Но если говорить о конспирации, то получилось, что план стал достоянием всех. Теперь, когда прошло много лет, при каждой встрече люди не забывают, перед каким выбором стоял наш экипаж. Предоставлю слово командиру отделения мотористов ст. 2ст. Дмитрию Андриановичу Папуше: «Когда Василий Артемович Глушич узнал о таком решении командования лодки, то он во всеуслышание заявил: «Мне на берегу нечего делать, я с лодки никуда не уйду». Не будем вдаваться в сущность такой категоричности Василия Артемовича. А скажем, что инженер-механику В.А. Глушичу экипаж во многом обязан тем, что все остались на лодке.
А тем временем короткая июльская ночь торопила, чтобы управиться с множеством лодочных дел. О зарядке аккумуляторной батареи в эту ночь вопрос не стоял. С палубы поднимаются на мостик Глушич и Качурин. Их никто не торопился спрашивать об обстановке за кормой. Всегда немногословный и внешне спокойный Иван Качурин, изрядно продрогший, перед тем как спуститься в люк, только и произнес: «Все снято».
В лодке сейчас скорее чувствуется вечернее время, нежели предутренние часы. Люди как будто куда-то спешат, оживление и суетливость в отсеках, многие уже уделяют внимание и собственной гигиене. Самое оживленное место в это время у радистов во втором отсеке. Желание каждого – услышать сообщения или передачи с родной земли. Коммунисты Насибулин и Краснобай еще до полуночи успевают прослушать и записать краткие, лаконичные, но глубоко волнующие и тревожные сводки Совинформбюро, в них тогда говорилось: «Наши войска ведут бои с противником в районе Воронежа, а также в районах станиц Цимлянская, Новочеркасская, города
Ростова». Наша война вливается с общую борьбу советского народа против ненавистного фашизма. Так, на рассвет 26 июля мы погрузились и легли на грунт в том же самом месте, что и всплыли. Возможно, на какие-то десятки, а может, и сотни метров нас отнесло. Потянулось трудное и томительное дневное время лежания на грунте. Уже каждый отрезок времени, после подрыва на мине, имеет для нас жизненно важное значение. Так и на этот раз возникло много проблем, а с ними и трудных решений. Главный вопрос – о винтах и рулях – остался нерешенным. Это обстоятельство ставило перед нами задачу – мы должны ориентироваться на длительную борьбу в непредвиденных условиях. Проблема воды и питания стала насущной. Учет воды и всей провизии стал необходимым. Вода отводилась только для приготовления круп. Счет ведется галетам, и вводится норма на человека – не более трех-четырех штук в сутки. Паек консервов определяется в граммах на человека. На лодке была и кавказская самогонка, так называемая «чача», и несколько бутылок вина. Естественно, что к концу нашего пребывания на позиции этого запаса осталось мало, и его впоследствии разрешили выдавать тем, кто работал за бортом. Для остальных, после подрыва, он автоматически перестал быть в рационе. Не до этого было! Забывали и не думали о приеме пищи и воды. Первая разведка за борт Качурина и Глушича дала немало сведений о состоянии рулей и винтов. Это уже позволило готовить специальную экспедицию за борт с определенными задачами. Готовились кузнечные инструменты. Затачиваются зубила, приводятся в порядок кувалды, молотки и другие инструменты. Уже на этом этапе обсуждается сложившееся состояние лодки – наличие отрицательной плавучести, дифферента на корму и крена на правый борт. Инженер-механику принадлежит инициатива во всех развернувшихся в дальнейшем событиях на лодке. В этой связи хочу сказать о Василии Артемовиче Глушиче – коммунисте, искренне уважаемом личным составом. Требователен был к себе и подчиненному личному составу. Иногда с требовательностью проявлялись черты вспыльчивого характера. Но все знали, что душа Василия Артемовича полна доброты и уважения к людям. Умелый рассказчик, с присущим ему юмором, он всегда был в центре внимания собеседников. В подчиненном ему личном составе глубоко был уверен. Ведя со мной разговор о личном составе БЧ-5, он твердо заявил: «Комиссар, мои люди не подведут, они уже бросились в воду, если это потребуется, они бросятся в огонь». При повторном всплытии Василий Глушич возглавляет работы за бортом со своими подчиненными. Можно было положиться на него и его подчиненных – в случае самого худшего, что могло произойти, они не дрогнут перед любым испытанием. Вырос он на «агешках» и поэтому знал лодку до тонкостей. И когда стал вопрос о дифферентовке лодки без хода, его фраза была такова: «Эта проблема не номер один, будем балласт перетаскивать». И подчеркнуто, врастяжку, произнес: «Ш-вы-рять за борт». Что это означало, мало кто на лодке тогда представлял.
