Насколько Лорсен мог сказать, ни один из них не верил ни во что, кроме собственной выгоды. Вопреки привязанности Коски, юрист, Темпл, был худшим из команды. Себялюбие, жадность и закулисные интриги он считал за добродетели, и был таким скользким, что мог бы работать смазкой для колёс. Лорсен содрогнулся, глядя на лица прочих наёмников, толпившихся вокруг огромного укреплённого фургона наставника Пайка: жалкие отбросы всех рас и помесей, покрытые всевозможными шрамами, больные и бесчестные, плотоядно зыркали в предвкушении грабежа и насилия.
Но ради праведных замыслов можно воспользоваться и грязными средствами, и с их помощью достигать возвышенных целей, не правда ли? Лорсен надеялся, что так и будет. Где-то в этих заброшенных землях прячется повстанец Контус – затаился и составляет планы новых мятежей и резни. Его нужно искоренить любой ценой. Наказать в назидание другим, и тогда Лорсен пожнёт всю славу от его поимки. Он последний раз взглянул через окуляр на Сквердил – всё ещё спокойный – потом сложил его и начал спуск со склона.
Внизу Темпл тихо говорил с Коской, и жалобную нотку в его голосе Лорсен находил особенно раздражающей.
– Может быть стоит… поговорить с горожанами?
– Непременно, – сказал Коска. – Сразу, как только обеспечим фураж.
– Вы имеете в виду, ограбим их.
Коска похлопал Темпла по руке.
– Юристы! Вы смотрите в самую суть!
– Должен быть способ лучше…
– Я искал его всю жизнь, и поиски привели меня сюда. Темпл, как тебе прекрасно известно, мы подписали контракт, и инквизитор Лорсен желает, чтобы мы исполнили свою часть сделки, не так ли, инквизитор?
– Я буду на этом настаивать, – проскрежетал Лорсен, ядовито глядя на Темпла.
– Если ты хотел избежать кровопролития, – сказал Коска, – то следовало высказаться заранее.
Юрист моргнул.
– Я и высказался.
Старик беспомощно всплеснул руками, указывая на наёмников, которые вооружались, садились на лошадей, пили и всячески готовились к насилию.
– Очевидно, не достаточно красноречиво. Сколько у нас людей, готовых для боя?
– Четыреста тридцать два, – тотчас сказал Балагур. В представлении Лорсена, у безшеего сержанта были две поразительные специализации: безмолвная угроза и числа. – Помимо шестидесяти четырех, которые предпочли не принимать участия в операции, одиннадцать человек дезертировали и пятеро заболели с тех пор, как мы вышли из Малковы.
Коска отмахнулся:
– Некоторая убыль неизбежна. Чем меньше нас, тем больше слава каждого, не так ли, Сворбрек?
Писатель – курьезная прихоть в этой операции – выглядел как угодно, только не убежденно.
– Э-э-э… наверное?
– Славу сложно посчитать, – сказал Балагур.
– Совершенно верно, – посетовал Коска. – Как и честь, и добродетель, и все прочие желанные непостижимости. Но чем нас меньше, тем доля добычи выше.
– Добычу можно посчитать.
– И взвесить, и почувствовать, и показать, – сказал капитан Брачио, мягко потирая свой вместительный живот.
– Из чего логически следует, – Коска завернул вощёные кончики усов, – что все существующие высокие идеалы не стоят и ломаного гроша.
Лорсен содрогнулся от сильнейшего омерзения.
– В таком мире я бы жить не смог.
Старик ухмыльнулся.
– И всё-таки вы здесь. Джубаир на месте?
– Скоро, – проворчал Брачио. – Ждём его сигнала.
Лорсен вдохнул сквозь сжатые зубы. Толпа безумцев, ждущих сигнала самого безумного.
– Ещё не поздно, – Суфин говорил тихо, чтобы не услышали остальные. – Мы можем остановить это.
– Зачем? – Джубаир обнажил меч и увидел страх в глазах Суфина, и почувствовал жалость и презрение к нему. Страх рождается из высокомерия. Из убеждения, что не всё совершается по воле Бога, а потому может быть изменено. Но ничего изменить нельзя. Джубаир принял это много лет назад. С тех пор он совершенно не ведал страха. – Это именно то, чего хочет Бог, – сказал он.
Большинство отказываются видеть правду. Суфин уставился на Джубаира, как на безумца.
– Зачем Богу захотелось бы наказывать невинных?
– О невинности не тебе судить. Как не дано человеку понять замысел Бога. Если Он хочет кого-то спасти, Ему нужно лишь отвести мой меч в сторону.
Суфин медленно покачал головой.
– Если это твой Бог, я в Него не верю.
– Что за Богом был бы Он, если бы твоя вера могла иметь хоть какое-либо значение? Или моя, или чья угодно? – Джубаир поднял клинок, и солнечный свет осветил длинное прямое лезвие, сверкая на множестве зарубок и засечек. – Не веруй в этот меч, но он всё равно тебя поразит. Он – Бог. И все мы идём Его путями, не взирая ни на что.
Суфин снова покачал маленькой головой, будто это могло всё изменить.
– Что за священник научил тебя такому?
– Я видел, каков мир, и сам рассудил, каким он должен быть. – Он оглянулся через плечо – в лесу собирались его люди, в доспехах, с оружием наготове, с нетерпением на лицах.
– Мы готовы атаковать?
– Я был там, – Суфин указал на Сквердил. – У них три констебля, и два из них идиоты. Вряд ли нужна решительная атака.
