В этот момент сзади зашуршало сено. Эдвин ужаснулся – нашли! Как так быстро? Начал оборачиваться, и в этот момент рот ему закрыла крепкая рука.
«Что-то в последнее время мне часто затыкают рот».
Резкая подсечка, юноша повалился с ног. Неизвестный поймал его в падении, развернул, юноша мягко упал на землю спиной. Ладонь все еще зажимала Эдвину рот, второй рукой мужчина придавил его к земле, наклонился почти вплотную.
Генерал скупо, по-военному описал человека, но сделал это очень точно. Худой, смуглый, одежда простая, но недешевая. Небольшая седина в волосах и бороде, возраст уже зрелый. Карие глаза насмешливо смотрели почти в упор. Эдвин сложил воедино открытую калитку, слова генерала, его уставший вид. Мысленно застонал.
«Если выживу, то этот день запомнится надолго».
Опасный человек, совершивший, по словам генерала, «ряд преступлений против империи», ухмыльнулся, наклонился к Эдвину почти вплотную и прошептал ему в ухо:
– Ну что, парень, похоже, мы можем помочь друг другу?
Глава 4. Райя
Пот стекал по вискам, а от скуки хотелось выть. Шел третий час заседания. Райя удерживала туфлю на пальцах ноги и вяло покачивала ею в такт стараниям слуг, выстроившихся по периметру зала. Парни и девушки, стоя в простенках, удерживали в руках натянутые на квадратный каркас полотна ткани и беспрерывно махали ими над головой, гоняя горячий воздух по помещению и пытаясь создать хотя бы иллюзию свежести. Особого успеха это не приносило, лица собравшихся в зале покраснели, пот блестел на нахмуренных лбах.
Слуги сновали туда-сюда по залу, выставляя на стол все новые кушанья. Зачем еда на государственном совете? Райя всегда думала, что уместнее разложить на огромном столе документы, расстелить карту, на худой конец. Придать этому сборищу хотя бы немного официоза и серьезности. Увы, высшие чины предпочитали наедать бока даже в процессе принятия решений, которые напрямую влияли на сотни тысяч жизней. Влияли на всю Симфарею.
К еде она даже не притронулась, лишь пила охлажденную воду. Тарелки сверкали на солнце позолоченными каемками, белые занавески на огромных окнах трепетали от сквозняка. Райя возвела глаза к потолку. Совещательный зал находился в самом сердце империи, на верхних этажах столичного замка. Обитель Владыки в Аргенте, место, откуда правитель диктовал свою волю. Идеально круглое помещение, белые стены уходили далеко ввысь, где в полумраке застыла потолочная фреска. Темная по краям, по мере сужения она становилась светлее, сверкая ослепительной белизной в самом центре. На ярком фоне вырисовывался угольно-черный застывший силуэт. Последние секунды Годвина, увековеченные на расписном потолке. Событие, которое церковь настоятельно рекомендовала помнить всем и каждому даже сейчас, тысячу лет спустя. Впрочем, уже значительно больше. Шел 1372 год новой эры, но Райя не испытывала никакого блаженного трепета. Вместо этого она отчаянно скучала, а в сотый раз изучать каждый дюйм расписного потолка было невыносимо. Она опустила голову и всмотрелась в лица окружающих, столь же хорошо знакомых ей, но хотя бы подвижных, в отличие от застывшего тысячелетие назад Годвина.
Комната была переполнена людьми. Почти каждый присутствующий, за исключением слуг, считал свои долгом привести с собой хотя бы одну комнатную собачку. Военным смотрели в рот их адъютанты, священнослужителям – писари, на маленьких табуретках сидели секретари, поскрипывая перьями по пергаменту. Райя старалась не думать о том, что для других она такая же собачка при своем отце.
Она скосила глаза влево. Гидеон, старший дипломат Аргента, а по совместительству ее отец, сидел, сложив руки на коленях. К еде он тоже не притронулся. Лоб расслаблен, веки полуопущенны, остатки седых волос вяло покачиваются на сквозняке. Казалось, он дремал, ни капли не интересуясь происходящим вокруг, однако Райя знала, отец слышит куда больше, чем остальные. Долгие годы на его должности кого угодно научат отделять пустой шум от действительно важного.
«Отделяй важное от несущественного».
По сути, первое, чему он пытался научить ее. Еще в детстве, в те редкие моменты, когда отец находился дома, а не в очередной поездке на благо империи. Небольшая подготовка, дрессировка неокрепшего ума давала свои плоды. С детства Райя знала – она пойдет по стопам отца. Затем последовала женская школа, два года в монастыре, еще четыре – в столичном университете. Необходимый минимум, основа ее дипломатической карьеры. Ну и, куда без этого, протекция сверху. И вот она тут, за главным столом страны. Пусть пока лишь как тень своего отца, придаток, которому положено молчать и слушать.
И она слушала. Сразу разделила действующих лиц по ролям. Те, кто принимает решения, и те, кто сотрясают воздух. Главные роли и массовка. Сегодня на овации толпы претендовало, помимо Гидеона, еще пять человек. Райя скользнула взглядом вдоль стола, вглядываясь в эти лица, пытаясь увидеть скрытое.
