-то подумали, ты сидишь себе дома, в такую-то скверную зимнюю ночь. Поэтому я наведался в книжную лавку…

При этих словах Лефу весь как-то съежился, то ли от усталости, то ли от смущения, то ли от ужаса — или же от всех трех чувств одновременно.

— Но и там тебя не оказалось. Тогда я пошел по твоему следу, выслеживал тебя как дичь, Морис. Я ведь опытный охотник. — Гастон усмехнулся и похлопал по мешку и по дубинке, которую держал, положив на плечо.

— Ну, это прекрасно! — воскликнул Морис. — Уверен, вместе с тобой мы справимся с этим Чудовищем. Э-э-э, а где твое ружье?

— Точно, мы справимся с Чудовищем, — захохотал Гастон, пожалуй, чересчур громко. — Ну ты и бунтарь, Морис. Лучше бы тебе перестать буянить и пойти с нами по-хорошему.

— Пойти с вами по-хорошему?..

Морис наконец заметил, что Лефу нервничает, Гастон ухмыляется торжествующе, к тому же при нем нет ружья. Изобретатель попятился.

— Нет, Чудовище настоящее, Гастон, я его не выдумал. Это сумасшедший человек в шкуре зверя… чем бы оно ни было, у него сейчас Белль. Ты должен мне помочь!

— Пожалуй, я тут ничем помочь не смогу, а вот месье д’Арк, надеюсь, сможет. Оказывая помощь тебе, он заодно поможет и мне, — сказал Гастон, надвигаясь на изобретателя. — Поможет заполучить Белль.

— Д’Арк?

Перед тем как его оглушили, Морис успел подумать, что д’Арк ни за что не стал бы ему помогать, потому что…

Потому что…

…он не успел вспомнить, почему именно, а потом все потемнело.

Ключ к разгадке

Белль снились странные сны про их с отцом собаку. Морис весело улыбался, довольный, что наконец-то смог подарить дочери друга — пусть и четвероногого. Она нашла старый кусок яркой шерстяной ткани и аккуратно сшила из него очаровательный ошейник. Маленькая собачка бегала, подпрыгивала, приносила палки и дышала, разинув пасть и вывалив розовый язык, а Белль — во сне она была маленькой девочкой — восторженно хлопала в ладоши и обнимала своего любимца белыми пухлыми ручками, зарываясь лицом в густую шерсть.

Когда сон начал постепенно отпускать ее подсознание, Белль первым делом подумала, как там их собака. Она так по ней скучает.

Потом вспомнила, что собаки у них никогда не было.

Затем осознала, что лежит рядом с огромной собакой.

Наконец поняла, что на самом деле это Чудовище.

Видимо, где-то на третьей или четвертой сказке про Джека они оба заснули… Она помнила, как глаза Чудовища, до сего момента ясные, вдруг начали закрываться, точно книга. Люди часто борются со сном, их веки тяжелеют и медленно опускаются, а тут — раз! — и он уже спит, точно дикое животное.

Белль испытала легкий шок оттого, что сама так быстро заснула, а ее ступни оказались прижаты к теплому боку Чудовища. Одеяло пропиталось сильным запахом меха, однако он не был неприятным.

Неудивительно, что ей снилась собака.

Рядом на столике тихонько посапывали и похрапывали чайные чашки, изредка чуть шевелясь. На редкость очаровательное зрелище: Белль еще никогда не видела ничего столь странного и милого.

Может быть, ее вечное заточение здесь на поверку окажется не таким уж страшным? Возможно, они будут устраивать бесконечные чаепития, веселиться всю ночь напролет и читать сказки, пока она не превратится в старушку, а мех Чудовища не поседеет. Не самый плохой способ прожить жизнь…

Чудовище повернулось, передвинулось и одним рывком стянуло с Белль ее половину одеяла. Потом потянулось и зевнуло… издав протяжный, жуткий, никак не кончающийся звук, разевая пасть все шире и шире, пока, наконец, Белль не начало казаться, что оно может проглотить целый город.

