И, может быть, только тeм, что убiйство Воровскаго произошло на Швейцарской территорiи, слишком гласно для всего мiра, объясняется то, что не было в Россiи массовых разстрeлов, т. е. о них не было опубликовано и гласно заявлено. Что дeлается в тайниках Государственнаго Политического Управленiя, замeнившаго собой по имени Чрезвычайныя комиссiи, мы в полной степени не знаем. Разстрeлы продолжаются, но о них не публикуется, или, если публикуется, то рeдко и в сокращенном видe. Истины мы не знаем.
Но мы безоговорочно уже знаем, что послe оправдательнаго приговора в Лозаннe большевики недвусмысленно грозили возобновленiем террора по отношенiю к тeм, кто считается заложниками. Так Сталин — как сообщали недавно «Дни» и «Vorwrts» — в засeданiи московскаго комитета большевиков заявил:
«Голоса всeх трудящихся требуют от нас возмездiя подстрекателям этого чудовищнаго убiйства.
Фактически убiйцы тов. Воровскаго — не ничтожные наймиты Конради и Полунин, a тe соцiал-предатели, которые, скрывшись от народнаго гнeва за предeлы досягаемости, еще продолжают подготовлять почву для наступленiя против руководителей русскаго пролетарiата. Они забыли о нашей дальновидности, проявленной нами в августe 1922 года, когда мы прiостановили приговор Верховнаго Трибунала, вопреки настойчивому желанiю всeх трудящихся масс. Теперь мы можем им напомнить, что постановленiе еще не потеряло силы, и за смерть тов. Воровскаго мы сумeем потребовать к отвeту их друзей, находящихся в нашем распоряженiи»…[40]
«Заложники — капитал для обмeна»… Эта фраза извeстнаго чекиста Лациса, может быть, имeла нeкоторый смысл по отношенiю к иностранным подданным, во время польско-русской войны. Русскiй заложник — это лишь форма психического воздeйствiя, это лишь форма устрашенiя, на котором построена вся внутренняя политика, вся система властвованiя большевиков.
Знаменительно, что большевиками собственно осуществлено то, что в 1881 г. казалось невозможным самым реакцiонным кругам. 5-го марта 1881 года гр. А. Камаровскiй впервые высказал в письмe к Побeдоносцеву[41] мысль о групповой отвeтственности. Он писал: «… не будет ли найдено полезным объявить всeх уличенных участников в замыслах революцiонной партiи за совершенныя ею неслыханныя преступленiя, состоящими внe закона и за малeйшее их новое покушенiе или дeйствiе против установленнаго законом порядка в Россiи отвeтственными поголовно, in corpore, жизнью их».
Такова гримаса исторiи или жизни… «Едва ли, дeйствительно, есть болeе яркое выраженiе варварства, точнeе, господства грубой силы над всeми основами человeческаго общества, чeм этот институт заложничества» — писал старый русскiй революцiонер H. В. Чайковскiй по поводу заложничества в наши дни. «Для того, чтобы дойти не только до примeненiя его на практикe, но и до открытаго провозглашенiя, нужно дeйствительно до конца эмансипироваться от этих вeками накопленных цeнностей человeческой культуры и внутренне преклониться перед молохом войны, разрушенiя и зла».
«Человeчество потратило много усилiй, чтобы завоевать… первую истину всякаго правосознанiя:
— Нeт наказанiя, если нeт преступленiя» — напоминает выпущенное по тому же поводу в 1921 г. воззванiе «Союза русских литераторов и журналистов в Парижe».[42]
«И мы думаем, что как бы ни были раскалены страсть в той партiйной и политической борьбe, которая таким страшным пожаром горит в современной Россiи, но эта основная, эта первая заповeдь цивилизацiи не может быть попрана ни при каких обстоятельствах:
— Нeт наказанiя, если нeт преступленiя.
Мы протестуем против возможнаго убiйства ни в чем неповинных людей.
Мы протестуем против этой пытки страхом. Мы знаем, какiя мучительныя ночи проводят русскiя матери и русскiе отцы, дeти которых попали в заложники. Мы знаем, точно также, что переживают сами заложники в ожиданiи смерти за чужое, не ими совершенное, преступленiе.
И потому мы говорим:
— Вот жестокость, которая не имeет оправданiя.
— Вот варварство, которому не должно быть мeста в человeческом обществe»…
«Не должно быть»… Кто слышит это?
II. «Террор навязaн»
«Пролетарское принужденiе во всeх своих формах, начиная от разстрeлов… является методом выработки коммунистическаго человeка из человeческаго матерiала капиталистической эпохи».
Террор в изображенiи большевицких дeятелей нерeдко представляется, как слeдствiе возмущенiя народных масс. Большевики вынуждены были прибeгнуть к террору под давленiем рабочаго класса. Мало того, государственный террор лишь вводил в извeстныя правовыя нормы неизбeжный самосуд. Болeе фарисейскую точку зрeнiя трудно себe представить и нетрудно показать на фактах, как далеки от дeйствительности подобныя заявленiя.
