Возможно, они думали, что убили всех, кому захотелось бы их выслеживать. Она старалась не гадать, что могло случиться, если бы они заметили, как Ягнёнок и Шай едут за ними в тряском фургоне.
Было время, когда она продумывала всё, каждое мгновение каждого дня – себе, Ягнёнку, Галли, Питу и Ро – и отправляла каждого на своё место со своими задачами. Всегда смотрела вперёд, ведь будущее лучше, чем настоящее – и его контуры она ясно видела, словно уже построенный дом. Трудно поверить, что с того времени прошло лишь пять ночей, проведённых под хлопающим навесом в задней части повозки. Пять раз по утрам она просыпалась окоченевшая и разбитая, и каждый рассвет был похож на разверзшуюся под ногами яму. Пять дней, отыскивая следы в пустых лугах и лесах, Шай оглядывалась на свое чёрное прошлое и думала, какая его часть выползла из холодных объятий земли и украла её жизнь, пока она, ухмыляясь, глазела в будущее.
Она нервно потирала пальцами ладонь.
– Посмотрим? – на самом деле она боялась того, что может найти. Боялась посмотреть и боялась не посмотреть. Она устала, всего боялась, и там, где раньше были её надежды, теперь осталась только пустота.
– Я обойду сзади. – Ягнёнок шляпой отряхнул колени и пошёл вокруг поляны. У него под ногами хрустнули ветки, и стайка испуганных голубей взлетела в белое небо, давая всем ясный знак об их прибытии. Но там никого не было. По крайней мере, никого живого.
Сзади был заросший огород и канава глубиной по щиколотку, прокопанная в неподатливой земле. Рядом с ней лежало что-то бугристое, прикрытое мокрым одеялом, из-под которого торчала пара ботинок и пара тощих босых ног с грязью под синеватыми ногтями.
Ягнёнок присел на корточки, взялся за угол и поднял одеяло. Мужское и женское лица, серые и безжизненные, у обоих перерезаны глотки. Голова женщины наклонилась, открывая влажную пурпурную рану на шее.
– Эх. – Шай прижала язык к щели между зубами и уставилась на землю. Лишь неисправимый оптимист мог ожидать здесь чего-то иного, а уж Шай-то оптимизмом ни в коей мере не страдала. Но всё же эти лица что-то в ней надорвали. Была ли это тревога за Пита и Ро, или за себя, или же просто глупые воспоминания о глупых временах, когда трупы не были для неё такими непривычными.
– Оставьте их, сволочи!
Сначала Шай увидела блеск наконечника стрелы. Затем руку, державшую натянутый лук, и белые суставы пальцев на тёмном дереве. И, наконец, лицо – мальчик лет шестнадцати, с копной рыжеватых волос, прилипших к бледной коже.
– Я убью вас! Убью! – Он выбрался из кустов, пробуя ногой, куда ступить. Тени скользили по напряженному лицу, а его рука дрожала на луке.
Шай заставила себя стоять спокойно, что было непросто, поскольку в ней боролись два нестерпимых инстинкта: броситься на него или броситься прочь. Каждая мышца порывалась сделать то или другое, и было время, когда Шай помчалась бы, куда бы ни повели инстинкты. Но, так как обычно они заводили скверными путями прямиком в дерьмо, на этот раз она не поддалась им и просто стояла, глядя парнишке прямо в глаза. В испуганные глаза, которые, что не удивительно, были широко раскрыты и блестели в уголках. Она спросила мягким голосом, будто они встретились на танцах на празднике урожая, и между ними не было сожженных зданий, мёртвых людей или натянутых луков:
– Как тебя зовут?
Парень облизал губы, наконечник стрелы качался, и оттого грудь Шай жутко зудела там, куда он целился.
– Я Шай. Это Ягнёнок.
Глаза парня метались, и лук тоже. Ягнёнок не дрогнул, только вернул одеяло на место и медленно встал. Пацан видел его впервые, и в его глазах Ягнёнок наверняка выглядел как угодно, только не безобидно. Даже с этой спутанной седой бородой. Надо совсем уж неосторожно обращаться с бритвой, чтобы случайно нанести такие шрамы, как у Ягнёнка. Шай догадывалась, что он заработал их в какой-то войне на Севере, но если когда-то он и был бойцом, то сейчас боевого духа в нём не осталось. Какой-то трус, как она всегда говорила. Но парень-то этого не знал.
– Мы преследуем кое-каких людей. – Шай продолжала говорить мягко, мягко, возвращая взгляд парня и наконечник его стрелы на себя. – Они сожгли нашу ферму, недалеко от Сквердила. Сожгли её, убили человека, работавшего на нас, и забрали мою сестру и моего маленького брата. – Её голос надломился, пришлось сглотнуть и снова решительно продолжить. – Мы их выслеживаем.
– Похоже, здесь они тоже побывали, – сказал Ягнёнок.
– Мы за ними следили. Их, наверное, человек двадцать, двигаются быстро. – Наконечник начал опускаться. – По пути они посетили ещё парочку ферм. Там то же самое. А дальше мы поехали за ними в леса. И сюда.
– Я охотился, – тихо сказал парень.
Шай кивнула.
– Мы были в городе. Продавали урожай.
– Я вернулся, и… – Наконечник опустился к земле, к большому облегчению Шай. – Ничего не мог сделать.
– Нет.
– Они забрали моего брата.
– Как звали?
– Эвин. Ему было девять лет.
