Мы почти дошли до машины, как вдруг я услышал, как полицейский меня окликнул:
– Эй, Крысолюб!
Я обернулся.
Он жестом подозвал меня к себе:
– А высоко они прыгают? Крысы, я имею в виду.
– Не очень, – сказал я. – Но они обучаемы. Когда они делают то, что надо, им дают что-нибудь вкусненькое. Это называется поло… – Я не мог вспомнить. Там было два длинных слова.
– «Положительное подкрепление»?
– Точно!
– Нечто похожее я и сам могу организовать, – сказал полицейский.
Он сунул руку в карман и вытащил оттуда мятую двадцатидолларовую бумажку.
– Отдай это своему отцу, – велел он. – Но только когда сядешь в машину.
Я спросил почему.
– Иначе он тут же вернет мне деньги, – пояснил полицейский.
– Откуда вы знаете? – удивился я.
– А вот знаю, – улыбнулся полицейский.
Я сел в машину и отдал папе купюру. Вид у папы сделался такой, словно он вот-вот вышвырнет ее в окно.
Я подумал, что, возможно, он будет кричать на меня, но он не стал. Только начал стучать пальцами по рулю. Тук-тук-тук.
Наконец папа запихнул деньги себе в карман джинсов.
– Кажется, за обед плачу я, – сказал он тихо.
Двадцать четыре
На следующее утро мы подбросили маму в ресторан, где она подрабатывала официанткой. Перед тем как выйти из машины, она посмотрела на папу и сказала:
– Нам надо подать заявление о получении социальной помощи, Том.
– Пока они там разберутся со всеми бумагами, мы уже сами встанем на ноги, – ответил папа.
– И все-таки.
– К тому же мы, возможно, зарабатываем слишком много денег, чтобы нам помогали как малообеспеченным.
– И все-таки.
Несколько секунд, казавшихся очень долгими, родители смотрели друг на друга. Наконец папа кивнул.
Мы отправились в одно из отделений социальной службы, чтобы разузнать о помощи. Папа заполнял множество бумаг, пока мы с Робин сидели на жестких оранжевых стульях. Потом мы зашли в три строительных магазина, где папа подавал заявления, чтобы его взяли на работу. Он все ворчал о том, что нам приходится тратить бензин. Чтобы развеселить папу, я предложил заправлять машину водой. Тогда он немного посмеялся.
– Непростая это работа, когда мало работы, – пожаловался папа маме, когда она после смены вернулась к нам в машину. Он глубоко вдохнул и с силой выдохнул, будто перед ним стоял именинный торт, весь утыканный свечками.
– Пап, я… это… есть хочу, – сказал я.
– Я тоже, парень, – признался он. – Я тоже.
– Чуть не забыла! – воскликнула мама и принялась копаться в своей сумке. – Я прихватила с собой несколько булочек, которые шеф-повар собирался выбросить. – И она вытащила белый бумажный пакет. – Правда, они уже немного зачерствели. И они из ржаной муки.
– Замечательно, – сказал папа, глядя в окно. А потом хлопнул в ладоши: – Так. А давайте-ка устроим концерт на дороге. А то я не могу больше сидеть без дела.
Мама коснулась его плеча.
– Том, ты уверен? – спросила она. – Завтра я получу зарплату. Можно поехать к пункту выдачи продуктов. Или в приют.
– Нет уж. Я это все уже проходил. – Папа улыбнулся, но мне его улыбка показалась фальшивой. – Уж лучше я устрою небольшой концерт, чем простою у какой-то конторы в бесконечной очереди за еще одной подачкой.
Мы заехали за аптеку. Папа нашел в мусорном контейнере симпатичную чистую коробку.
– Собираешься сделать табличку с просьбой о подаянии? – спросил я. Папа то и дело заводил с мамой этот разговор с тех пор, как мамины деньги украли.
– Учитывая, что я собираюсь напеть нам на ужин, – сказал он, разрывая коробку на куски, – предпочитаю называть это просьбой о наградных.
– Что такое «наградные»? – спросил я.
– Это как чаевые. Деньги, которые даешь кому-нибудь вроде официанта, – пояснила мама. – В молодости мы с папой часто устраивали уличные выступления, пока у нас не начались официальные концерты. Так делают многие музыканты.
– Я овладел этой наукой в совершенстве, – сказал папа. – В первую очередь нужна картонная табличка. Потом – оживленный перекресток. Лучше всего выбрать место рядом со светофором, который подолгу горит одним цветом.
– Может, есть смысл взять с собой Арету, – предложила мама.
– Люди любят собак, – сказал я папе. – Думаю, с ней тебе удастся заработать куда больше денег.
– Могу я одолжить у тебя маркер, Джексон? – спросил папа.
Я передал ему свой синий маркер.
– А тот парень на углу, у супермаркета, – напомнил я папе. – У него есть щенок.
Папа изучающе смотрел на картонный прямоугольник:
– Никакого щенячьего реквизита.
– Напиши хотя бы «храни вас Бог», – посоветовала мама. – Все так пишут.
– Нет уж. Реальность такова, что у меня нет совершенно никаких сведений о Божьих планах.
Мама вздохнула.
Папа нацарапал что-то на картоне, словно куда-то торопился. Потом показал нам табличку и спросил, что мы думаем.
