бы пару дней. И хотя рядом с моим боевым ножом висел охотничий кинжал «КО-1», практичный и брутальный до невозможности, все-таки я забрал свой нож. Менять оружие, которое тебя ни разу не подвело, это все равно что плюнуть в глаза собственной удаче. Времени расстегивать пояс и навешивать на него нож не было, потому я сунул «Сталкер» вместе с ножнами за голенище правого берца.
Кстати, весьма удачно, что ножны висели на стене не только рядом с ножами. Возле пистолетов также красовались явно заказные кобуры. Тоже странный бзик хозяина, хотя объяснимый в тревожных условиях местных реалий — чтоб в случае серьезного шухера не искать чехол для оружия, а прямо со стены схватить и то и другое. Под такое дело я прибарахлился АПСом и поясной кобурой для него типа IWB, с металлической клипсой для навески ее хоть на ремень, хоть под него для скрытого ношения. При этом на моем грязном, поцарапанном ремне новенькая кожаная кобура смотрелась как разряженная невеста на хромом мерине, сивом от старости и лишений.
— А чего с патронами-то так плохо? — поинтересовался я, обнаружив, что магазинов к «Стечкину» имеется только два — тот, что в пистолете, и запасной, в специальном чехольчике на кобуре. Благо, что хоть оба снаряженные…
— Это ж коллекция, а не склад боеприпасов, — буркнул нейромант, успевший отойти от культурного шока, посетившего его на лестнице.
— Согласен, — протянул я, с тоской оглядывая эдакое богатство. Реально, Драйву, силой мысли повелевающему стадом боевых машин, патроны, по идее, вообще ни к чему. Разве что для коллекции. Потому и держит их прямо в магазинах, не заботясь о сохранности пружин. Типичный пример коллекционера, которому функционал от предметов его страсти абсолютно не нужен, только внешний вид и факт обладания.
При таком раскладе практически «нулевый» автомат «ВАЛ», компактный «Вихрь» и даже вылизанный снайперский комплекс «ВСК-94» для меня были непозволительной роскошью. Если даже я соберу все магазины от них, полсотни патронов 9х39 миллиметров для меня погоды не сделают. А вот автоматы Калашникова были представлены на стене в полном объеме.
Я вытащил из «Ингрэма» магазин и метко бросил его на кровать — хоть я и не баскетболист, в такую «корзину» сложно было промахнуться даже из другого угла огромной комнаты. Автомат же повесил на пару свободных крючьев, с изгибов которых была стерта пыль. Если хозяин снял со стены именно эту американскую трещотку, а не что-то другое, то, скорее всего, он долго учился попадать из нее в спичечный коробок с пяти метров. Что меня решительно не устраивало.
После чего из обширного семейства автоматов Калашникова, представленных в комнате, я выбрал хорошо знакомый мне куцый АК-104. Доводилось мне уже носиться по зараженным землям Украины с этим вариантом известного всему миру огнестрела. И показал себя автомат весьма неплохо. Тем более что за время моего пребывания в этом негостеприимном мире я почти не видел, чтобы кто-то использовал здесь оружие калибра 5,45 миллиметра. А вот побитые советские АКМы под патрон 7,62х39 встречались. Хоть и не часто, зато помногу.
— На кровати посиди, — качнул я стволом автомата.
Нейромант повиновался беспрекословно. Подошел, сел на краешек своего безразмерного ложа, скрестив руки на животе. И молодец. Как писали в мое время на милицейских плакатах-инструкциях для потенциальных заложников: «Настройтесь психологически на то, что моментально вас не освободят».
Я же тем временем, взяв свой «сто четвертый» АК хватом «винчестер» (приклад под мышкой, цевье на предплечье), принялся отсоединять магазины от советских АК и АКМов — их в спальне было несколько видов, в зависимости от годов выпуска. В результате набралось пять магазинов. Уже что-то.
— Чего ж «сто третьего»-то в коллекции нет? — спросил я, поворачиваясь к нейроманту. — Я бы…
Вот черт!
Нейромант, не вставая с кровати, целился в меня из ПМа, держа пистолет обеими руками. Не иначе из-под подушки достал, пока я магазины собирал. Руки его слегка тряслись. Оно и понятно. Одно дело — красиво перемещаясь, стрелять по неподвижным мишеням, плотно зафиксированным в клетках Торквемады. И совсем другое — целиться из пистолета в человека, у которого в руках автомат.
Нас разделяло метров семь-восемь. Итак, расклад: у него пистолет плюс мандраж псионика, наверняка никогда не стрелявшего в вооруженного противника. На фига ему, когда боевые роботы все за него делали? У меня — под мышкой правой руки направленный стволом вниз автомат с примкнутым магазином, в левой — еще один магазин. Остальные я на пол сложил. М-да, и как я проворонил ситуацию? Ну да ладно, размышления о смысле жизни оставим на потом. Если выживем, конечно.
— И чего не стреляешь? — тихо спросил я, крайне внимательно следя за глазами Драйва. Кто-то спросит, почему не за указательным пальцем, пляшущим на спуске? Все просто. Непрофессионал перед выстрелом обязательно прищурится, подсознательно опасаясь грохота и отдачи. Нейромант не щурился. Он просто «держал» меня.
