Красный жрец
Глава 1
Дым въедался в легкие, как тысяча раскаленных игл. Капитан Алексей Морозов прижался к стене горящего склада, чувствуя, как защитный костюм плавится от жара. Радиосвязь трещала помехами, голоса коллег терялись в реве пламени. Где-то наверху, за стеной огня, кричал ребенок.
— Черт возьми, — прохрипел он в респиратор, проверяя показания датчика кислорода. Красная зона. Минута, может две — и баллон опустеет.
Лестница рухнула десять минут назад, погребя под собой путь к отступлению. Алексей знал этот склад как свои пять пальцев — старое здание текстильной фабрики, где теперь хранили всякий хлам. Знал каждый поворот, каждую комнату. И знал, что детский плач доносится из угловой комнаты на втором этаже, куда ведет только одна дорога — через самое пекло.
Тридцать лет службы. Тридцать лет он нырял в огонь, когда другие бежали прочь. Спас больше сотни жизней, получил дюжину наград, дважды лежал в больнице с ожогами. Жена давно перестала спать по ночам, когда он уходил на смену. Дочь выросла, считая отца героем, которого почти никогда не было дома.
Крик ребенка заглушил рев огня. Девочка, не больше семи лет, судя по голосу. Алексей закрыл глаза, представляя лицо собственной дочери в том возрасте. Те же светлые кудри, те же испуганные глаза...
Он рванул вперед.
Пламя лизнуло забрало, оплавляя пластик. Балки трещали над головой, готовые рухнуть в любую секунду. В легких жгло от недостатка кислорода, сердце билось как отбойный молоток. Но он продолжал идти, пробиваясь сквозь стену жара к источнику плача.
Дверь комнаты раскалилась докрасна. Алексей ударил по ней плечом — металл поддался с воем. Внутри, забившись в угол, сидела девочка. Белокурая, в выцветшем платьице, с огромными голубыми глазами, полными слез.
— Не бойся, — прохрипел он, протягивая руки. — Дядя тебя спасет.
Девочка кинулась к нему, и он подхватил ее, прижав к груди. Легкая, как пушинка. Такая же хрупкая, как его собственный смысл жизни.
Обратный путь превратился в кошмар. Потолок рушился по частям, огонь ревел как раненый зверь. Алексей шел на память, задыхаясь, чувствуя, как плавится костюм. Датчик кислорода завыл предупреждающе, но он уже не слышал ничего, кроме собственного сердцебиения и тихого всхлипывания девочки.
Окно. Он помнил окно в дальней стене — не заложенное, ведущее к пожарной лестнице. Если успеет...
Балка рухнула в двух шагах от него, осыпав искрами. Алексей прикрыл девочку телом, чувствуя, как огонь прожигает спину. Еще десять шагов. Девять. Восемь...
Взрыв.
Мир превратился в ослепительную вспышку боли. Алексей почувствовал, как его подбрасывает, как девочка вылетает из рук. Последнее, что он увидел — ее испуганное лицо, освещенное пламенем. Последнее, что услышал — собственный крик, растворившийся в реве огня.
Потом — тьма.
* * *
Боль пронзила сознание, как удар кинжала. Алексей застонал, пытаясь разлепить глаза. Во рту — вкус крови и пепла. В голове — туман, сквозь который пробивались обрывки воспоминаний. Пожар. Девочка. Взрыв...
Он лежал на жесткой поверхности. Не больничная койка — что-то другое. Камень? Земля? Пахло дымом, но не тем едким запахом горящего пластика и химикатов, а чем-то более естественным. Дерево. Сухая трава. Конский навоз?
Алексей заставил себя открыть глаза.
Над ним простиралось небо. Не белый потолок больничной палаты, а настоящее небо — темно-синее, усыпанное звездами, которые казались ярче, чем он помнил. Воздух был другим — чистым, с привкусом степной пыли и далеких костров.
Он попытался сесть и заорал от боли. Руки... его руки были не его руками. Тонкие, смуглые, покрытые незнакомыми шрамами. На запястьях — железные оковы, соединенные короткой цепью. Он посмотрел на свое тело и едва не потерял сознание от шока.
Это было не его тело.
Высокое, жилистое, со смуглой кожей, покрытой старыми рубцами. На груди — странные татуировки, красные линии, образующие сложные узоры. Волосы, которые он почувствовал, коснувшись головы, были длинными, темными, собранными в хвост. Не его седеющая щетина, а густая грива молодого мужчины.
— Какого черта... — прошептал он и вздрогнул от собственного голоса. Глубокий, с незнакомым акцентом. Слова, которые он произнес, звучали на языке, который он не знал, но почему-то понимал.
— Проснулся, жрец?
Алексей обернулся на голос. Рядом с ним, у догорающего костра, сидел человек, какого он никогда не видел. Невысокий, но мускулистый, с кожей цвета старой меди и длинными черными волосами, заплетенными в косы. Глаза — темные, жестокие. На поясе висел изогнутый меч, рукоять которого была украшена костяными фигурками.
Дотракиец. Это слово пришло в голову само собой, вместе с потоком чужих воспоминаний. Всадник из Великого Травяного Моря. Кочевник. Варвар.
— Я... — Алексей попытался собраться с мыслями. — Где я?
Дотракиец усмехнулся, обнажив желтые зубы.
— В цепях, красный человек. Там, где тебе и место.
