Виднеются плавсредства: катера, шлюпки (трудно определить их принадлежность), с них тоже несутся автоматные и пулеметные трассы с раскатистым эхом. Взвиваются то с одного, то с другого места ракеты. Нам больше грозит опасность с моря. Но наше внимание приковано к совершавшимся справа от нас событиям на земле, от мыса Фиолент до Херсонесского маяка, которого естественно уже не существовало, и представшему перед нами городу.
Вся эта местность окутана сплошной пеленой пыли, дыма и огня с красноватым оттенком, освещаемой лучами заходящего солнца. Доносится рокот и рев артиллерийской канонады, взрыв бомб и снарядов. Не требовалось наличие бинокля, чтобы увидеть большое скопление людей, техники, небольших плавсредств у обрывистых берегов от мыса Фиолент до Херсонесского мыса. И везде видны пронизывающие трассы автоматных и пулеметных очередей. Это велись бои защитников Севастополя с фашистскими самолетами. Побывал у личного состава по отсекам и вновь поднялся на мостик, когда уже начали наступать сумерки. И то, что увидел вместе с боевой вахтой на мостике, никогда не может стереться в памяти.
Надо полагать, что мы оказались свидетелями только нескольких минут, а может и часа, сражающегося Севастополя.
На лоскутике Херсонесской земли, именовавшемся аэродромом, мы были свидетелями, как обрушивалась лавина вражеских бомб, снарядов, вырастали от них пыльные и дымные грибы-«смерчи». Кружились и не покидали этого места немецкие стервятники. И каким чудом, потрясшим нас до глубины души, явились появившиеся из этого взрывного урагана сначала два, а потом и три наших истребителя, которые вступили в бой с фашистскими воздушными пиратами. Совсем нетрудно было отличать наши самолеты от фашистских. Этот бой был неравных сил. Порой казалось, что наш самолет поврежден, заковылял в воздухе, перевернулся и идет к земле.
Но нет! Это, видимо, так севастопольские летчики научились уходить, а потом атаковать: наш «ЯК» выпрямился, набрал скорость для нового захода по врагу. Садились наши самолеты так же внезапно, как и взлетали. Исчезали в пучине ураганной пыли. Командир лодки в это время только и произнес:
«Комиссар, расскажи людям, как воюют севастопольские летчики».
Все эти тревожные наблюдения прерывается отданной командой:
«Срочное погружение». Только ушли ненадолго под воду, как тут же вновь всплыли. Вход в базу все усложнялся. У штурмана вертикального руля – боцман И.В. Качурин, сигнальщик краснофлотец Колесниченко, к нему временами подключается ст. 2ст. Огарков. Большая ответственность лежит на штурмане Н.И. Широком. Сложность обстановки, важность задания по доставке груза защитникам Севастополя обязывали наш экипаж находиться в высокой боевой готовности.
При выполнении этого задания условия на лодке были необычными. В отсеках штабеля ящиков, мешков, которые скрывают механизмы и людей.
Особенная загруженность у кормовой части лодки, и, несмотря на это, не уменьшается количество присутствующих людей; здесь мотористы – Папуша, Прокопенко, Иваненко, Поздняков, Красильников, электрик Рудь, которые всегда могут составить аудиторию для очередной информации. В первом отсеке наибольшее впечатление от доставляемого груза, он уложен в штабеля, привязан к борту. Командир БЧ-3 лейтенант Ф.А. Коваленко и командир отделения торпедистов ст. 1 ст. Каменцев информируют и о том, что полностью загружены торпедные аппараты.
Остались уже последние мили нашего пути. Стремление командира – пройти Херсонесский мыс, выйти на Инкерманский створ (тогда изредка появлялись два огня в конце Северной бухты) и погрузиться. И это удается нам осуществить. Легли на створный курс и продолжали идти в подводном положении. И чем ближе подходили к Южной бухте, тем ощутимее передавались нам на лодку гулы взрывов бомб, орудийных выстрелов с земли, на которую мы скоро должны ступить. Перед входом в Южную бухту всплыли. Огней с ограниченным освещением появляется много, но часто они как бы исчезают от артиллерийских канонад, повисших ракет. Город в этот миг представляется поверженным в руинах и затянутым плотным облаком пыли и гари. Заходим в Южную бухту. Вокруг опустошенность и разрушение. Осиротевшая бухта, без кораблей и лодок, казалась большой и просторной. Только у причалов завода стояли плавсредства, среди которых было мало уцелевших. Западная сторона. Бесценная земля подводников. Три метра продолбленной штольни. Знакомый ночлег в ней для личного состава, но при другой обстановке не надо было прислушиваться к стону сотрясавшейся севастопольской земли, сейчас он сам врезывался в душу и сердце каждого, кто на нее ступил. Оставили часть груза на Западной стороне Южной бухты, лодку на второй день перевели к бывшим вещевым складам порта, почти к заводскому сухому доку. Бомбовые и артиллерийские удары по городу и заводскому объекту, где мы причалились, по существу не прерывались весь день. Не только беспрерывные сирены ПВО извещали о присутствии над городом фашистской авиации, но и так было видно, как отделяется в воздухе от фашистского стервятника смертоносный груз. И в этой обстановке люди следили и определяли по выработанному опыту, куда он упадет, и в большинстве случаев рабочие, экипажи плавсредств без суеты и паники продолжали работы на ремонтирующихся объектах. Но не однажды обстановка заставляла людей