у добра, тем больше копилась обида и тем злее становились Сашкины мысли.
Чем бы это закончилось, предсказать несложно, но в один июльский день все в жизни Сашки перевернулось с ног на голову.
Воскресный денек принес в Москву назойливую жару, а вместе с ней сизую дымку выхлопных газов и тягостный запах гудрона от плавящегося под солнцем асфальта. А еще в воздухе ощущалось что-то такое, что возникало в столице лишь летом, в безветрие, и что седой ученый с заумным лицом из телевизионной передачи «Очевидное-невероятное» обозвал непонятным для Сашки словом: «смог».
— Мам, а что такое смог? — сидя на колченогом табурете и, от нечего делать, болтая ногами, задал он вопрос.
Вяло повернув голову в его сторону, с хрипотцой, столь характерной для заядлых курильщиков, она глухо ответила:
— Ты спроси чего полегче… Я на трех работах вкалываю: в твоей школе полы мою, в летнем кафе на Бескудниковском проезде убираюсь, да еще и в детский сад ночным сторожем на полставки устроилась. Мне, сынок, книжки умные читать некогда, ноги бы не протянуть от таких трудов.
Она облокотилась на спинку продавленного дивана, обессилено опустила голову на согнутую руку и тяжко вздохнула.
— Вот был бы у тебя батька нормальный, как все мужики, разве бы мы тогда сводили, вот так, концы с концами? Так на него, черта лысого, даже алименты подавать невозможно. Недееспособный он, якобы. На всю свою лысую голову больной… А как бабок в парках окорячивать, так тут он первый мастак…
Она замолкла, ссутулилась и, обхватив себя за плечи руками, застыла со страдальческим выражением лица.
— Мам, а что такое окорячивать? — с неподдельным интересом загорелся мальчишка.
— Забудь, — строго, как отрезала, распорядилась мать. — Это я сгоряча сболтнула, не подумавши.
Однако забавное слово прочно засело в голове у Сашки. Он даже подумывал сбегать во двор и поинтересоваться у старших пацанов, что оно означает, как в этот момент во входную дверь позвонили.
Мать нехотя поднялась с дивана и, пробурчав под нос: «Опять пьянь какая-нибудь приперлась», отправилась открывать дверь. Любопытный Сашка увязался за ней.
Но на этот раз она ошиблась, и это были не ее друзья-забулдыги. На пороге стоял незнакомый высокий жилистый мужик с морщинистым лицом и абсолютно лысой головой, сразу же вызвавшей у Сашки образ скелета.
— Здоров, Лидка! Не ждала уже, поди меня, шалава?
Сашка видел, как мать мгновенно поменялась в лице: такой испуганной на его памяти она не была еще никогда. Однако испуг прошел так же быстро, как и появился, а вслед за этим вечно хмурое и изможденное лицо матери озарилось… искренней радостью.
— Ты ли это? — Юцевич бросилась незнакомцу на шею. — Ива…
Тот грубо заткнул ей рот ладонью и тихо просипел:
— Ты меня с кем-то путаешь. Я не Иван, а брат его двоюродный… Сергей. Понятно?
Его глаза недобро блеснули, а верхняя губа хищно подобралась.
Теперь мать выглядела растерянной.
— Да как же так-то?.. — только и смогла произнести она.
— А вот так.
Лысый вытащил из кармана паспорт, развернул его на первой страничке и, сунув матери под нос, рявкнул:
— Читай, дура!
Глаза матери забегали по строчкам.
— Сергей Николаевич… — пролепетала она и закашлялась, видимо, подавившись собственной слюной.
Прочистив горло, Юцевич боязливо посмотрела на лысого и, кивнув на Сашку, осторожно произнесла:
— Сережа, познакомься, это твой сы… — она прервалась, и испуганно уточнила: — Это мой сын Сашка. Ему уже восемь…
Подняв руку вверх, гость прервал речь матери. Он закатил глаза вверх, зашевелил губами и, что-то подсчитывав в уме, значительно подобревшим взглядом взглянул на мальчишку.
— Ну, здравствуй, Сашка. А я папкин брат двоюродный, дядя Сережа. С сегодняшнего дня буду тебе за отца. И жить я буду с вами. Если будешь послушным хлопцем — мы с тобой поладим. Но, учти, если что не, по-моему, сделаешь…
Он легонько взял двумя пальцами Сашку за ухо, чуть потянул вверх и, ухмыляясь и растягивая слова, пропел:
— Сашко, за ушко, да на солнышко…
Испуганный мальчишка не мог произнести ни слова.
— Молчишь? Это правильно. Будем считать, ты меня понял. А теперь, малек, брысь отсюда! Нам с мамкой надо посидеть, покалякать о том о сем….
Лысый сальным взглядом поглядел на мать, а та, разомлев от намека, совершила и вовсе немыслимое для нее дело. Она покорно опустила глаза и раскраснелась, словно провинившаяся школьница в кабинете директора. Приняв это как должное, новоиспеченный глава семьи по-хозяйски сбросил свои стоптанные запыленные туфли посреди прихожей и деловито прошагал на кухню. Он поставил старенький дорожный чемоданчик на кухонный стул, раскрыл его и вытащил оттуда нехитрые гостинцы: две бутылки водки, банку консервов «Бычки в томатном соусе», колечко «Краковской» колбасы и плитку молочного шоколада, которую, немного поколебавшись, вручил Сашке.
— Лидка, разбирай закуску! Будем встречу отмечать и мое…
Он осекся, как-то странно покосился по сторонам. Подойдя к настежь распахнутому окну, он закрыл его и зачем-то защелкнул на шпингалет.