Девушка отодвинулась в легком замешательстве.

Не открывая глаз. Чудовище со вкусом почесалось, потом потянулось. А потом его огромная задняя лапа коснулась ноги Белль, и его глаза распахнулись.

Чудовище одарило ее таким удивленным и одновременно раздосадованным взглядом, что девушку скрутил приступ беззвучного хохота.

— Что… — начало было оно.

Белль быстро приложила палец к его губам и указала на чашки.

Хозяин замка приподнял косматую бровь, все еще плохо соображая спросонья, потом все понял и кивнул.

— Я не думал, я… — прошептал он, смущенно потирая шею. — Наверное, я… заснул…

— Всё в порядке, — прошептала Белль и улыбнулась.

— История была отличная! — запротестовало Чудовище, стараясь говорить тише. — Я… я заснул не от скуки! Просто было так уютно, перед этим я очень огорчился, и огонь так приятно горел…

— Ничего страшного, — проговорила Белль, улыбаясь. — Приму это как комплимент.

Они помолчали.

Потом обоим вдруг стало неловко.

Белль подтянула колени к животу, делая вид, что просто поправляет платье.

Чудовище быстро спустило задние лапы на пол и село очень прямо, словно у него за спиной стоял строгий учитель хороших манер, требуя от ученика идеальной осанки.

Потом с задумчивым видом постучало когтем по подлокотнику и наконец отважилось спросить:

— Мы что же… всю ночь здесь спали?

— Нет, всего несколько часов, я полагаю.

— А-а-а, — с непонятным выражением протянуло Чудовище.

Маленькие чашки, потревоженные шумом, который устроили взрослые, наконец зашевелились, принялись толкаться, перекатываться из стороны в сторону и причмокивать. Сейчас они очень походили на сонных котят или цыплят.

— Еще одну, самую последнюю… — сонно забормотал Чип, зевая.

Белль засмеялась.

— Пора ложиться спать, — нежно сказала она.

— Не-е-ет! — застонал мальчик-чашка.

— Мама меня убьет! — убежденно заявила другая чашка.

Тут скрипнула дверь, и в библиотеке, как по заказу, появилась миссис Поттс. У Белль даже мелькнула мысль, не подслушивала ли домоправительница под дверью. Она сняла черную грелку, зато повязала траурную ленточку на свою фарфоровую ручку.

— Так, Чип, веселье окончено, — решительно заявила она. — Пора отправляться в собственную кроватку.

— Было так здорово, мама! — воскликнул Чип, подпрыгивая на месте. Белль наклонилась к малышу, боясь, что он нечаянно свалится со стола. — Можно, мы еще раз соберемся вот так?

— А Белль нам еще почитает? — умоляюще спросила одна из чашек. Все чашечки выстроились у края стола, а потом разом спрыгнули вниз, как утята, приземлившись на пол с тихим звяканьем. Все они давно привыкли к своим новым телам, и все же всякий раз, когда она на них смотрела, Белль казалось, что какая-то часть ее умирает.

— Белль очень занята чрезвычайно важной работой, — строго проговорила миссис Поттс. — Она великодушно позволила вам остаться и послушать, но не думайте, будто теперь так будет каждый день. На выход, марш!

Белль улыбнулась.

— Всё в порядке. Я бы с удовольствием читала им перед сном время от времени. Они просто идеальные слушатели.

— О, держу пари, так и есть, — сказала миссис Поттс таким тоном, будто очень сильно в этом сомневалась. — Я сейчас же пришлю вам чаю и полночный перекус… или petit dejeuner [Завтрак (фр.)], или что пожелаете. И вас будет обслуживать гораздо более немногословная посуда, — пообещала она и запрыгала к выходу. При этом двигалась она медленно и неловко, словно смертельно устала.