Тишину нарушали только капли, всё ещё падавшие с деревьев, и тихий скрип ослабленной парнем тетивы.
– Ты знаешь, кто они были? – спросил Ягнёнок.
– Я их не видел.
– Знаешь, почему они забрали твоего брата?
– Меня здесь не было, я же сказал! Не было меня здесь.
– Ладно, – сказала Шай, успокаивая. – Понятно.
– Вы их выслеживаете? – спросил парень.
– Стараемся, – сказал Ягнёнок.
– Хотите вернуть твоих сестру и брата?
– Рассчитываем на это, – сказала Шай, словно уверенный тон мог решить всё дело.
– Можете вернуть и моего?
Шай посмотрела на Ягнёнка, он на неё, и не сказал ничего.
– Мы можем попытаться, – сказала она.
– Наверное, тогда я иду с вами.
Снова тишина.
– Уверен? – спросил Ягнёнок.
– Могу делать что угодно, старый хрыч! – закричал парень, и вены вспучились на его шее.
Ягнёнок и глазом не повёл.
– Мы пока не знаем, что придётся сделать.
– Но, если хочешь присоединиться, в фургоне найдётся место. – Шай протянула руку парню, он немного посмотрел на неё, затем шагнул вперёд и пожал. Слишком сильно пожал, как делают мужики, когда хотят доказать, что они крепче, чем есть на самом деле.
– Меня зовут Лиф.
Шай кивнула в сторону трупов.
– Твои родные?
Парень моргнул, глядя на них.
– Я пытался их похоронить, но земля твёрдая, и мне нечем копать. – Он потёр пальцем сломанные ногти. – Я пытался.
– Помочь? – спросила она.
Его лицо покосилось, он повесил голову и кивнул, тряхнув мокрыми волосами.
– Нам всем время от времени нужна помощь, – сказал Ягнёнок. – Принесу лопаты.
Шай выбрала момент, протянула руку и мягко положила парню на плечо. Она почувствовала, как он напрягся, и подумала, что он сбросит её руку, но Лиф не сбросил, и Шай порадовалась. Возможно, ей это было нужнее, чем ему.
Дальше они поехали уже втроём, а в остальном мало что изменилось. Всё тот же ветер, то же небо, те же следы, всё то же тягостное молчание. Разбитые дороги добивали фургон, который, грохоча позади неутомимых волов, с каждой милей кренился всё сильнее. Одно из колёс внутри железного обода едва не развалилось. Шай тоже – снаружи сурово хмурилась, а внутри чувствовала себя разбитой на кусочки. Они распрягли волов, чтобы те пощипали траву. Ягнёнок, покряхтев, поднял одну сторону фургона и держал, пока Шай, как могла, чинила колесо с помощью своих инструментов и половины мешка гвоздей. Лиф порывался помочь, но от него требовалось лишь подавать молоток, когда она просила.
Следы привели к броду на речной отмели. Кальдер и Скейл не особо хотели туда лезть, но в конце концов Шай палкой заставила из перейти речку и направила к высокой трехэтажной мельнице. Те, за кем они гнались, не позаботились сжечь её, и колесо всё ещё весело вращалось в журчащей воде. Двух мужчин и женщину повесили вместе на чердачном окне. У одного, видно, сломалась шея – вытянулась слишком сильно, у другого обгорели ноги и качались в шаге над грязью.
Лиф таращился вверх, выпучив глаза.
– Что за люди способны на такое?
– Просто люди, – сказала Шай. – Для такого особенные не нужны. – Хотя иногда ей казалось, что они преследуют что-то иное. Какую-то дикую бурю, которая бездумно несётся по этой заброшенной стране, вздымая грязь, оставляя за собой бутылки, дерьмо, сожжённые дома и повешенных людей. Буря, которая унесла всех детей, неизвестно куда и с какой целью. – Лиф, не хочешь подняться и срезать этих ребят?
Он явно не очень-то хотел, но всё равно достал свой нож и пошёл внутрь.
– Что-то много мы хороним в последнее время, – проворчала она.
– Хорошо, что ты заставила Клая накинуть те лопаты, – сказал Ягнёнок.
Она засмеялась, тут же поняла, над чем смеётся, и зашлась в противном кашле. В окне показалась голова Лифа. Он высунулся и принялся резать верёвку, раскачивая тела.
– Что-то неправильное есть в том, что нам приходится убирать за этими ублюдками.
– Кому-то придётся. – Ягнёнок протянул ей одну из лопат. – Или предпочитаешь оставить этих ребят болтаться?
К вечеру, когда заходящее солнце зажгло края облаков, а деревья заплясали от ветра, рисуя на траве узоры, они наткнулись на заброшенный лагерь. Под навесом деревьев уже догорел большой костёр, оставив после себя лишь круг обуглившихся веток и намокшего пепла шириною в три шага. Пока Ягнёнок уговаривал Скейла и Кальдера остановиться, Шай спрыгнула с фургона, вынула нож и потыкала в костёр. Оказалось, несколько угольков ещё теплилось.
– Они здесь были прошлой ночью, – сказала она.
– Получается, мы их догоняем? – спросил Лиф, спрыгивая и накладывая стрелу на тетиву.
– Наверное, – хотя Шай невольно раздумывала, хорошо ли это. Она нашла в траве обрывок потрёпанной веревки, заметила порванную паутину на кустах в лесу, а затем – клочок одежды на ежевике.
– Кто-то здесь проходил? – спросил Лиф.