Во главе стола, с обманчиво бесстрастным видом, сидел главный человек во всей империи. Вильгельм. Владыка. Многолетний правитель Симфареи. Человек, объединивший под своей властью целый континент. Вся пролитая кровь давно была смыта, ужасы войны потерялись за долгим списком подобострастных титулов и чинов. Узловатые ладони владыки покоились на столе, тонкие губы были плотно сжаты. Темные глаза с хитринкой неотрывно смотрели на выступающих. Поседевшие, с залысинами волосы были зачесаны назад, обшитый серебром фиолетовый камзол искрился в лучах солнца. Из-под высокого воротника свисала серебряная цепочка сразу с несколькими кулонами, точно такая же, но меньшего размера, болталась на запястье. Несмотря на преклонный возраст и внешность заботливого дедушки, Вильгельм выглядел тверже и строже любого присутствующего на совете.
По левую руку от него расположился глава церкви, святой отец Урбейн. Единственный, кто мог слегка приподнять бровь, выражая таким образом несогласие с владыкой. Светлые, стриженные под горшок волосы доходили почти до бровей. Руки с короткими пальцами гоняли еду по тарелке, периодически закидывая в рот кусочки пищи. Светло-бежевая мантия, словно в противовес темному с серебром одеянию владыки. Голубые, почти белесые глаза смотрели из-под нахмуренных бровей. Урбейн выглядел чуть ли не суровее владыки, игнорируя положенную священнослужителю благость и доброту. Ведь все знали, единожды перейдя дорогу церкви – сочтешь за благость еще хоть раз увидеть солнце в небе.
Справа с невозмутимым видом за выступлением следил Трагот Хослоу – главнокомандующий имперской армии. В его подчинении находилась вся военная сила Симфареи – начиная с городской стражи, сфера его ответственности плавно перетекала на регулярный военный корпус и заканчивалась где-то в казармах столичной гвардии, элитного войска владыки. Выглядел он соответствующее: крепкий, рост под два метра, серебристые доспехи идеально подогнаны. В последнее время его зычный голос редко можно было услышать на совете, чаще Трагот хмурился, но молчал. Это был человек войны, а теперь за окном стояло мирное время. Хотя любой, даже самый неискушенный человек в замке затруднился бы ответить: настоящий ли это мир или иллюзия, подкрепляемая сильными мира сего, собравшимися за столом. На регулярные перепалки главнокомандующий реагировал по-военному спокойно, а точнее никак, лишь изредка почесывая рукой пышную бороду.
Впрочем, в этой комнате у него имелся конкурент. Взгляд Райи метнулся в противоположную сторону зала. У выхода, практически сливаясь со стеной, на отдельном стуле неподвижно сидел мужчина в черной мантии. Его можно было принять за статую, одни только губы кривились в усмешке на усталом лице. Подбородком он упирался на сложенные в замок руки, глаза бегали туда-сюда, оценивая присутствующих. Единственный, кто пришел в полном одиночестве. Это, как и отдельное место за пределами роскошного стола, могло ввести в заблуждение неискушенную персону, пускало пыль в глаза.
Тем временем, встретив этого человека в коридорах столицы, знающие люди сразу расступались, а любой шепот смолкал. Морн, глава тайной службы. Верный слуга империи, а не Вильгельма. Конечно же, действовал он с соответствующим окружению пиететом, с одинаковым уважением как к владыке, так и к церкви. Смиренно кивал, слушая речи Вильгельма, и мирно склонял голову в присутствии Урбейна. При этом, одинаково подчиняясь обоим, Морн не служил никому, цепко соблюдая баланс и не позволяя чаше весов склониться на одну из сторон. Ведь Симфарея может жить спокойно, зная, что поддержка церкви незыблема, а священнослужители, в свою очередь, несут истину в общество, не встречая сопротивления во главе стола. Идеальный баланс, не правда ли?
Все это до Райи донес отец сразу после ее первого собрания. Девушка была уверена, что минимум половина присутствующих принимали странную фигуру у выхода за служку владыки, прихоть, наблюдателя за слугами, не более. Вместе с тем отец честно сообщил, что даже он понятия не имеет, сколько человек входит в тайную службу. Но, ухмыльнувшись, выразил надежу, что хотя бы Вильгельму это известно. Словно услышав эти мысли, человек в черном поймал ее взгляд, ухмылка стала на волосок шире. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, затем Морн внезапно подмигнул. По спине скатилась капля пота, смывая пробежавшие по позвоночнику мурашки. Девушка отвернулась.
То были пять основных ролей: сила во главе стола, святая церковь, дипломатия, армия, Черная мантия в задних рядах. Дополнительное место в списке обычно оставалось вакантно. Порой все внимание собрания перетягивал на себя Арганти Лукс, сухой старик, тощий как колосок, в чем была некая ирония, ведь он управлял всем, что касалось земледелия, хозяйства и содержания страны в сытости. В свое брюзжание он частенько вплетал множество цифр, сельскохозяйственных площадей и соотношений голов скота на душу населения. В иной день все взгляды притягивал Кеннет Роже, несущий в себе бремя увеселения. С несоответствующим его должности спокойствием он сухо перечислял расходы, требуемые на очередной прием, праздник или столичную ярмарку.