[5]! Мой вечно ворчливый кот, который прятал за сварливостью доброе любящее сердце! Кот, который не стремится завести кучу друзей, но, выбрав друга и любимую, навсегда останется им верен!
Чтобы было легче их доставать на улице, я распихала сосисочные кружки прямо по карманам толстовки: едва угостишь одного котёнка, все дети Грача мгновенно оказываются рядом и нетерпеливо мяукают, требуя сливочную. А толстовку всё равно пора в стирку. Такие милые котята! Дымчатые, почти чёрные, глазки голубые, как у «папы». На несколько мгновений я стараюсь поверить, что мне повстречались дети кота-воителя. А так-то, конечно, их папу я не знаю. А мама кошка, которая терпеливо ждёт своей очереди, совсем не похожа на Ласточку[6] – нежную серебристую возлюбленную Грача. И на бурую Листвичку[7] не похожа. А вот на чёрную Сумеречницу с янтарными глазами очень даже, и это классно! На мордочке, правда, есть белое пятно, которое портит красоту кошки. Бедняга!
Ну и куда они подевались? Ни одного не встретила! Кис-кис-кис! Э-э-эм, куда вас унесло, коты? Я запихнула сосиски поглубже в карманы, сдавила, чтобы надёжнее лежали: поищу котят после уроков, никуда не торопясь.
Что за день? Почему так много народа в коридоре? Блин, точно! Сегодня же обязательная репетиция концерта к Восьмому марта. Вот все и набежали в школу (и кто вас просил!). Какой толк в этом концерте, если весной даже не пахнет? Зима чуть распушила снежную шубу, та подтаяла, как масло из морозилки на столе, да так и застыла в непонятном состоянии. Не морозно, но снежно, влажно, туманно и серо-серо-серо.
Думая о полузиме на уроке, я, оказывается, тёрла ладонью лицо! Ну когда я уже привыкну правую часть лица НИКОГДА не трогать! Ну вот, блин! На ладони остались следы тоналки – наверняка смазала часть крема с родинки. Скорее бы звонок!
Первой кинувшись к дверям на перемене, я опять увязла в толпе. Что за день, а-а-а! Я пробила дорогу и поняла, почему в коридоре опять много людей. Здесь был Ренат. Тот клёвый парень из девятого класса. Чёрная футболка, чёрная кожанка, чёрный ёжик на голове. Уверенный холодный взгляд, который, как по волшебству, сменяется широкой тёплой улыбкой. Такой желанной улыбкой…
Стоп! Желанную улыбку? Ах-ха! Размечталась, полулицая! Уж мне-то такая улыбка Рената точно не светит! Я перекинула на лицо побольше волос, натянула капюшон, наметила дорожку к туалету и ринулась вперёд!
А-а-а! Что?! Какая-то девица тоже набралась решимости и бросилась мне наперерез, но только не к дамской комнате, а к Ренату. Я не успела затормозить и врезалась в девушку. Бо-о-о-ольно-о-о! Главное, не закричать, не привлекать вни-мания. Быстро встать и в туалет!
Но почему вокруг так тихо? Слишком тихо! Бежать или замереть? На секунду я зажмурилась.
– Ты что, совсем сдурела?
Пришлось открыть глаза, чтобы обнаружить: я позорно уткнулась в кроссовки Рената. А вокруг них валялись кружки сосисок. Из моих карманов! Я посмотрела по сторонам. Народ в коридоре пялился на меня и чего-то ждал. Задрала голову вверх – о боже! – на меня смотрел Ренат.
Он наклонился совсем рядом с моим лицом (о господи, рядом с родинкой под смазанной тоналкой!) и подхватил сосиску с пола:
– Что это? Фу! Какая мерзость!
Ренат отшвырнул сосиску, отпихнул носком кроссовки несколько других кружков. Кирилл уже доставал из рюкзака влажные салфетки: Ренат тщательно вытер руки и вернул влажный комок парню из свиты.
– Это похоже на огромного червяка, куски разрезанного дождевого червяка.
Голос был жёсткий, наточенный, словно нож. Я опустила глаза и уставилась на сосиски. Мне хотелось вжаться в себя и исчезнуть, но я снова подняла глаза вверх. Как кролик под гипнозом. Ренат смотрел прямо на меня и выносил приговор:
– Мерзкого. Отвратного. Тухлого. Дождевого. Червяка.
И тогда я поняла. Мерзкий червяк – это я.
4
Неужели кроты едят ЭТО?
Нет, я, конечно, знаю, что настоящие кроты едят дождевых червей. Но школьные «кроты»?
Через пару шагов я обернулся к худому длинному парню. Увидел его уши, плотно прижатые к коротко остриженной голове.
– Что это была за гадость, Кирилл?
– Да сосиска это, ты чего, Ренат! – Кирилл обрадовался, что я к нему обратился. Даже его приплюснутые уши порозовели.
– Ты такое ешь?
– Конечно ем!
– Понятно…
Кирилл всмотрелся в моё лицо. И его уши снова погасли, побледнели.
Он промямлил:
– Ну, не так часто ем… Иногда.
«Удивительные наблюдения за „кротами“. Том третий», – прозвучало в голове.
В целом, мне пофиг на то, что едят другие. Мама говорила, что жизнь большинства горожан отличается от нашей: «Она более неуклюжая, Ренат». Надеть то, что под руку попалось. Съесть то, что можно приготовить за пять минут. Думать о выходных, праздниках и отпуске вместо поиска очевидных и неочевидных путей, возможностей, нитей успеха в жизни.