— Это очень мило с твоей стороны, — сказало Чудовище, когда домоправительница удалилась.

— Они очаровательные, — вздохнула Белль. — Мне бы хотелось поселить у себя дома с десяток таких малышей.

— Детей? — изумилось Чудовище, округлив глаза и высоко подняв брови.

— Говорящих чашек.

— А, точно. Конечно. Верно. — Чудовище расслабилось. Потом его взгляд сделался задумчивым. — Полагаю, нам понравилась одна из твоих историй? Та, про говорящую арфу.

— Думаю, да, — задумчиво сказала Белль. На миг ей снова показалось, что она спит и видит сон, в котором собака настоящая, а Чудовище — нет. Как будто она просто заснула с книгой в руках, а теперь никак не может проснуться и живет в мире своих фантазий.

«А вот и нет, у меха довольно сильный запах». Даже ее богатое воображение не смогло бы такого выдумать.

— Больше всего мне понравилась первая история, — продолжало Чудовище немного застенчиво. — Которая твоя любимая, про великана. Ты была права, он заслужил поражение.

— Да, это моя самая любимая сказка, — вздохнула Белль. — Она мне с детства нравилась. Отец рассказывал мне ее перед сном. Правда, в его версии говорящая арфа была не волшебным предметом, а сложным механизмом. Когда я научилась читать сама, то начала заглядывать в книжный магазин месье Леви… и он всегда был так добр, что позволял брать книги почитать и никогда не заставлял меня за них платить…

Чудовище изумленно округлило глаза.

— Что ты сказала?

— Он никогда не заставлял меня покупать книги. Во всем городе только я одна любила книги так же сильно, как он, и…

— Нет-нет. — Чудовище нетерпеливо покачало головой. — Имя того человека. Продавца книг.

— Месье Леви… — озадаченно повторила Белль.

— Звучит очень знакомо.

Чудовище сунуло лапу между диванными подушками, приглушенно ругнулось, когда между когтями застряли нитки, потом сбросило на пол одеяло — Белль решила, что обязательно поговорит с ним об этом, но только не сейчас, — и продолжило поиски с удвоенным энтузиазмом. Потом Чудовище заглянуло под кушетку и с победным видом вытащило одну из книг, посвященных переписи населения.

— Кажется, я видел это имя… где-то здесь… Вот оно! — торжествующе воскликнуло Чудовище. Оно перевернуло книгу, чтобы девушке было лучше видно, и когтем указало на одну запись.

Белль ахнула.

Рядом с именем — месье Дэвид Леви — была отметка «род занятий»: книготорговец. А рядом стоял уже знакомый ей маленький символ.

— Но я не замечала за ним ничего волшебного… — Она умолкла, увидев, когда была сделана запись.

Более ста лет назад. Точнее, сто десять лет назад.

— Неужто месье Леви бессмертный, продающий книги столетиями?

— Похоже на то, — сказало Чудовище.

— Если он живет так долго, значит, он один из чаровников, — взволнованно заключила Белль. — Держу пари, он знал мою мать и сумеет ее вспомнить!

Чудовище нахмурилось.

— Ты уверена?

— Строго говоря, твое королевство было не слишком велико, — взволнованно сказала девушка, хватая одну из книг, посвященных переписи населения. — Здесь записано всего три тысячи глав семейств. Нетрудно догадаться, что чаровники составляли малый процент от общего числа жителей, а раз так, они наверняка знали друг друга. К тому же он каким-то волшебным образом переехал жить в ту же деревушку, что и моя мать. Навряд ли это совпадение.

— Логично, — кивнуло Чудовище. — Ты хорошо его знаешь, да?

— Больше его в этом мире я люблю только папу.

— И он до сих пор живет в вашей деревне?

— Да.

— Тогда нужно пойти и поговорить с ним.

Белль выразительно посмотрела на окно и иронически улыбнулась:

— Ты не забыл? Мы заперты здесь.

— А что сделал бы на нашем месте Джек, а, Белль?

