Как, кстати, сказал по этому поводу один ехидный человек, эта секция дзюдо в Питере дала миру больше валютных миллиардеров, чем Гарвардская школа бизнеса за всю историю своего существования. Вротенберг вытащил счастливый билет, когда в сопливом детстве тренер поставил его бороться со щуплым, но злым малым, который впоследствии вскарабкался на потолок власти на Руси. Спортивная подворотня их сдружила, а когда Вротенберг через много лет опомнился, обнаружил себя баснословно богатым олигархом, на которого сыпались огромные государственные заказы, как он от них ни уворачивался. Два Вротенберговых сына все в отца: один – хоккеист, а другой – крученый бизнесмен, который, что бы ни сделал, все прибылью оборачивается.
Задумал однажды Вротенберг-младший, ни много ни мало, шкурить всех, кто по просторам империи на телегах ездит. Много было и до него дерзких макроэкономистов, но до такого никто не додумался.
…Ползет по Владимирскому тракту в сторону столицы телега с воском, медом, пенькой и прочим ассортиментным скарбом. Дремлющего на облучке возницу бьет кулаком по башке невесть откуда взявшийся детина – в плечах косая сажень. Рядом еще один такой же маячит.
– Стой, зараза! Пункт сбора подати за проезд по дороге. Растопыривай кошель, если дальше ехать собираешься.
– Помилуй, отец родной, – ломает шапку мужик. – Все подати дорожные заплатил уже: и налог транспортный, и акциз за ячмень для коняги…
– Это ты в казну как таковую платил, а наш сбор «Плафон» чисто конкретно дорожникам пойдет. Видишь, колею давишь колесами своими? Вот за это и плати. Не заплатишь – разорим, пешком в Тобольск свой пойдешь…
Младший Вротенберг собирает с проезжего люда миллиарды и миллиарды же еще из казны берет на поддержание своего грабительского предприятия. Даже папа евонный, ветеран беспредельной экономики, от такой коммерческой наглости отпрыска в изумление впал.
Хотя у папы и своих дел невпроворот. Впереди еще маячит гигантская затея замены за астрономические деньги старых газовых и нефтяных труб на тянущихся во все стороны «потоках». Вот где дзюдоисты развернутся. Чужие там не ходят, это дойная корова для избранных, они одни хотят на этой теме жить-поживать и зелени наживать.
Но об этом – молчок. Один эксперт рот раскрыл о том, что от народного достояния, от недр народу и казне достается хрен да ни хрена, а выигрывают только трубопроводчики, – теперь библиотекарем в Магадане срок тянет, экспертизу читательского спроса в отряде № 3 проводит.
Контора Мюллера и ее хозяева при дворе свой народишко держат в черном теле. Живет какая-нибудь бабка в деревне Нищебродово, всю жизнь батрачила в колхозе, здоровья дрова колоть уже нет. И хочет она на склоне лет при газе пожить, чтобы поднес спичку и – грейся долгими зимними вечерами. Казалось бы, газа в недрах – завались, сделайте старикам хоть перед смертью облегчение жизни. Нет, это не по экономическим понятиям.
Бабке менеджеры народного достояния выкатывают калькуляцию на необходимые работы. Чтобы оплатить рытье траншеи, подводку трубы от улицы до избы и разводку по дому, с нее требуют столько денег, сколько она могла бы заработать в своем колхозе за десяток лет, но при условии, что ничего не тратила бы и все откладывала. А у нее всех запасов – только гробовых несколько тысяч в стареньком шкафу запрятано.
Поплачет бабка, да и пойдет на двор пилить валежник в одиночку двуручной пилой. А Вротенберг поплачет и пойдет пилить очередной заказ от газового олигарха Мюллера.
Размер своей зарплаты паразиты-купчины вряд ли знают, оно им надо? Без получки есть на что жить. Вон одни арабы разбомбили нефтепромыслы других арабов. Казалось бы, а мы тут каким боком? Может, кто-то и подумает, что ни при чем, но трое наших захребетников-олигархов на этой бомбежке поднялись за один день более чем на 1,3 мильярда зеленых рублей.
Нынешний царь, взгромоздившись на трон, заявил:
– Мы будем бороться с наследием лихих Борисовых времен, когда нечистые на руку купцы кормились за счет близости ко двору… (Душманов, Отхожин и компания хихикают от этих слов, толкая друг друга в бок.)
Двадцати лет хватило, чтобы одних нечистых на руку заменить на других – своих. Они еще больше числом. А уж ненасытны – вообще никаких берегов не видят.
Так и жили. Ни в сказке сказать, ни пером описать…
Мы у папы дурачки
Всем нам в гимназиях преподавали отечественную историю, и мы помним классы, со стен которых на нас, неразумных, взирали строгие лики военачальников, отстоявших Русь в битвах с многочисленными ордами. Эполеты и аксельбанты, кресты орденов, строгий взгляд: генералы прошлого представлялись героями, положившими жизнь ради блага Отечества.
«Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…»
Вокруг нынешнего царя такие служивые люди тоже есть. Но среди них затесалось немало тех, кто жизнь кладет (чаще – не свою, а чужую) ради довольствия во всех его видах – сундуков с ассигнациями, дворцов, деревень с крепостными и пр.