Сосиски так сосиски. Уже не удивляюсь. Но, блин, эта девчонка совсем офигела! Устроила мне мерзкий флешбэк в детство. Заставила вспомнить.
После ливня я шёл по тропинке в сад, и повсюду валялись черви, пульсирующие отвратные дождевые червяки. Фу, меня опять тошнит! Отец сказал тогда: «Ты ДОЛЖЕН пройти, не испачкав белые ботинки». Я шёл, вглядываясь в извивающиеся полоски, чтобы не наступить на них, а мне хотелось бежать со всех ног от этого ужаса. И вот опять эти «черви». Уже в школе, в девятом классе. Спасибо тебе…
– Как зовут эту тупицу?
Это я спросил вслух, и Кирилл поспешил ответить:
– Кристина, из восьмого «В».
– Физики?
– Ага, физкласс!
– Не особо умной она выглядит.
– Да её из-за отца в физкласс взяли!
– А кто отец?
– Перемятов. Учёный из НИИ.
И я вспомнил. Алексей Перемятов. Его имя часто звучало у нас дома. Мать и отец обсуждали: пока Перемятов шаманит над своим коллайдером, всё внимание города приковано к Научно-исследовательскому институту. «Отлично, это нам на руку», – улыбался папа фирменной улыбкой: одним уголком рта, чуть подтягивая его вверх, к виску. То, что семье Рено на руку, родители готовы оплачивать, поэтому и предложили финансировать госпроект.
Весь урок химии я думал о тупице. Неоформленное отношение к Кристине Перемятовой – интерес и раздражение – упростилось, определилось. Эта девчонка меня однозначно бесит. Когда я наклонился поднять кусок червяка (тьфу, сосиски!), наши лица оказались совсем рядом. Под медными волосами на миг сверкнул зелёный глаз, а под ним я увидел что-то непонятное. Словно тупица испачкала руку и вымазала грязью половину лица. Но, блин, она уже не мелкая, восьмой класс! Откуда эта грязь в четырнадцать лет и в школе?
Стоп! Что же мне напомнила эта «грязь» на лице? Мысль крутится, ускользает… Вот! Вот же, поймал!
Родители финансируют местную лабораторию. Студенты регионального универа приезжают на биостанцию неподалёку от нашего городка, чтобы изучать крыс, лягушек, морских свинок и… кто их знает, кого ещё! Отец и мать – попечители лаборатории, которая при слабой господдержке давно бы зачахла. Конечно, у них есть причина. Своя выгода. По «специальному» запросу влиятельных заказчиков здесь выводят новые виды домашних питомцев, скрещивая в пробирках клетки, меняя структуру ДНК, отрезая, перекраивая, сшивая части «генетической молекулы». «Чтобы было чем удивить партнёров по бизнесу», – говорит отец.
Это семейный секрет, секрет общей крови. Нам запрещено обсуждать эту тему в школе и с друзьями (хотя слухи по городу давно ходят). Меня и сестру не берут в лабораторию. «Всему своё время», – так говорит нам старший брат, копируя родителей. Теперь-то его посвящают во все тайны бизнеса Рено, везунчик! А я был на биостанции лишь несколько раз. Впервые – в детстве.
Мама не заблокировала «Порше», я нажал пару кнопок, открыл дверь машины и поплёлся следом. Нашёл маму в белой-белой, как новая простыня, комнате, которая пахла ужасно, словно конюшня, где я катался на пони. Мама склонилась над столом, лаборант открыл переноску – и тут из клетки вышло существо.
Оно было похоже на морскую свинку, только уши как у котёнка! Возле морды существа кошачья серая шёрстка выглядела пушистой, а спину скупо прикрывали жёсткие длинные бело-рыжие ворсинки морской свиньи. И хвост! Существо шевелило пушистым рыжим хвостом, который светился под ярким светом лампы, словно факел в приключенческом фильме.
Существо повернулось ко мне. Я увидел, что половина морды была другого цвета: словно котёнка (котёнка ли?) вымазали в серо-жёлтой краске. Вдруг существо мяукнуло. И тогда меня вывернуло наизнанку. Вырвало всем, что я проглотил за день. Мать бросилась ко мне и вывела на улицу. Сначала она сердилась и долго тёрла меня влажными салфетками, потом посадила в машину и привезла домой, всё повторяя: «Тебе показалось, тебе что-то показалось. Скоро кошмар забудется».
И воспоминание растаяло. Стёрлось. Впиталось в те влажные салфетки.
Только сегодня, увидев так близко лицо девчонки из восьмого «В», я всё вспомнил. Она тоже была словно сшита из двух частей. Белой, чистой, открытой миру, зеленоглазой. И серой, чем-то замазанной половиной, спрятанной под собранными, скомканными у лица медными волосами.
Она тоже была существом, которое только узнавало себя и не могло решить, какое же оно на самом деле, какая его часть станет главной.
Спина под футболкой стала мокрой. Блин, какую сцену она устроила сегодня! Теперь меня снова мутит, а память, как мучитель, подсвечивает прошлое. Не хочу её видеть!
Только я уже предчувствовал. Ощущал: держаться подальше от Кристины Перемятовой мне не удастся.
5
– Кристин, лучше бы ты держалась подальше от этого выскочки. Ты как, в порядке?
Максим помог мне встать и поднять мобильник, выпавший из кармана толстовки. Потом Макс стал поднимать с пола злосчастные сосиски.