Действительно, укреплений было мало. Раньше город окружал забор из необструганных брёвен, но его частично снесли, чтобы дать городу расти. Крыша деревянной сторожевой башни покрылась мхом, и кто-то привязал верёвку для сушки белья к одной из её опор. Духов из этой страны давно выбили, и горожане, очевидно, не ожидали угрозы. Скоро они осознают свою ошибку.
Взгляд Джубаира скользнул по Суфину.
– Я устал от твоего брюзжания. Подавай сигнал.
У разведчика в глазах промелькнуло нежелание и горечь, но он подчинился – вытащил зеркало, и двинулся к краю леса, чтобы подать сигнал Коске и остальным. Правильно и сделал. Если бы он не подчинился, то Джубаир, скорее всего, убил бы его и был бы в своём праве.
Он закинул голову и улыбнулся голубому небу за чёрными ветвями и чёрными листьями. Он мог делать что угодно и это было правильно, потому что он по своему желанию стал марионеткой замысла Бога и тем самым освободился. Один он свободен, окружённый рабами. Достойнейший в Ближней Стране. Достойнейший в Земном Круге. Он не испытывал страха: Бог с ним.
Бог везде и всегда.
Разве может быть иначе?
Убедившись, что его не видно, Брачио вытянул медальон из рубашки и открыл. Два крошечных портрета настолько выцвели и покрылись пузырями, что никто иной не увидел бы ничего, кроме грязных пятен, но Брачио их знал. Он нежно потрогал пальцами эти лица, и в его мыслях они были такими, какими он их оставил так давно – приятные, совершенные и улыбающиеся.
– Не волнуйтесь, детки, – проворковал он им. – Я скоро вернусь.
Мужчина должен выбрать, что важно, а всё прочее послать ко всем чертям. Будешь беспокоиться обо всём, и не добьёшься ничего. Брачио – единственный здравомыслящий человеком в Отряде. Димбик – самовлюбленный болван. Джубаир с рассудком совершенно не дружит. А Коска, при всей своей ловкости и хитрости – мечтатель, и это дерьмо с биографом тому доказательство.
Брачио был достойнейшим из них, поскольку он знал себе цену. Ни возвышенных идеалов, ни великих иллюзий. Он был здравомыслящим человеком, со здравыми амбициями, делал то, что должен, и довольствовался этим. Только его дочери имели для него значение. Новые платья, хорошая еда, хорошее пособие и хорошая жизнь. Лучшая жизнь, чем тот ад, в котором жил он…
– Капитан Брачио! – пронзительный крик Коски, громче обычного, вернул его в настоящее. – Сигнал!
Брачио со стуком захлопнул медальон, вытер влажный глаз тыльной стороной кулака и поправил пояс, на котором висели его ножи. Коска засунул одну ногу в стремя и подпрыгивал – раз, два, три, – прежде чем снова принялся тянуть позолоченную луку седла. Его выпученные глаза поравнялись с ней, и он застыл.
– Не мог бы кто-нибудь…
Сержант Балагур подсунул руку под его задницу и без усилий забросил его в седло. Оказавшись на коне, Старик некоторое время восстанавливал дыхание, а затем с некоторым усилием вытащил клинок и поднял его ввысь.
– Обнажите мечи! – Он задумался. – Или более дешевое оружие! Давайте… сделаем что-то хорошее!
Брачио указал на гребень холма и взревел:
– Поехали!
С восторженным возгласом передний ряд пришпорил лошадей и загрохотал в ливне грязи и сухой травы. Коска, Лорсен, Брачио и остальные рысили следом, как подобает командирам.
– И это всё? – Брачио услышал ворчание Сворбрека, когда перед ними открылась жалкая долина с пёстрыми полями и пыльными маленькими поселениями. Возможно, он ожидал высокий форт с башнями из золота и стенами из адаманта. Возможно, городок таким и будет, когда он допишет сцену. – Это выглядит…
– Неужели? – бросил Темпл.
Стирийцы Брачио уже стекались энергичным галопом через поля к городу, а кантийцы Джубаира стремились к нему с другой стороны – их лошади точками чернели на фоне поднимающейся пылевой бури.
– Смотрите, как они идут! – Коска стащил шляпу и махнул ею. – Храбрые парни, а? Энергия и жар! Как бы я хотел быть там, в атаке, со всеми!
– Правда? – Брачио помнил, как командовал атакой – это была жёсткая, мучительная, опасная работа и бросалось в глаза отсутствие энергии и жара.
Коска подумал мгновение, напялил обратно шляпу на лысеющую голову и вложил меч обратно в ножны.
– Нет. Неправда.
Они закончили путь вниз шагом.
Если кто-то и сопротивлялся, к тому времени, как они прибыли в Сквердил, всё было кончено.
В пыли у дороги сидел мужчина, прижав окровавленные руки к лицу, и моргал, глядя на проезжающего Сворбрека. Стояла разломанная овчарня, в которой без нужды перерезали всех овец, и среди пушистых трупов уже возилась собака. Валялся опрокинутый на бок фургон, одно колесо всё ещё безнадёжно скрипело, а рядом свирепо спорили из-за разбросанного содержимого кантийский и стирийский наёмники, используя выражения, смысла которых ни один не понимал. Ещё двое стирийцев пытались сбить дверь с петель, а один взобрался на крышу и неловко рыл её топором, как лопатой. Джубаир сидел на своей огромной лошади в центре улицы, указывал своим большущим мечом и громовым голосом отдавал приказы, перемежая их малопонятными сентенциями о воле Бога.