«Когда он успел стать таким проницательным?»

Девушка шутливо надула губы.

— Полагаю, он бы придумал какой-то хитрый способ выбраться отсюда.

Чудовище посмотрело на нее с кривоватой усмешкой.

— Поскольку из нас двоих ты самая умная, но не придумала хитрый план, предлагаю прибегнуть к грубой силе. Как будто мы в осажденном замке отбиваем вражескую атаку. Что-то в таком духе.

— Звучит разумно, — признала Белль, улыбаясь.

— Нужно… собрать все острые и режущие предметы, — продолжало Чудовище. — А также молоты и колотушки, чтобы разбить оконные стекла.

— Да, сэр, принц-генерал, слушаюсь. — Белль отдала честь, хотя глаза ее смеялись.

Было решено прорываться через замковые ворота — этим же путем сюда попала Белль, их створки открывались внутрь, так что, по крайней мере, их не придется ломать.

Однако, распахнув ворота, Белль и Чудовище увидели прекрасную, но очень прочную преграду: целую стену, состоявшую из сияющего, точно кристаллы, льда и паутины, белой, как слоновая кость.

В некоторых ледяных пластинах снова и снова возникали сцены из жизни ее матери, и сначала Белль застыла, точно загипнотизированная. Особенно ее заинтересовала сценка, в которой ее мать, стоя перед зеркалом, волшебным образом меняла цвет своих волос и одежды, а потом, склонив голову набок, оценивающе рассматривала получившийся результат.

— Это… так не похоже на меня, — выдохнула Белль.

А что, если бы у нее было большое зеркало и способность менять внешность в зависимости от настроения?

Большая часть замковой прислуги собралась в припорошенном снегом дворе — поглазеть и при необходимости помочь: разные вещи, мебель и всевозможные безделушки. Некоторые повязали на себя обрывки ткани, точно маленькие шарфы, наверное, это напоминало им о том времени, когда все они были людьми. Люмьер и миссис Поттс стояли рядом, чуть в стороне, чтобы не мешать, при этом маленький канделябр обнимал госпожу-чайник за круглый бок, словно желая утешить. Кроме того, у ворот лежала груда древнего оружия, которое теоретически могло пригодиться.

Чудовище заревело и бросилось на самое большое ледяное «окно», выглядевшее самым хрупким, рассчитывая, что то расколется под его немаленьким весом. Раздался странный звук, как будто рядом ударили в гонг, ледяной щит прогнулся, а потом спружинил обратно.

Чудовище прыгнуло на «окно» во второй раз и принялось царапать его когтями.

Раздавшийся вслед за этим пронзительный скрип заставил Белль и всех присутствующих поспешно заткнуть уши и съежиться.

— Боевой молот, — приказало Чудовище.

Когсворт подал знак целой фаланге маленьких предметов, те бросились вперед и поднесли хозяину старинное оружие.

Издав громоподобный рык, точно древний титан, Чудовище трижды взмахнуло молотом над головой, а потом с размаху опустило оружие на ледяной экран.

Ничего не произошло.

По прозрачной поверхности льда побежали тонкие трещины, но вместо того чтобы расколоться на части, волшебное «окно» разделилось на много «окошек» поменьше. В каждом из них появилась новая сцена из жизни матери Белль. Некоторые в точности копировали воспоминание, которое показывал ледяной экран до удара, другие прокручивали ту же сценку с другого ракурса.

Чудовище заревело, подняло молот и ударило снова.

Раздался пронзительный скрежещущий звук. По льду поползли новые трещины.

Появилось еще больше осколков-экранов.

Тут Белль заметила, что каждый новый экранчик стремительно обрастает «рамкой» из паутины.

— Подожди! — закричала он, хватая Чудовище за лапу, чтобы не дать ему нанести новый удар.

Хозяин замка посмотрел на нее с недоумением.

