В этом была вся Миранда. Судя по всему, она так и не научилась водить машину, зато не считала для себя проблемой отмотать пять миль по проселочной дороге до города на велосипеде. Она всегда была легка на подъем, не чуралась физических нагрузок и обожала долгие пешие прогулки на природе. Это была одна из редких вещей, которая нас объединяла.
– Что-то Пеппер задерживается, – обеспокоенно сказала она. – Я жду его тут уже сорок минут.
– Пеппер?
– Да, один знакомый скульптор. Нет, он не мой кавалер, просто приятель. У него есть пикап, в котором он перевозит материалы и свои работы. Сегодня он собирался в Перси и обещал на обратном пути меня подбросить, поскольку я могу положить велосипед ему в кузов. Может, он забыл? Или решил заночевать там…
– Говоришь, пять миль? Я могу отвезти тебя и вернуться обратно.
– Но это грунтовая дорога. Она в хорошем состоянии, но я не могу обещать, что ты не запачкаешь свою шикарную машину.
– У меня «форд». С большим багажником.
– О.
– Послушай, хватит постоянно тыкать меня носом в богатство Эми. Если помнишь, то именно из-за тебя я вернулся в Америку без гроша в кармане и без работы, мне пришлось строить свою жизнь заново. И я женился на Эми вовсе не из-за ее денег.
– Прости, я не хотела тебя обидеть. На самом деле я совсем по-другому ее представляла из-за всех этих разговоров в округе. Заносчивой избалованной богачкой. Но я увидела, что это не так. Твоя жена правда очень милая девушка. И вы хорошо смотритесь вместе. Особенно с этой забавной собачкой.
Как будто мне должно было стать легче от ее одобрения.
– А как ты? У тебя… кто-то есть?
– Ну, как тебе сказать. Я встречаюсь с одним человеком. У нас все серьезно, хотя не в том буржуазном смысле, как ты привык считать.
– Это случайно не Эл Коллинз?
– Эл? Нет, – Миранда рассмеялась своим глубоким хрипловатым смехом. – Если тебе правда интересно, моего друга зовут Родриго Кортес Ривера, он куратор музея ЛеВиана и выставочных проектов «Дома искусств».
Значит, куратор. Теперь стало понятно, как Миранде удалось пустить корни в этом поселке на пару лет.
– Родриго сам очень известный художник-авангардист, он выставлялся в Мексике и в Техасе. Но потом он увидел связь между современным авангардом и творчеством Максимилиана ЛеВиана и предложил фонду несколько интересных проектов… О, Тео, ты снова меня не слушаешь.
– Почему все творческие люди считают, что априори имеют право в любой момент начать болтать об искусстве? Ни разу не встречал художника, который бы с таким же энтузиазмом начал излагать свои взгляды на систему налоговых вычетов.
– Ты просто никогда не встречал по-настоящему успешных художников.
Мы оба рассмеялись и заказали еще по напитку, пересев за столик. Потом я дошел до отеля, завел машину и забрал Миранду у бара вместе с ее велосипедом.
– Говоришь, пять миль?
– Может, шесть. Или семь. Какая тебе разница, не пешком же идем.
Мы выехали из Донкастера, и дорога, петляя, устремилась через лес. Уже стемнело, так что мне пришлось зажечь фары.
– Раньше от озера до Донкастера можно было добраться только по реке. Через лес провели тракт, когда там заложили поселок рабочих для будущей фабрики, – объяснила Миранда.
– Поселок рабочих, который превратился в поселок художников?
– Забавно, правда? Ведь если бы фабрику построили, это место оказалось бы варварски уничтожено. А теперь даже семьи, которые там жили с момента основания, потянулись к искусству. Как Агги Тремонт, например. Кстати, вот мы приехали. Добро пожаловать в Джаспер-Лейк.
Глава десятая. Культурный вечер
Я не мог толком ничего разглядеть, кроме очертаний домов в скудном свете фонарей на верандах.
– Нам туда, – Миранда показала направо в строну самого освещенного дома, видневшегося сквозь деревья. – Езжай аккуратно, дорога сама выведет.
– У вас там что, вечеринка? – спросил я, кода мы подъехали к уже знакомому мне по фотографиям каменно-деревянному особняку, пылающему яркой иллюминацией.
– Вообще-то да. Не совсем вечеринка, правда, просто Дитмар Мингела сегодня устроил камерный музыкальный вечер для местных жителей. Он обещал впервые исполнить свое новое произведение.
– Дитмар Мингела? Скажи, как вы придумываете себе имена? Просто тыкаете наугад в телефонные справочники разных стран?
– Тео, ты невозможен. Дитмар всемирно известный композитор. Его отец был немцем, а мать итальянской еврейкой, его самого вместе с матерью отправили в концлагерь, а отец от них отрекся. Дитмару чудом удалось выжить и он сменил фамилию на материнскую в ее память. Неужели ты никогда не слышал симфонии Дитмара Мингелы? Он часто выступает в Бостонской филармонии. Чем вы вообще с Эми занимаетесь вечерами?
Я не удостоил ее ответом. Миранда прислушалась.
– Концерт уже должен закончиться, музыки не слышно. Я слишком долго ждала Пеппера, а потом пила с тобой в баре. Послушай, давай ты зайдешь со мной на минутку? Познакомишься с маэстро Мингелой, выпьешь, проведешь время в хорошей компании.