Генерал Дюбель выбился в люди, когда стал царским стражником. (В России, кстати, это губернаторская должность.) Упрочил он свое служебное положение в придворной хоккейной команде царя. Конечно, не нападающим – в нападении ты весь на виду, надо переть вперед, как танк, но запросто можно на силовой прием налететь, а падать больно. А Дюбеля жизнь научила, что в тылу не только теплее и сытнее, но и яйца целее. Поэтому амплуа вратаря по-любому выгоднее.
Сам царь, даром что ростом с хоккейные ворота, из себя изображал центрфорварда. Понятно, что от его вида защитники цепенели – боялись зашибить ненароком, и самодержец закатывал в ворота между предусмотрительно раздвинутых ног вратаря по десять шайб за игру. Пробитый Дюбель за игру испытывал множество приступов восторга, когда после каждой пропущенной от царя шайбы тот снисходительно бил его клюшкой по голове.
Так и заслужил Дюбель огромную квартиру в историческом центре столицы и должность начальника войск странных операций. Натравить переодетых спецназовцев на либералов в чужой стране, чтобы посадить там на трон правильных пацанов. Или вывезти воздухом своего сукиного сына, который проворовался в соседней стране. Дел – невпроворот.
И главное, есть возможность денежный поток на себя завернуть. Дают, к примеру, Дюбелю чемодан денег, чтобы послал к потенциальному врагу какого-нибудь шишигу кончить там предателя. Руководитель странной операции докладывает наверх: «Операция проведена блестяще. Предатель отравлен инновационным ядом, выделенным из половых желез австралийской чучундры». А на самом деле сэкономили – в качестве яда использовали просроченные рыбные консервы из рязанской лавки. Предателю все равно, от чего ласты клеить, а счет Дюбеля в импортном банке подрос.
Затем дали Дюбелю новое звание и посадили в министерство. Но там он не потянул: слишком много протокольных мероприятий, где надо складно говорить. Заскучал генерал и подал царю челобитную записку: дескать, прошу выделить на кормление хоть захудалую губернию, обязуюсь бунта холопского не допустить и в администрацию исправно приятные отчеты заносить. Царь решил: этому – можно, этот проверен шайбой, да и с веником в бане хорошо управляется.
Выделил ему самодержец губернию – ни шаткую, ни валкую, пролетарскую. Но Дюбель не расстроился. Тряс царский центр на предмет финансирования проекта по созданию диверсионного уранового заварочного чайника.
Дюбель-то до хоккея царское тело охранял – и это ему зачлось. Время тогда лихое было, царь не верил никому, и даже себе: идет, бывало, в сортир и не верит, что ему на самом деле это надо. Спиной повернуться мог только к своим стражникам. Их и сажал руководить губерниями. Одного отправил в анклав, думал, получится из него толк, но – нет. Такой тупой оказался, что рот вообще не раскрывал, потому что слов почти не знал. В итоге был отряжен руководить пожарными – с ними разговаривать не о чем.
На Руси испокон века так повелось, что наглость может заменить все остальные качества. Публика, хлебающая из казенного корыта, это доказывает. Вот, например, Золотушный. Хоть он – генерал, обвешанный медальками, но в армии ни дня не служил. Хотя сам утверждает, что пограничник. Правда, никто суперсекретную часть, где растят таких командиров, найти так и не смог. Военного образования он тоже не имеет, кроме штабных курсов для чиновников: попьют водку три месяца, а им за это дают красивую разноцветную грамоту.
Хотя это хорошо, что Золотушного, от греха подальше, служить не взяли даже жадные на призывников военкомы. Если не учитывать экзотики типа автомоторного изменения сосудов, во времена СССР главными ограничениями по призыву в армию по медицинским показаниям были плоскостопие и 1-я стадия олигофрении. Для кирзовых сапог Золотушный был годен, а вот головой он только пищу принимать может хорошо. За пульт управления ракетой такого не посадишь – долбануть и по Рублевке может, что с дурачка возьмешь. Для стройбата мог бы сгодиться, траншеи копать и раствор подавать. Но Золотушному и мешка с цементом не доверили.
А вот отдел кадров на московском заводе АЗЛК не таким разборчивым оказался – совсем беда была с работниками, и поэтому Золотушному там доверили гайки на конвейере крутить. Говорит, даже в соцсоревновании гайковертов участвовал. Оттуда и заявился в штаб царя Бориса: «Я – Золотушный, слесарь и демократ, полностью поддерживаю будущий царский режим».
Взяли его. Служа в охране, он чуть не разорился на бутылках, которые ставил сослуживцам, чтобы те за него рапорты писали – сам только слово из трех букв мог грамотно написать. Но прижился, потому что роста был высокого и с лицом, как у отмороженного гопника с района: их полстраны у нас таких, встретишь на улице – постараешься сразу забыть. В оперативных целях это полезно.
Думать привычки Золотушный не имел, и ему строго наказали рта не раскрывать, пока не попросят. Когда партийный бунт в Москве случился и царь Борис победную речь держал с танка, Золотушный, хоть был никто и звать никак, изловчился и, как хорек в курятник, влез на танк, подсуетился с ракурсом и попал под объективы корреспондентов. Так и вляпался в анналы истории – фотография весь мир облетела.