— Оно становится только сильнее, — пояснила девушка. — Каждый раз, когда ты по нему ударяешь!

В самом деле: белые, как кости, побеги паутины поспешно оплетали новые мелкие сегменты льда, выбрасывали в разные стороны новые отростки, стремясь защитить то, что осталось.

Чудовище заревело от ярости и отшвырнуло молот. Все вздрогнули.

— Когсворт, приведи сюда доспехи, — скомандовала Белль.

— Сию минуту! — Мажордом поспешно удалился, переваливаясь с боку на бок. Не прошло и минуты, как во двор строевым шагом вышли доспехи — если бы Белль не успела немного привыкнуть к обитателям замка, подобное зрелище непременно бы ее ужаснуло. Наверное, в прошлом доспехи были замковыми стражниками, а теперь до жути походили на бездушных големов.

— Отлично. Чудовище, как только ударишь — сразу же отходи в сторону, — велела Белль. — Доспехи, как только ваш хозяин нанесет удар, один из вас должен быстро ударить зеркало — или чем бы оно ни было — острым концом меча. Действуйте!

Вскоре двор наполнился странными звуками, повторяющимися с механической регулярностью: «вз-з-з бдыщ!» — по ледяному экрану бьет боевой молот, а потом раздается звон металла — в дело вступают мечи. Размеренные удары навевали мысли о шварцвальдских часах с кукушкой.

Первый осколок откололся от экрана и упал на припорошенную снегом землю перед воротами.

Люмьер, Когсворт и миссис Поттс разразились радостными криками.

— Продолжайте! — скомандовала Белль. — Быстрее!

Доспехи увеличили темп, они стояли перед воротами, выстроившись в одну линию: как только первые латы наносили удар, они быстро отходили в сторону и шли в конец очереди, а их место занимали следующие латы.

Чудовище тяжело дышало и пыхтело. Всякий раз, когда оно замахивалось молотом, с его головы летели брызги не то слюны, не то пота.

Один за другим на землю летели осколки. Паутина пыталась затянуть бреши, но новые льдины были тонкими, слабыми и ломкими, как жженый сахар.

Предполагалось, что у них будет всего несколько секунд, чтобы успеть протиснуться в расчищенный проход, перед тем как он снова зарастет. Белль подготовилась заранее. Она надела наряд с меховой опушкой — тем самым безмерно осчастливив тетушку-гардероб, — в руках держала плащ с огромным капюшоном для Чудовища, а также сумку с едой и магическим зеркалом.

Чудовище оскалило зубы, зарычало и изо всех сил ударило по волшебному окну.

Время словно замедлилось, Белль видела, как молот касается зеркальной поверхности, оплетенной тонкими паутинками, а потом вдруг проходит насквозь, и раздается страшный шум, словно во дворе взорвался испорченный фейерверк или выстрелила огромная пушка. Во все стороны полетели осколки льда и острые обломки застывшей паутины, разрезая и царапая всё на своем пути.

— СЕЙЧАС! — завопил Люмьер.

Прикрывая лицо рукой, Белль ласточкой нырнула в образовавшийся пролом. Острые осколки порезали ее одежду, а в некоторых местах оставили глубокие царапины, из которых пошла кровь.

Оказавшись на той стороне, девушка поспешно откатилась в сторону — и очень вовремя. С оглушительным ревом, эхом разнесшимся над всей долиной, Чудовище выскочило в проделанную брешь, выломав торчащие в ней осколки, точно сумасшедший демон, врывающийся в церковь сквозь витражное окно.

В отличие от Белль Чудовище приземлилось на все четыре лапы и сразу же стряхнуло с себя куски льда и паутины.

Белль обернулась: белая паутина росла как никогда быстро, издавая жуткие тонкие звуки, будто жаловалась на то, что кто-то посмел ее сломать. На глазах у девушки Когсворт, Люмьер и миссис Поттс исчезали за всё утолщающимся слоем льда. Люмьер помахал им на прощание — Белль увидела этот жест лишь потому, что на конце его свечи горел огонек.

