— Марику? Изу? — недоумевал паша.
— Да, да. Я недавно, несколько часов назад, видел их всех. Убежавшие от меня итальянские генералы пробрались к отступнику Изе, и этот колдун по воздуху перенес их из своей усадьбы в стены марабута на границе оазиса Рамла.
— Шайтан! Там я прятал Марику, — вскричал паша.
— Да, там ты прятал пленницу. Но они нашли и освободили ее. Они перебили стражу, охранявшую марабут, и перебили многих бедуинов, пытавшихся схватить их. Я не знал, где они находятся. Но ночью проник в усадьбу Изы — и там не нашел ни души. Отправился к марабуту — а там все поле усеяно трупами бедуинов, убитых этими собаками… Я подкрался к самым стенам марабута и видел: Марика сидела рядом с этим итальянским генералом, который…
— Который приходится бабушкою китайскому императору? — засмеялся паша, но сейчас же нахмурился. — Вижу, — сказал он, — медлить не приходится… Пойди, скажи моему адъютанту, что я приказал дать тебе сто турецких солдат под начальством бимбаши. Отправляйся с ними и… приведи мне засевших там людей. Или… или принеси мне их тела. Живыми или мертвыми, но они должны быть моими!
Али-бен-Али поторопился исполнить поручение и исчез. Осман-паша уселся проглядывать секретные документы, но едва углубился в это занятие, как вскочил и хлопнул себя по голове.
— Шайтан помутил мысли мои, — пробормотал он. — Я совсем позабыл о контрабандисте и его сыне… Аллах! Где мои мозги? Или они высыхают в этом пекле? Я наживу себе врагов в людях, служба которых мне нужна еще. Эй, кто там? Позвать сюда моих гостей…
Минуту спустя явились контрабандисты. Наскоро паша объяснил им, в чем дело, и предложил взять лучших коней и личный приказ паши и отправиться к марабуту.
— Солдаты идут пешком! — продолжал он. — Вы их нагоните. Командующему отрядом бимбаши скажете, чтобы он не действовал без вашего позволения. Сами проникнете в марабут и сговоритесь с Изою. Там имеется три каких-то итальянских бродяги. Если даже среди них и имеется какой-нибудь фельдфебель или даже прапорщик, я за такою мелочью не гонюсь: можете гарантировать именем моим их освобождение. Важно не допустить уйти к итальянцам Изу и его дочь.
— Не допустим! — в один голос заявили контрабандисты.
— Так отправляйтесь же.
У порога палатки контрабандистов ждали великолепные кровные кони. Миг, и арабы поскакали, словно гонимые бурей.
Мукдар и Мизра нагнали отряд турецких солдат и передали бимбаши распоряжение Османа-паши. Через некоторое время отряд приблизился к марабуту. Часовые, расставленные Али-бен-Али, удостоверили, что осажденные находятся внутри марабута и не делают попыток бежать. Мукдар и Мизра принялись стрелять из пистолетов и кричать, чтобы обратить на себя внимание осажденных. Эта цель была достигнута: лейтенант Дориа услышал крик, выглянул в бойницу и увидел людей, приближавшихся с белым платком — знаком того, что они являются в качестве парламентеров.
— Руми, — кричал Мукдар. — Если в марабуте в самом деле находится шейх Иза, то скажи ему, что я, его брат и друг, Мукдар-эль-Гамма, прихожу к нему с миролюбивыми намерениями. Со мною и сын мой, а его племянник, Мизра. Впустите нас.
Старый шейх, в свою очередь, выглянул в бойницу, убедился, что парламентерами являются родственники, и тогда Мукдар и Мизра были впущены в марабут.
Войдя внутрь здания, Мизра увидел, что Марика сидит рядом с лейтенантом Дориа. Кровь бросилась в лицо арабу. Глаза его засверкали.
— Разве моя сестра Марика — кяфирка? — вымолвил Мизра вызывающе. — Разве закон позволяет молодой девушке показывать свое лицо мужчинам, да еще неверным гяурам?!
В свою очередь, вспыхнул и итальянец. Вскочив и положив руку на эфес сабли, он ответил:
— Разве закон позволяет молокососам повышать голос в присутствии старших?
— С-собака! — зарычал Мизра, хватаясь за ятаган и бросаясь на офицера.
Марика вскочила и стала между противниками. Вмешались Иза и Мукдар. Мукдар оттащил Мизру, Иза уговаривал офицера успокоиться.
Приступили к переговорам. По настоянию Изы Марика ушла из комнаты, в которой шли объяснения. Она спустилась в то самое подземелье, в котором Осман-паша держал ее пленницей, и там предалась грезам, волнующим и сладким: она мечтала…
Всего несколько часов прошло с того момента, как она увидела в первый раз в жизни молодого итальянского офицера, человека чуждой расы, другой религии, иной культуры. И вот, ей казалось теперь, что она всегда знала его и всегда ждала его… И он пришел. И он заглянул ей в душу, и прочел ревниво хранившуюся там тайну…
— Полюбит ли он меня, — шептала Марика, — полюбит ли он меня так, как я уже полюбила его, моего сокола, моего орла?
Погрузившись в грезы, Марика не заметила, как в подземелье становилось все светлее и светлее. Внезапно отвалилась каменная плита в конце коридора, и на пороге показалась вооруженная человеческая фигура. Это был сенуссист Али-бен-Али. Он знал о существовании слабого места в нижней стене марабута и теперь воспользовался этим знанием, рассчитывая прокрасться в тыл осажденным.