Я ответил не сразу. Во втором классе у моего папы была двойка по чистописанию – предмету, который учит выводить буквы красиво и правильно. С годами папины навыки не улучшились.
– Что тут написано? – спросил я.
– «БЛАГОДАРСТВУЮ».
– Очень похоже на «БЛАГОДУРСТВУЮ».
Папа пожал плечами:
– Тем лучше.
Двадцать пять
Мы подъехали к оживленному перекрестку и припарковались около «Старбакса». День был холодный и дождливый.
– Ты не передумал? – спросила мама. – Давай я пойду с тобой.
– Это будет не первый мой уличный концерт, – ответил папа. – Тебе со мной нельзя. Кто-то должен остаться с детьми.
Мы сидели в мини-вэне и ждали, глядя, как папа пересекает улицу с табличкой и гитарой, но без Ареты.
Папа встал на разделительной полосе рядом со знаком поворота налево. Табличку с надписью «БЛАГОДАРСТВУЮ» он прислонил к открытому гитарному футляру.
Как он поет, мы не слышали – движение было слишком активным.
– Ему надо бы войти с аудиторией в зрительный контакт, – сказала мама.
На светофоре загорелся красный свет, и рядом с папой выстроилась очередь из машин. Кто-то бибикнул, и папа стал искать просигналившего взглядом. Водитель такси передал ему немного денег.
Когда на светофоре в следующий раз загорелся красный, водитель пикапа протянул папе пригоршню монет. Когда загорался зеленый, люди в основном просто проезжали мимо, глядя прямо перед собой на дорогу. Но некоторые улыбались или кивали.
Красный. Зеленый. Красный. Зеленый. Прошел час. Потом папа, весь пропахший выхлопными газами, вернулся к нам в мини-вэн. Он высыпал маме в ладони несколько скомканных купюр и монет:
– Жалкие семь баксов и мелочь.
– Да, дела идут не очень бойко, – сказала мама. – Люди не любят опускать окна, когда идет дождь. – Она посмотрела на мокрые доллары. – Мы можем повторить попытку у магазина. Может, место неудачное.
Папа покачал головой:
– Может, затея неудачная.
– Дождь нам нужен, – сказал я. – Он спасет нас от засухи и всего такого.
– Верно, – одобрил папа. – Давайте видеть плюсы, как Джексон.
Вскоре дождь ослабел до измороси. Мы поехали в парк, чтобы мама и Робин подышали свежим воздухом. Мама сказала, что Робин уже с ума сходит от постоянного сидения взаперти.
Мама спросила:
– А ты, Джексон, не хочешь пойти с нами? – Она расстегнула ремни детского кресла.
– Нет. Слишком мокро, – ответил я.
– Вы обе промокните до нитки, – предупредил папа.
– Робин уже нервничает, – сказала мама. – Мы высушим одежду на крыше машины, когда выглянет солнце.
– День становится все лучше и лучше, – заметил папа.
Мама наклонилась и поцеловала его в щетинистую щеку.
– Замечательный день, – сказала она.
Я остался в нашем мини-вэне вместе с папой. Арета, от которой немного воняло, спала сзади.
Я решил сделать папе новую табличку. Получше, как та, которую мама изготовила для нашей ванной.
Я отодрал немного картона от моей спальной коробки. Потом изобразил улыбающуюся рыбу, сидящую в каноэ. Она держала удочку, а на голове у нее была шляпа с большими обвисшими полями.
Большими буквами я написал: «Я БЫ ЛУЧШИ НА РЫБАЛКУ СХАДИЛ».
Папа дремал на водительском сиденье. Глаза его были закрыты, но он не храпел. Поэтому я знал, что он только притворяется, будто спит.
Я тыкнул в него картонкой:
– Пап, в следующий раз попробуй вот это.
Он моргнул, потер глаза и взял у меня табличку. Довольно долго он внимательно на нее смотрел.
– Отличная работа, – наконец оценил он. – Мне очень нравятся усы этой форели. Отличный штрих. Просто для расширения кругозора: слово «лучше» пишется с «е» на конце. А «схадил»… Ох, забудь. Табличка замечательная, сынок. Спасибо.
– Если она намокнет, можно найти еще картон, и я сделаю новую.
Папа бережно положил мой подарок на сиденье. Потом открыл дверь и вышел на улицу. Было туманно. Листья блестели, с них стекала вода.
Мама говорит, что при ней папа плакал только трижды. Когда они поженились и когда родились мы с Робин.
Я видел, как папа оперся на капот нашей машины и закрыл ладонью глаза.
На лице его были капли, но я сказал себе, что это, наверное, всего лишь дождь.
Двадцать шесть
На следующий день около полудня в час пик папа вернулся со своей новой табличкой на то же место. Снова моросило, и серые облака висели низко над землей. Я ждал в машине вместе с мамой, Робин и Аретой.
Мама только что пришла из своей аптеки. Рассказала, что двое сотрудников заболели, поэтому она была единственным кассиром. Добавила, что люди в очереди недовольно ворчали. Почему нельзя было просто спокойно стоять и ждать, почитывая журнал о звездах?
Водитель красного внедорожника опустил стекло своего окна. Он улыбнулся и что-то сказал папе. Они оба кивнули. Папа сунул табличку под мышку и вытянул руки, разведя их примерно на полметра друг от друга.