В запискe народнаго комиссара внутренних дeл и в то же время истиннаго творца и руководителя «краснаго террора» Дзержинскаго, поданной в совeт народных комиссаров 17-го февраля 1922 г., между прочим, говорилось: «В предположенiи, что вeковая старая ненависть революцiоннаго пролетарiата против поработителей поневолe выльется в цeлый ряд безсистемных кровавых эпизодов, причем возбужденные элементы народнаго гнeва сметут не только врагов, но и друзей, не только враждебные и вредные элементы, но и сильные и полезные, я стремился провести систематизацiю карательнаго аппарата революцiонной власти. За все время Чрезвычайная комиссiя была не что иное, как разумное направленiе карающей руки революцiоннаго пролетарiата».[43]
Мы покажем ниже, в чем заключалась эта «разумная» систематизацiя карательнаго аппарата государственной власти. Проект об организацiи Всероссiйской Чрезвычайной комиссiи, составленный Дзержинским еще 7-го декабря 1917 г. на основанiи «историческаго изученiя прежних революцiонных эпох», находился в полном соотвeтствiи с теорiями, которыя развивали большевицкiе идеологи. Ленин еще весной 1917 г. утверждал, что соцiальную революцiю осуществить весьма просто: стоит лишь уничтожить 200–300 буржуев. Извeстно, что Троцкiй в отвeт на книгу Каутскаго «Терроризм и коммунизм» дал «идейное обоснованiе террора», сведшееся впрочем к чрезмeрно простой истинe: «враг должен быть обезврежен; во время войн это значит — уничтожен». «Устрашенiе является могущественным средством политики, и надо быть лицемeрным ханжой, чтобы этого не понимать».[44] И прав был Каутскiй, сказавшiй, что не будет преувеличенiем назвать книгу Троцкаго «хвалебным гимном во славу безчеловeчности». Эти кровавые призывы по истинe составляют по выраженiю Каутскаго «вершину мерзости революцiи». «Планомeрно проведенный и всесторонне обдуманный террор нельзя смeшивать с эксцессами взбудораженной толпы. Эти эксцессы исходят из самых некультурных, грубeйших слоев населенiя, терpop же осуществлялся высококультурными, исполненными гуманности людьми». Эти слова идеолога нeмецкой соцiал-демократiи относятся к эпохe великой французской революцiи.[45] Они могут быть повторены и в XX вeкe: идеологи коммунизма возродили отжившее прошлое в самых худших его формах. Демагогическая агитацiя «высококультурных», исполненных яко-бы «гуманностью» людей безстыдно творила кровавое дeло.
Не считаясь с реальными фактами, большевики утверждали, что террор в Россiи получил примeненiе лишь послe первых террористических покушенiй на так называемых вождей пролетарiата. Латыш Лацис, один из самых жестоких чекистов, имeл смeлость в августe 1918 г. говорить об исключительной гуманности совeтской власти: «нас убивают тысячами (!!!), а мы ограничиваемся арестом» (!!). А Петерс, как мы уже видeли, с какой-то исключительной циничностью публично даже утверждал, что до убiйства, напр., Урицкаго, в Петроградe не было смертной казни.
Начав свою правительственную дeятельность в цeлях демагогических с отмeны смертной казни,[46] большевики немедленно ее возстановили. Уже 8-го января 1918 г. в объявленiи Совeта народных комиссаров говорилось о «созданiи батальонов для рытья окопов из состава буржуазнаго класса мужчин и женщин, под надзором красногвардейцев». «Сопротивляющихся разстрeливать» и дальше: контр-революцiонных агитаторов «разстрeливать на мeстe преступленiя».[47]
Другими словами, возстанавливалась смертная казнь на мeстe без суда и разбирательства. Через мeсяц появляется объявленiе знаменитой впослeдствiи Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи:…«контр-революцiонные агитаторы… всe бeгущiе на Дон для поступленiя в контр-революцiонныя войска… будут безпощадно разстрeливаться отрядом комиссiи на мeстe преступленiя». Угрозы стали сыпаться, как из рога изобилiя: «мeшечники разстрeливаются на мeстe» (в случаe сопротивленiя), расклеивающiе прокламацiи «немедленно разстрeливаются»[48] и т. п. Однажды совeт народных комиссаров разослал по желeзным дорогам экстренную депешу о каком-то спецiальном поeздe, слeдовавшем из Ставки в Петроград: «если в пути до Петербурга с поeздом произойдет задержка, то виновники ея будут разстрeлены». «Конфискацiя всего имущества и разстрeл» ждет тeх, кто вздумает обойти существующiе и изданные совeтской властью законы об обмeнe, продажe и куплe. Угрозы разстрeлом разнообразны. И характерно, что приказы о разстрeлах издаются не одним только центральным органом, а всякаго рода революцiонными комитетами: в Калужской губ. объявляется, что будут разстрeлены за неуплату контрибуцiй, наложенных на богатых; в Вяткe «за выход из дома послe 8 часов»; в Брянскe за пьянство; в Рыбинскe — за скопленiе на улицах и притом «без предупрежденiя». Грозили не только разстрeлом: комиссар города Змiева обложил город контрибуцiей и грозил, что неуплатившiе «будут утоплены с камнем на шеe в Днeстрe».