— Стой где стоишь, хомо, — прошипел он. — Не шевелись — и проживешь еще с недельку.
Понятно. Судя по усилившимся ударам и треску, доносящимся снизу, к штурмующим подоспела подмога, и стальная дверь начала поддаваться. А нейромант как всегда ждал, когда всю работу за него сделают другие. Хотя, может быть, он не стрелял потому, что у него имелась некоторая информация, которой он жаждал со мной поделиться — в рамках ответной мести, конечно, а отнюдь не ради повышения уровня моей осведомленности о способах недельного выживания в ржавых настенных клетках.
— Ты будешь плохо умирать, хомо, — продолжал Драйв свистящим от ненависти шепотом. — Ты думаешь, что отомстил ворму? Как бы не так. У этого ворма два сердца. Он отлежался часок в гостинице, потом собрал трофеи, которые отнял у тебя, и ушел на север. Он идет к себе домой с добычей, а ты будешь умирать, заживо разлагаясь на стене, долго и медленно…
— Да ну? — сказал я.
И выронил магазин.
Когда непрофессионал напряжен, а в картинке перед его глазами что-то меняется, он начинает истерить. А если у него в руках пистолет — стрелять…
Драйв нажал на спуск еще до того, как автоматный магазин ударился об пол. Но я уже падал, в полете успев перехватить автомат, щелкнуть предохранителем и передернуть затвор.
Мы выстрелили одновременно…
Страшный удар в живот перебил мне дыхание, и я почувствовал, как внутри меня что-то лопнуло. И уже плевать мне было на то, что труп нейроманта повалился на кровать с дыркой во лбу. Сейчас меня больше интересовала собственная требуха. Если в ней засела пуля, то покойный нейромант был не так уж далек от истины, когда говорил, что я буду умирать плохо и долго.
Я глянул вниз…
Если я сейчас все-таки выберусь отсюда и решу написать очередную книгу, я, наверно, перед тем как плотно заняться текстом, буду долго размышлять на тему «что такое удача?». Почему некоторых в первом же бою разрывает на куски шальной снаряд, а другие воюют в горячих точках годами — и живы. Вряд ли здесь дело только в выучке, профессионализме и тренированности организма. Я знавал немало профи, которые, задумавшись, срывали элементарную растяжку или наступали на еле-еле замаскированную мину. Человек не может быть постоянно напряженным и сосредоточенным, даже если его рефлексы отточены как лезвие боевого ножа. И если нет у него личной удачи, или она была, да вдруг кончилась, то и в лоб завзятого ветерана всех известных войн и локальных конфликтов запросто может прилететь пуля, выпущенная своим же «салабоном», случайно дернувшим за спуск автомата…
Похоже, моя личная удача пока еще была со мной.
Пуля нейроманта ударила в АПС, висящий на моем поясе. Кобура рванула ремень, тот не выдержал — и лопнул, подарив мне пару секунд очень неприятных ощущений и предположений. Хорошо, что последние не оправдались.
Внизу грохнуло, и сильно. Обычно с таким звуком падают стальные двери, в которые долбят тяжелыми предметами долго и настойчиво. Стало быть, дальнейшее лежание на полу грозило серьезными проблемами для здоровья. Проверять, как там мой АПС, времени не было. Собирать магазины, лежащие у стены, — тоже. Пытаться пролезть в узенькие окна, больше похожие на бойницы, — нереально. Потому я подхватил с пола то, что лежало поближе, — единственный магазин, отвлекший внимание нейроманта, вскочил на ноги и рванул к лестнице, ведущей на третий этаж.
Два десятка ступеней я пролетел вихрем… и уперся в массивную деревянную дверь, обитую железом. Заперта… И замок в нее врезан нехилый, типа камерного. Ну, блин, была не была…
Три короткие очереди в упор раскрошили дерево вокруг замка в мохнатую труху. Была б дверь металлической, при такой стрельбе на крохотной площадке третьего этажа я наверняка бы хватанул рикошетов. А тут — нормально, дерево все приняло в себя.
Прямой удар ногой — и замок неожиданно легко провалился внутрь. Хорошо, успел стопу назад отдернуть, а то не очень удобно отстреливаться от преследователей, застряв берцем в двери. Кстати, преследователи-то вон они, уже топочут по лестнице, вот-вот в спальню ворвутся…
Я толкнул дверь, вбежал в комнату. Отлично! Внутри — довольно мощная задвижка, скорее даже стальной засов. Несмотря на дырку в двери, преследователям придется с ним повозиться. Вряд ли кто рискнет сунуть руку и попытаться нащупать задвижку. Руки-то нелишние, вдруг я решу с другой стороны произвести ампутацию вражьих пальцев? А вот гранату кинуть внутрь преследователи могут, и запросто. Потому задерживаться в комнате не стоит, тем более что выход из нее имелся.
Но я все-таки задержался, подарив преследователям несколько секунд. Просто не смог не задержаться.
Комната была меньше спальни и гостиной раза в два. На самом деле она представляла собой что-то вроде пентхауса с отдельным выходом на крышу. И далеко не случайно закрывался этот пентхаус на такой мощный замок. И засов за собой хозяин наверняка не забывал задвигать, когда сидел здесь и любовался самой опасной своей коллекцией, по сравнению с которой собрание оружия на втором этаже — это так, плюнуть и растереть.