— Удачи! — услышала она приглушенный крик.

А потом все стихло. Снова шел снег.

Белль встала и поправила плащ, стараясь не поддаваться грусти, которую на нее навеяла сцена прощания. Именно из-за нее на замок окончательно пало проклятие, а она вырвалась оттуда, бросив всех его обитателей на произвол судьбы. Теперь она может сбежать, если пожелает, — так далеко, как только сможет, даже в Париж, и сделать вид, что ничего этого не было. А благодаря проклятию замок исчезнет, так что действительно можно представить, будто ничего этого никогда не происходило. Она даже может забыть, что это королевство вообще существовало.

Сдерживая слезы, Белль помахала рукой, надеясь, что запертые за ледяной преградой маленькие существа ее видят.

Чудовище смотрело на нее.

— Я вернусь во что бы то ни стало, — пообещало оно. — Теперь… я король и должен разделить судьбу своих подданных.

Белль еще сильнее захотелось расплакаться.

— Ты и сама в опасности, — серьезным тоном напомнило ей Чудовище. — Ты в чаще леса, рядом с чудовищем, а заклятие становится все сильнее. Я не смогу контролировать себя вечно.

Белль мигом представила, как ее тело лежит на залитом кровью снегу — этакая иллюстрация финала очень страшной сказки.

Она покачала головой:

— Нет. Ты никогда не причинил бы мне вред. Чудовище слабо улыбнулось… а потом наклонилось, поцеловало ее в лоб и прошептало:

— Я скорее убью себя, чем сделаю это.

Они молча пошли дальше, прочь от замка, а их следы засыпал снег, как вода смывает надписи на песке.

Воссоединение

Узница обмякла на операционном столе в ожидании новых истязаний.

Из всех мыслей, что она успела передумать и забыть за долгие годы безвременья, тьмы и боли, осталась только одна: почему?

Он сумел осуществить большую часть задуманного, используя для этого все физические «средства» и пытки, какие только смог придумать. Насильно поил ее мерзким варевом, которое величал не «зельем», а «составленным на научной основе эликсиром», надеясь притупить ее магические способности.

Методом проб и ошибок, путем сбора информации — которую он получил, мучая других подопытных, — он совершил нечто, чего не смогли достигнуть в Темные Века.

Он вытянул из нее почти всю магию.

Она это чувствовала. Интересно, видел ли это он, со всеми его инструментами и приспособлениями, штангенциркулями и мерными стаканами?

Собрав все силы, она, вероятно, смогла бы за неделю поменять цвет своих волос, срастить одно-единственное перышко в сломанном крыле воробья или зачаровать чашку чая так, чтобы он на час или два облегчил страдания больного чахоткой.

В ней совсем не осталось магии превращений и, главное, смертельной магии. Она не питала иллюзий.

Он победил.

Так почему он продолжает ее мучить?

Где-то в темноте раздалась какая-то возня, приглушенные крики и звуки ударов: похоже, сюда волокли какого-то на редкость проворного и рассерженного пленника.

Когда ее похитили, много лет назад, людей сюда доставляли каждую неделю, иногда по нескольку за раз.

Некоторые не выдерживали пыток, и их тащили через дверь темницы, мимо всех камер — прямо в черную дверь в дальнем конце коридора, больше их не видели, их не приводили в комнату для подготовки подопытных и не клали на операционные столы, на одном из которых лежала сейчас она сама. Однако в последнее время новые жертвы появлялись здесь редко.

Шум потасовки сделался громче. Судя по глухим ударам, пленник прибыл сюда не по доброй воле и не собирался упрощать похитителям жизнь.

— Злодеи! Негодяи! — выругался он.

На миг ее сердце перестало биться.

Она знала этот голос.