Красный человек. Жрец. Воспоминания чужой жизни затопили сознание Алексея, как волна. Он видел себя — нет, не себя, а того, чьим телом теперь обладал — в красных одеждах, стоящим перед огромным костром. Вокруг — толпа людей, падающих ниц. Молитвы на незнакомом языке. Пламя, танцующее по его воле. Сила, текущая по венам, горячая как расплавленный металл.
Мелисандра. Король Станнис. Драконий Камень. Имена и образы мелькали в голове, складываясь в мозаику чужой жизни. Жрец Рглора, Владыки Света. Красный жрец из Ассхая, посланный в Вестерос служить тому, кого считал истинным королем.
И теперь — пленник. Город пал. Дотракийцы ворвались в храм, когда он молился. Связали, избили, бросили в повозку вместе с другими рабами. Дни пути по бескрайней степи, под палящим солнцем и холодными звездами.
— Сколько... сколько дней я был без сознания? — спросил Алексей, чувствуя, как чужие воспоминания переплетаются с его собственными.
— Пять. Думали, помрешь. — Дотракиец плюнул в огонь. — Кхал уже хотел оставить тебя волкам. Но ты дорого стоишь. Красные жрецы в цене в Заливе Работорговцев.
Залив Работорговцев. Еще одно название из чужой памяти. Города рабов, где людей продают как скот. Алексей — нет, жрец по имени Лесандро дир Новак, это имя тоже всплыло в памяти — должен был стать товаром.
— Я не раб, — сказал он, сам не зная, откуда взялись эти слова.
Дотракиец расхохотался.
— Все рабы, красный человек. Одни просто еще не знают об этом.
Он встал, подошел к Алексею и болезненно дернул за цепь.
— Вставай. Кхал хочет посмотреть на тебя. Говорят, ты умеешь колдовать. Покажешь фокусы — может, получишь кусок мяса.
Алексей поднялся на ноги, чувствуя, как затекшие мышцы протестуют против движения. Тело жреца было сильным, но измученным дорогой и побоями. На левом плече зияла недавняя рана — след дотракийского клинка.
Лагерь кочевников раскинулся в небольшой низине между холмами. Десятки повозок, сотни лошадей, костры, у которых сидели воины в кожаных доспехах. Женщины готовили пищу, дети бегали между палатками. Обычный день в жизни кхаласара — орды, которая двигалась по степи в поисках добычи и новых земель для грабежа.
В центре лагеря стояла большая палатка, украшенная конскими хвостами и колокольчиками. Перед ней, на низком троне из драконьих костей, сидел человек, от одного вида которого кровь стыла в жилах.
Кхал Дрого. Даже в чужих воспоминаниях это имя вызывало трепет. Великий воин, никогда не знавший поражений. Его коса была украшена колокольчиками — по одному за каждую победу — и касалась земли, когда он стоял. Глаза — черные как уголь, безжалостные как степная зима.
Но что-то было не так. Воспоминания жреца подсказывали, что Дрого должен был умереть. Проклятие ведьмы, рана, которая не заживала... Но здесь он сидел живой, могучий, окруженный своими воинами.
— Так вот он, красный колдун, — произнес кхал голосом, похожим на рычание зверя. — Говорят, ты служишь огненному богу.
Алексей встретил его взгляд, чувствуя, как в груди поднимается что-то незнакомое. Не страх — он давно научился не бояться смерти. Что-то другое. Сила. Жар, который исходил не от костров, а изнутри.
— Рглор, Владыка Света, — сказал он, и его голос прозвучал увереннее, чем он ожидал. — Я его слуга.
Дрого усмехнулся.
— Твой бог не спас твой город.
— Боги играют в долгую игру, кхал. То, что кажется поражением, может быть частью большего плана.
Слова слетали с губ сами собой, рожденные чужой памятью и верой. Алексей чувствовал себя актером, играющим роль, которую не выбирал. Но с каждым словом роль становилась все реальнее.
— Покажи свою магию, жрец, — приказал Дрого. — Если она настоящая, может, не продам тебя первому работорговцу.
Магия. Алексей — Лесандро — закрыл глаза, пытаясь нащупать ту силу, которую чувствовал в воспоминаниях. Огонь. Жар. Свет Рглора, текущий по венам как жидкое золото.
И он нашел ее.
Пламя ближайшего костра взвилось вверх, образуя огненную спираль. Воины отшатнулись, хватаясь за оружие. Женщины закричали. Дети спрятались за юбки матерей.
Алексей поднял связанные руки, и пламя послушно перетекло с костра на его ладони, не обжигая кожу. Он чувствовал каждый язык огня, каждую искру. Это было похоже на управление пожарным насосом, только в тысячу раз более интимно.
— Рглор дает силу тем, кто служит ему верно, — произнес он, позволяя пламени танцевать между пальцев. — Ночь темна и полна ужасов. Но свет всегда побеждает тьму.
Дрого наблюдал за представлением с каменным лицом, но в его глазах плясали отблески магического огня. Наконец он кивнул.
— Хорошо, красный жрец. Ты останешься с нами. Но в цепях. И если попытаешься сбежать или обратить магию против кхаласара — я скормлю тебя собакам. Живьем.
— Понял, кхал.
Алексей опустил руки, и пламя исчезло, оставив только привычный свет костров. Дотракийцы постепенно расслабились, но продолжали поглядывать на него с опаской.