– Уже поздно. Мне пора возвращаться в отель.
– Еще только половина десятого! Выпьешь пару нормальных коктейлей, а не этого пойла из «Пэддис» и поедешь домой. Тут минут десять пути и всего одна дорога. К одиннадцати уже спокойно будешь спать в кроватке с Эми, она даже ничего не заметит.
Что это было? Чары Миранды до сих пор на меня так действовали или просто какой-то мелкий бес толкал меня в ребро и приговаривал «продолжай, продолжай веселье». Я вылез из машины, открыл дверь со стороны Миранды, а потом мы вместе отправились в «Дом искусств».
***
Концерт действительно уже закончился. Два десятка гостей толпились у стола с напитками, а еще небольшая группа окружила седовласого мужчину во фраке, который, видимо, и был героем вечера, прославленным композитором, пережившим Холокост.
Я слышал с разных сторон выкрики вроде «полифония», «дифференция», «каданс» и подумал, что прекрасно могу обойтись и без коктейля.
– Миранда! Ты пропустила выступление, – к нам устремился высокий мужчина характерной латинской наружности.
Видимо, это и был тот самый Родриго Кортес как-то-там, куратор музея и специальных программ фонда ЛеВиана, знаменитый мексиканский художник-авангардист и новый властитель сердца Миранды, но не в том буржуазном смысле, к которому я привык.
Выглядел он, как настоящий испанский идальго. Над высоким бледным лбом вздымались черные кудри, решительный подбородок украшала боевитая эспаньолка, не обошлось и без аристократического орлиного носа. Гибкий торс облегало подобие бархатного черного камзола, судя по всему, позаимствованного из гардероба Максимилиана ЛеВиана.
Миранда протянула к нему обе руки и подставила щеку для поцелуя. Я заметил, что они прекрасно смотрятся вместе. Оба высокие, артистичные, одухотворенные. Вряд ли Кортесу было больше сорока, может даже лет тридцать пять, судя по густой черной шевелюре, хотя черт разберет этих мексиканцев. Все впечатление портили глубокие морщины, прорезавшие щеки, и тени под глазами.
Нас наконец представили. Родриго Кортес взглянул на меня с подозрением, потом открыл рот, чтобы о чем-то спросить, но вдруг передумал и устремился к другим гостям.
Миранда тоже утратила ко мне интерес.
– Род, мне жаль, но ты же знаешь Пеппера… Надеюсь, маэстро устроит еще одно выступление, – услышал я ее удаляющийся голос.
Я нашел в зале Эла Коллинза и подошел поздороваться.
Он заметно смутился и принялся объяснять, что не знал всей ситуации, когда заговорил со мной на прошлой неделе в Бостоне. Я сказал ему, что и сам не знал.
– Вы живете здесь, в «Доме искусств»? – спросил я.
– В гостевом доме. Там берут арендную плату за апартаменты и пользование студией, но чисто символическую. В последнее время Дом стал получать больше финансирования. Все благодаря Родриго. Не знаю, какой он художник, я и сам не всегда понимаю, как стремительно меняется искусство. Но он великолепный управляющий. Между прочим, это он сумел заманить в наш поселок маэстро Мингелу, а тот так вдохновился, что захотел спонсировать строительство здесь летней сцены для организации фестиваля. Они уже нашли подходящий участок на берегу озера, который можно расчистить для амфитеатра. Сегодня, кстати, мы прослушали небольшой отрывок из новой симфонии маэстро, посвященной Джаспер-Лейк. Жаль, что вы ее не слышали.
– Да, жаль. А все, кто присутствуют на сегодняшнем вечере, живут в «Доме искусств»?
– Нет, есть и те, кто сами снимают комнаты или дома в поселке. Может, вы кого-то вспомните по старым дням в Нью-Йорке, но вообще сейчас в Джаспер-Лейк много молодежи.
Тут и там мелькали цветастые балахоны, свободные холщовые блузы, вельветовые штаны. Кое-кто из гостей был обут в сандалии на босу ногу. Мингела в своем фраке выглядел явным анахронизмом на фоне этой публики, но вроде чувствовал себя вполне комфортно.
– А вот там Бернадетт Гаспари, – указал мне рукой Эл.
***
Я увидел девушку с каштановыми волосами, сидевшую в кресле с бокалом красного вина. Мне показалось, что ей лет двадцать, но потом я понял, что впечатление сложилось из-за детской стрижки в форме ровного каре с челкой до бровей и постоянно обиженного выражения лица. На самом деле ей было около тридцати, что выдавали набрякшие веки и явные морщины вокруг длинноватого носа. Она внимательно слушала своего собеседника, почтительно склонившегося перед ней, будто на приеме у королевы. Он был одним из редких людей в костюме на этом вечере. Потом мужчина подал Бернадетт руку, она тяжело поднялась из кресла и утиной походкой засеменила по залу. Платье в крестьянском стиле не скрывало выпирающего живота.
– Вы муж Эми Коэн? – обвиняющим тоном спросила меня какая-то старуха с оранжевыми волосами, одетая в нечто, похожее на парчовую пижаму.
Вопрос был занят довольно громко, чтобы некоторые окружающие обратили на нас внимание.