Начались вторые сутки после случившегося. Это еще срок небольшой. Но уже в это время появились симптомы заболевания личного состава, а некоторые, прямо скажем, плохо себя почувствовали. Этому состоянию предшествовал целый комплекс причин, из которых можно назвать только главные. Не бесследным для людей прошел потрясший минный взрыв; взятая нами легкая одежда в июльские дни под Одессу оказалась в наших условиях неполноценной – лодка в основном находилась на грунте, и в ней сохранялась низкая температура; почти с прекращением регенерации воздуха по отсекам концентрация углекислого газа давала о себе знать; спала физическая нагрузки, появилась малоподвижность; нарушился рацион питания. Все это привело к тому, что некоторая часть личного состава подверглась простудным заболеваниям. Незамедлительно дала о себе знать ограниченность пресной воды. Люди для утоления жажды начали принимать дистиллированную воду, это в основном личный состав дизельного отсека, что привело к расстройству кишечника, доходившему до кровавых поносов. Все чаще и чаще люди стали обращаться за помощью к фельдшеру Глебову по поводу недомогания, температуры и желудочно-кишечных расстройств. Тогда в арсенале нашего фельдшера не было таких эффективных средств лечения, как, например, сульфамидных препаратов, не говоря уже об антибиотиках. Очевидно, нужно считать, что предпринятые меры фельдшером Глебовым по отношению к тем, кто уже жаловался на самочувствие, и проведенная им профилактика не дали перерасти заболеваниям в более серьезные. Но командиру лодки не удалось избежать этой участи. Возможно, его организм больше всех подвергся всем этим влияющим факторам, и, прежде всего, хочу заметить, что в первую ночь всплытия он, продрогший, выстоял всю ночь на мостике в одном кителе. Командира тянуло прилечь на свой диван. Фельдшер Глебов все чаще стал встречаться с ним. Но командир старался не покидать надолго Центральный пост, он посматривал на часы, проверял подготовку лодки к всплытию. Много еще предстояло преодолеть трудностей во втором всплытии. На поверхности почти ничего не изменилось. Успела взойти луна. Видимость
30-40 кабельтовых. По сравнению со вчерашним, море не было таким зеркальным, на нем была рябь. Вахтенным командиром заступает лейтенант Ф.А. Коваленко, сигнальщиками – краснофлотцы Колесниченко и
Краснянский. На помощнике командира А.В. Кочеткове сосредоточено все управление нижней вахтой, и она находится в высокой боевой готовности уже с учетом, что предстоят забортные работы. Инженер-механик Глушич, старшина мотористов Поляков и моторист краснофлотец Прокопенко в четвертом отсеке готовятся к выходу за борт. Их наряд не сложен, все как для купания. Только у каждого в зажатой руке были инструменты. В отсеке наблюдали за их сбором. Ничего пафосного в напутствиях не звучало, скорее были деловые советы. Так, боцман Качурин из собственного опыта советует, как взойти на кормовые рули, и обеспечивает их сигнальными концами. С отсека до палубы кормы они шли стремительно. Впереди шел В.А. Глушич, за ним С. Поляков и третьим следовал В. Прокопенко. Первым входит в воду Поляков, за ним Глушич, Прокопенко остается на палубе. Командир лодки обращается к верхней вахте: «Будьте предельно внимательны». Очередной наш шаг был исключительно ответственным. Ведь мы находились перед входом и выходом в порт Одессу и при любых обстоятельствах со стороны противника могли быть обнаруженными и атакованными, так как враг мог в ночное время передвигаться по фарватеру, на котором мы без движения стояли и лежали на грунте. Всему этому мы могли только противопоставить наше испытанное оружие – это бдительность и высокое боевое мастерство личного состава, чтобы упредить внезапную атаку. Многим в этом мы обязаны нашим вахтенным командирам и сигнальщикам. Прямо по корме, в милях 4–5, поселок Фонтанка. До Воронцовского маяка 7–8 миль. Порт и город погружены в темень, но над ними заметно зарево. Вспыхивают прожектора в гаванях. Казалось бы, все спокойно. Но нет! Здесь идет самая жестокая схватка с врагом. Мы стремимся выжить, чтобы отомстить ему. Кто бы ни поднялся на мостик в эту ночь, а были и такие, которые восклицали: «Мой родной город – Одесса», у каждого в душе и сознании проносилось все дорогое и близкое сердцу, что связано с этим городом. Прекрасные улицы и парки. Жемчужина – Одесский оперный театр.
В памяти звучат оперные сцены. Обязательно каждый мечтает оказаться на вершине знаменитой Потемкинской лестницы с величественным видом на море. Эти особые чувства питали к Одесской позиции те, кто на нее выходил. Нахожусь уже в пятом отсеке, все те же мотористы и электрики. Возникла тишина, прислушиваемся к гребным валам, по которым из-за борта началось небольшое постукивание инструментом. Наступил и такой момент, когда последовали один за другим удары у правой линии вала и прокатывается эхо по лодке – бу-ум, бу-ум. Незнакомая и непривычная создалась обстановка, которая насторожила и прибавила новых волнений. До этих несущихся ударов у каждого из нас выработалось, сложилось внутреннее состояние сохранения и поддержания тишины, незамеченности, разговор людей и отданные команды носили приглушенный характер. И когда по лодке пронеслись удары, это не могло у нас не вызвать двойного чувства к этому факту – тревогу за нашу демаскировку и прилив чувств восторга за начатый нами ремонт лодки.
Люди поднялись со своих мест, те, кто пытался отдыхать, ушли на свои посты. Ощущаем по лодке, что объем работы за кормой расширен. Он перенесся и на левую линию вала, и в район рулей. Личный состав находится в предельной собранности. В Центральном посту помощник командира В.А. Кочетков держит пульт управления всей нижней вахтой, готовой к непредвиденной и самой сложной обстановке.