Пленница повернула голову так далеко, как только позволяла фиксирующая шею металлическая пластина, и посмотрела в открытую дверь. Она отчаянно надеялась, что ошиблась, хотя маленькая, эгоистичная часть ее души страстно хотела увидеть его еще раз. И вот она увидела его, плотного мужчину средних лет — трое головорезов в капюшонах пытались затащить его внутрь, а он изо всех сил вырывался и отбивался.

Он почти не постарел за те долгие годы, миновавшие с тех пор, когда она видела его в последний раз. Конечно, его волосы полностью поседели, но щеки остались такими же румяными и круглыми, как и прежде.

Она хрипло ахнула, заметив, что у него до сих пор есть те круглые отметины под глазами от нелепых и безобразных защитных очков, которые он постоянно носил.

Один из головорезов сильно пнул Мориса коленом, и изобретатель обмяк, задохнувшись от боли, и, попытавшись прикрыть голову, повернулся в ее сторону. И увидел ее.

Гримаса ужаса медленно исказила его лицо.

Спустя одно долгое, душераздирающее мгновение она осознала, что Морис не узнает ее, собственную жену.

Да и как было узнать? Запекшаяся кровь на голове, волосы сильно поредели, на лбу шрамы, щеки запали — ее обезображенное лицо напоминало маску. Тело исхудало в результате чудовищных опытов, которые над ней проводили в этой страшной тюрьме… она теперь все равно что другой человек.

Вдобавок она же сотворила то дурацкое заклятие забвения, чтобы защитить свою семью.

Она почувствовала, как рыдания раздирают ее усохшую, впалую грудь.

— Морис, — хрипло простонала она так громко, как только смогла.

Глаза изобретателя расширились.

— Розалинда? — пролепетал он.

Потом его лицо побагровело от гнева и ярости.

— РОЗАЛИНДА!

Морис принялся яростно отбиваться кулаками и пинаться, всю жизнь он поднимал тяжелые металлические детали и механизмы, толкал тележки с кирпичом и железными болванками, когда Филипп упрямился и отказывался работать, поэтому был физически крепким человеком.

Крутанувшись, точно берсерк, изобретатель вырвался из рук державших его бандитов и бросился в операционную, туда, где лежала Розалинда.

Он не стал тратить время на то, чтобы нежно коснуться ее щеки и гладить по лбу, вместо этого он немедленно ухватился мясистыми пальцами за металлическую пластину, фиксирующую ее шею, и принялся ее раскачивать.

На какой-то миг Розалинде показалось, что она грезит. Когда ее только бросили в мрачную темницу, она часто мечтала, представляя, что рядом с ней Морис и Белль, а тюремная камера — просто чудовищный кошмар.

Она смотрела на лицо мужа, подмечая маленькие детали, убеждавшие ее в реальности происходящего. У него появился маленький шрам рядом с левым глазом –1 раньше его не было. Неужели у Мориса появились залысины? Пожалуй, он поправился на несколько фунтов, судя по округлившемуся животу… Может быть, они с Белль неплохо жили вдвоем, без нее… может, он хорошо питался, как и положено мужчине в его возрасте, и ни в чем себе не отказывал…

А потом на шею Мориса с размаху опустилась обтянутая кожей дубинка.

Изобретатель сразу же упал без сознания, рухнув на пол, точно актер во время спектакля.

— Нет, — каркнула Розалинда, борясь с удушьем.

Обездвижив Мориса, трое головорезов подхватили его под мышки и без лишних церемоний поволокли прочь из комнаты.

— Нет! — Розалинда вложила все остатки сил в этот крик. — Он не владеет магией! — Она отчаянно пыталась подобрать правильные слова, так, чтобы до этих чудовищ дошло. — Он… не чаровник! Он чист! Невинен! ПОЗВОЛЬТЕ ЕМУ ЖИТЬ!

Однако дверь в дальнем конце комнаты уже закрылась, потом щелкнул замок, и Розалинда осталась одна, гораздо более одинокая, чем прежде.

Часть 3