прибегать к укрытию. В убежище царила атмосфера взаимного коллективизма, уважения и дружбы. Вскоре настроение людей менялось, казалось, что они укрылись не от бомб, а от ненастья. В основном это были люди молодого возраста, преимущественно молодые женщины, некоторые из них с детьми-подростками, присутствуют краснофлотцы, старшины, командиры. В убежище приглушенный разговор, появление на устах улыбок, несмотря на то что через широкий проем убежища видно, как взлетают огненные вихри от взорвавшихся бомб и снарядов в городской черте. В очередной раз звучит сирена «отбой воздушной тревоги». И так беспрерывно повторяются аналогичные обстановки. К командованию лодки обратился старшина 2 ст. командир отделения электриков Литвинов Алексей Федорович с настойчивой просьбой отпустить его домой, чтобы встретиться с семьей – женой и почти годовалым сыном, которого он еще не видел, по адресу – ул. Бирюлева, где он сам родился и жил, кстати скажем, и сейчас там живет. Не буду вдаваться в сложность принимаемого решения отпуска с лодки Литвинова А.Ф., скажу только то, что просьба была удовлетворена. И предоставлю слово ему, как он осуществлял свою мечту:
«Выходя через проходную завода на Корабельную сторону, я встретился с краснофлотцем, знал его по имени Леша, он был с какой-то подводной лодки «Щ», собирался что-то купить на Корабельном базарчике (в районе, где сейчас 6-я школа). Не успели выйти с завода, как началась бомбежка. Мы с ним пробежали переулочками с разбитыми домиками, где сейчас клуб з-да «С. Орджоникидзе». Я услышал невероятной силы шум и свист в воздухе, тут же громко закричал: «Леша, ложись» и упал у какой-то стенки. Произошел огромной силы взрыв. После непродолжительной паузы я поднялся, отряхнулся и начал звать своего друга. Подошел к тому месту, где он залег, и увидел его засыпанного камнями. Когда начал от них освобождать его, я увидел своего друга мертвым. Достал из его кармана партийный билет и продолжил идти в своем направлении. «Мессершмидты» открывали огонь с воздуха по тем, кто появлялся у базарчика. Застал я жену в своем домике с сыном на руках, сидящей под огромной дырой в потолке и крыше от только что влетевшего, но неразорвавшегося фашистского снаряда. Недолгое было свидание. Вскоре я был на лодке. Передал партийный билет своего убитого попутчика на его лодку». Часть личного состава лодки по необходимости укрывалась в убежище, а большинство его занималось передислокацией лодки, и осуществлялась она в очень сложных условиях. Решительно и смело действовали помощник командира лодки А.В. Кочетков, инженер-механик В.А. Глушич. Почти безвыходно с лодки несли вахту трюмные машинисты – Дегтяренко, Пепеляев, Ежов, электрики – Кокурин, Ворошилин, Рудь, мотористы – Папуша, Иваненко, Прокопенко и др. «На Севастопольской земле» – под таким заголовком был выпущен боевой листок. Оформлять приходилось его в лодке в бомбоубежище с комсомольцами – Каменцевым и Фисуновым. Тема подвига защитников Севастополя призывала краснофлотцев и старшин к мужеству, стойкости и умению действовать в самых сложных обстановках. Отмечалось отличное несение верхней вахты рулевых-сигнальщиков Огаркова, Кучмы, Краснянского, Колесниченко при заходе в базу. В сжатых строках В.А. Глушича говорилось о готовности личного состава бороться за живучесть корабля. Закончив разгрузку доставленного груза и приняв на лодку сейфы, ящики с ценностями, мешки с денежными ассигнациями и сотрудников касс, к ночи, с 20 на 21 мая 1942 года, «А-5» вышла из Севастополя. Над бухтами не ощущалось морской свежести, садились известковая пыль и пороховая гарь. С бухт город виден поверженным на землю, отчего его холмистость стала мало заметной, а усеянная пробивающимися огоньками территория казалась ровной. Полоса моря разделяла нас с землей, на которой насмерть стояли ее защитники, ее судьба глубоко волновала тех, кто в эту ночь находился на мостике. Висит и не угасает огненное полукольцо на подступах к городу. Душа болит- помочь, но как? Обрываются эти раздумья из-за сложности обстановки, которая заставляет уйти под воду где-то на траверзе Артиллерийской бухты.
До Херсонесского мыса и обхода его не один раз приходилось всплывать и погружаться. В этой обстановке решались в основном две главные задачи – одна из них не быть обнаруженным врагом, и вторая – как всегда форсирование минного фарватера по входу и выходу из Севастополя, от нас требовалось точное определение нашего места, чтобы надежно в него войти и форсировать. Идем уже курсом зюйд-ост. На мостике почти вся БЧ-1 со штурманом Н.И. Широким, здесь мичман И. Качурин, краснофлотцы – Колесниченко, Кучма, штурманский электрик В.Фисунов.
Не стану останавливаться на обстановке, она для нас терпима, остановлюсь лишь только на одном приятном в эти минуты эпизоде. Слева у нас по корме, со стороны Херсонесского мыса, темным силуэтом появилось небольшое плавсредство. Скорость у него такова, что идет с нами на сближение. Фонарем в нашу сторону подает сигнал вызова. Командир дает разрешение сигнальщику Колесниченко ответить на вызов таким же фонарем («Ратьера»). Нетрудно было принимать редко выстукивающийся фонарем открытый текст световой морзянки. А гласила она следующее: «Командиру лодки, счастливого вам пути, счастливого вам пути, командир катера ОВР».