— Возвращение, короче, праздновать будем, — добавил он негромко и, строго зыркнув на Сашку, угрожающе цыкнул: — Ты почему еще здесь стоишь? А ну, мелкота, брысь к себе в комнату!
Испуганный мальчишка пулей выскочил в коридор. Правда, убегать в спальню Сашка не стал, а, прижавшись к стене, затаился. Отсюда ему было хорошо слышно, как мать, чуть замявшись, извиняющимся голосом пролепетала:
— Ва… Ой!.. Сережь, так я это… не могу… Я в завязке уж как неделю…
Раздался грохот удара кулаком по столу. Испугавшись за мать, Сашка тихонько выглянул из-за угла.
Он видел, как побагровевший от злости гость угрожающе наклонился над ней и, слегка шлепнув ее пальцами по затылку, взревел как раненый зверь:
— Ты че щас сказала?!..
Та же в страхе лишь отпрянула в сторону и прижалась к стене рядом с мойкой.
— Сереж, только не это… не надо, не начинай… — испуганно затараторила она. — Сашка ведь все слышит. Давай по-хорошему, как раньше. Не сердись на меня, я сделаю все, как ты скажешь. Любую прихоть, любое пожелание, что хочешь, только сына не пугай.
Видимо, ощутив на себе взгляд, лысый резко повернул голову в сторону двери и уставился на побледневшего Сашку. Тот был ни жив, ни мертв.
Сменив гнев на милость, мужчина криво ухмыльнулся практически беззубым ртом и миролюбиво заключил:
— Запомни, сынок, бабы любят, когда ими командуют. Это мой первый тебе урок. Заруби себе на носу, что я тебе сказал. Понял?
— Понял, — едва слышно, одними губами прошептал Сашка.
— Молодец, — похвалил он мальчишку. — Весь в меня пойдешь, в Колкинскую породу. Мы, Колкины, всегда хваткими были, — и, строго взглянув на мать, скомандовал: — А ты, Лидка, чего стоишь как статуя? Почему стол до сих пор не накрыт?!.. А ну беги за рюмками, а то щас зашумлю по-настоящему!..
Подскочив как ужаленная, Юцевич выскочила из кухни и помчалась в зал, к серванту с посудой. То были сервизы и наборы посуды, подаренные им с отцом еще на свадьбу. Доставала она их оттуда исключительно по большим праздникам. Даже в периоды длительных запоев мать никогда не позволяла собутыльникам ничего оттуда брать.
Мужчина уселся за стол и достал из кармана пачку сигарет «Астра».
— На-ка, Сашко, отведай моих любимых Погар. Кури, не бойся. Ты мужиком расти собрался али бабишкой какой, на передок слабой?
Он подмигнул, с хитрецой поглядывая на растерявшегося мальчишку.
— Конечно, мужиком… — промямлил Сашка, с интересом вертя в руках сигарету без фильтра.
Все дело было в том, что сбитый с толку пацан совершенно не знал с какой стороны ее нужно засовывать в рот. Помявшись еще немного и сообразив, что это не имеет большого значения, он осторожно сжал ее губами с одного конца.
— Молодца, — одобрил Колкин-старший и чиркнул спичкой о коробок.
Через час пьяные вдрызг супруги, не придумав ничего лучше, устроили безудержный разврат прямо на кухонном столе. А бедный Сашка, ведомый детским любопытством, затаив дыхание, подсматривал за ними в щелку неприкрытой до конца кухонной двери.
Все, что вытворяли тогда взрослые, было ему в диковинку: очень страшно, но интересно. Однако больше всего его поразило другое. Несмотря на все унижения, что испытывала в эти минуты его мать, выглядела она на удивление… счастливой.
«Женщины любят, когда ими командуют», — повторил он про себя первый отцовский урок.
Глава 5
Расположившись на водительском сиденье, Колкин-младший — а Александр, после трагической смерти матери, взял себе фамилию отца, — с огромным удовольствием жевал двойной гамбургер из ближайшего Макдональдса. Не теряя времени даром, он решил немного подкрепиться, совместив, так сказать, приятное с полезным. Сколько придется сидеть в засаде, он не знал.
Несчастная Катюша, так и не придя в себя полностью после произошедшего с ней в субботу кошмара, не придумав ничего лучшего, отправилась после трудового дня лечить расшатанные нервы бесцельным шатанием по магазинам. Осторожный маньяк решил вслед за ней пока не идти, хотя и горел огромным желанием это сделать. Вместо этого Александр занял выжидательную позицию в автомобиле на парковке.
Он отлично знал, что вход в «Мегу», ее коридоры и торговые залы на всех этажах, все кафешки, бары и даже технические помещения — все просматривалось камерами наблюдения службы охраны. Следовательно, если бы Катя обнаружила слежку, то, изъяв записи с камер, сотрудникам уголовного розыска не составило бы большого труда быстро его вычислить со всеми вытекающими последствиями. Особенно учитывая столь яркую примету — высоченный, под два метра, рост.
И хотя «баскетболистов», как в шутку он называл стропил наподобие себя, в Москве хватало с избытком, вопрос поиска людей с такой приметой значительно упрощался. Но самое главное, его фото наверняка бы попало на контроль в службу безопасности метрополитена, а вот это уже полный крах всей задумки. Без ежедневных поездок в метро — на одной только машине — в стоящей в бесконечных пробках столице, он долго е продержится. Сорвавшись во время очередного эпизода неизбежной депрессии, он наверняка натворит фатальных ошибок и попадется в лапы к ментам.