Марика на миг оцепенела, но сознание того, что страшная опасность грозит и тому, кого она полюбила, и ее отцу, придала ей нечеловеческие силы: она пробежала до лестницы, ведшей в верхний этаж, и с грохотом опустила тяжелую каменную плиту, служившую дверью.
Теперь сама она, Марика, оставалась в плену, в страшном подземелье, но пришельцы не могли проникнуть в верхний этаж, разве только — взорвав порохом плиту…
— Сокол мой будет спасен! — прошептала девушка. И потом, обратившись ко вбежавшему в подземелье сенуссисту, гордо спросила его:
— Что нужно тебе, человек, роющийся в могилах, как гиена?
— Тебя! — ответил сенуссист.
Глава VI. Похищение Марики
Внутри марабута шли бурные объяснения: Мукдар-эль-Гамма уговаривал своего родственника Изу не покидать дела турок, предсказывая, что итальянцы скоро будут вытеснены из Африки. Слыша это, молодой офицер вмешался в разговор:
— Никогда! — сказал он пылко. — Турция разваливается. Она бессильна помочь самой себе. Не сегодня, так завтра балканские народы придут, наконец, к соглашению и отнимут у турок последние клочки их земли в Европе.
— Не слушай гяура, Иза! — твердил контрабандист, сверкая глазами. — Ты жестоко расплатишься за переход на сторону руми. Они чужды нам. А турки — турки наши братья и по религии, и по обычаям, и по языку. Не делайся кяфиром, Иза. И так ты уже повинен в том, что дочь твоя воспитана скорее как гяурка, чем как мусульманка. Не думаешь ли ты отдать ее в жены какому-нибудь руми?
— Я об этом не думал! — признался шейх. — Но, пережив то, что я пережил за последние месяцы, я начинаю думать, что большой беды в этом не было бы.
Контрабандист, озадаченный неожиданным признанием, в замешательстве пробормотал:
— Найдется ли еще такой руми, который захотел бы взять твою Марику в жены?! Они дьявольски горды, эти руми! И они считают наших женщин бездушными животными.
Прислушивавшийся к разговору лейтенант Дориа вспыхнул и закричал:
— Ложь! Клевета! Это вы, мусульмане, отвергаете существование души у женщины. Ты говоришь, что не найдется руми, который согласился бы взять Марику себе в жены? Ложь! Я всего несколько часов назад впервые увидел девушку, но я уже полюбил ее, и я, офицер итальянской армии, готов хоть сейчас назвать ее своею женою.
Едва он произнес эти слова, как Мизра с диким криком бросился на него и едва не заколол его кинжалом. К счастью, Блевио вовремя схватил Мизру за руку и, с силою сжав эту руку ниже кисти, заставил араба выронить опасное оружие.
— Марика моя! — выл Мизра. — Я скорее убью и ее и себя, чем допущу, чтобы она стала женою кяфира. Убью тебя, гяур!
Иза поднялся и грозно крикнул:
— Так-то мои родственники соблюдают закон! Вы вошли сюда как парламентеры, а поступаете как убийцы. Вы оба повинны смерти.
— Мальчик просто сошел с ума! — вступился Мукдар. — В самом деле он только и грезит, что о твоей дочери, брат. Отдай девушку ему, и все будет улажено!
— Отдай Марику мне! — выл, забившись в угол, Мизра.
Но Иза ответил с достоинством:
— Девушка — не верблюд и не ковер. Отдать живое существо кому-нибудь я не могу. Марика сама выберет себе мужа по сердцу. А теперь вот что: Мизра должен уйти отсюда. В его присутствии я категорически отказываюсь объясняться с тобою, Мукдар. Где говорят взрослые люди, мужи совета, там не место мальчику, который не научился держать себя.
Пристыженный Мукдар приказал Мизре покинуть марабут, и молодой араб, скрежеща зубами, вышел наружу. Совещание в марабуте продолжалось.
Выйдя из марабута, Мизра бродил по окрестностям здания и увидел, как приведенные сенуссистом Али-бен-Али аскеры один за другим, обогнув холм, на котором стоял марабут, где-то скрывались. Разгоревшееся любопытство подстрекнуло араба последовать за солдатами. Он очутился у того отверстия, через которое Али проник в подземелье. Мизра инстинктом влюбленного почуял, что какая-то опасность грозит Марике, и ворвался в подземелье. Там он застал Али, который, набросившись на девушку, связывал ей руки, осыпая ее ругательствами и толчками.
Мизра оттолкнул сенуссиста в сторону и крикнул:
— Смерть тому, кто прикоснется к девушке! Она — моя!
— По какому праву? — запротестовал Али. — Она — моя! Это я изловил красивую змейку, и я хочу получить от Османа-паши награду за ее поимку.
Мизра бросил в лицо жадному разбойнику несколько измятых банковых билетов со словами:
— Возьми, шакал! Но именем Османа-паши приказываю тебе передать девушку мне!
Солдаты, забравшиеся следом за Али в подземелье, поддержали Мизру, ссылаясь на приказание, полученное от Османа. Али подчинился. Мизра вывел Марику из подземелья.
— Куда ты ведешь меня? — осведомилась девушка.
— Туда, где ты будешь в безопасности! — ответил уклончиво Мизра.
— Я хочу к отцу. Веди меня к отцу!