Александр АННИНКРЕЩЕНСКАЯ ГИБЕЛЬ НАСЛЕДНИКА ЕСЕНИНАКем и почему был убит поэт Николай Рубцов
А БЫЛ ЛИ МАЧО?…
Так оно и произойдет с Людмилой Дербиной (Грановской) спустя совсем короткое время. А между тем покаянные речи заплаканной вдовы вроде бы подтверждались: на полу в квартире по улице Яшина милиция обнаружила труп молодого мужчины. Рядом валялись иконы, пустые бутылки и разбитый стакан.
Так наступило последнее Крещенье для Николая Рубцова, которого многие называют «последним великим поэтом Руси». Впрочем, в подобных выражениях о нем заговорят лишь через годы, а в то морозное утро горожане шептались о странном, диком убийстве парня из «Вологодского комсомольца». При этом из уст в уста передавались такие подробности, от которых женщины бледнели, а мужчин тянуло «напиться, чтоб забыться».
Фамилия Рубцова уже в то время была на слуху среди местных литераторов. Не так уж много проживало тогда в Вологде членов Союза писателей СССР. По пальцам сосчитать… Однако вологжане, в отличие от далеких поклонников его творчества, имели возможность видеть «новоявленного Есенина» живьем, а потому он вовсе не казался им небожителем: одетый в обноски, неопрятный, вечно с похмелья, а то и под мухой. Даже коллеги по перу относились к нему слегка пренебрежительно, панибратски.
Именно таким («под мухой») его впервые встретила 3 мая 1962 года Людмила Дербина – будущая гражданская жена и убийца Рубцова. Правда, было это не в Вологде, а в Москве, в общежитии Литинститута, где Николай, собравшийся поступать в сей престижный вуз, полулегально ютился у знакомых студентов. По случаю первомайских праздников в комнате Рубцова продолжалась пьянка (к ней Николай раз и навсегда пристрастился с16-летнего возраста, когда в 1952-м устроился помощником кочегара на морской тральщик «Архангельск» треста «Севрыба»). И, естественно, в какой-то момент парни пригласили девушек (Людмилу – в их числе). Общага Литинститута буквально осаждалась девицами, и крепость сия вовсе не была неприступной.
Рубцов козырял перед честной компанией своей первой «самиздатовской» книжкой стихов – «Волны и скалы». Он, по воспоминаниям Дербиной, произвел тогда на нее отталкивающее впечатление: поддатый бахвал, одетый кое-как. Похоже, тогда Людмила упустила свой шанс: 26-летний Рубцов как раз созрел для семейной жизни! На очередной вечеринке он сходится с Генриеттой Меньшиковой, от которой в апреле 1963 родится дочь Лена. В так называемом гражданском браке, разумеется – как говорил сам Рубцов, «ну не люблю я жениться».
Между тем в пьянящей атмосфере Москвы начала 60-х Рубцов начинает спиваться в прямом смысле слова, он превращается в скандальную личность. То и дело в Литинституте встает вопрос о «недостойном поведении Рубцова Н.М.». Однажды он снял со стен общежития портреты Блока, Пушкина, Лермонтова и Гоголя, поставил их на стол и стал поочередно чокаться с ними: «Ваше здоровье…» Дружинники отняли портреты, стыдили Николая, а он ворчал: «Не дали раз в жизни в хорошей компании выпить».
Кстати, в вологодской квартире Рубцова на столе стояли иконы – очевидно, тоже ради «хорошей компании». В протоколе осмотра места происшествия упомянуты пластинка Вертинского, 18 бутылок из-под «бомотухи» и валяющиеся иконы. Их в те годы с легкой руки Владимира Солоухина (его повесть «Черные доски» ходила по рукам, зачитывалась до дыр), стало модно держать в домах «творческих» людей – не иначе, как свидетельство многогранной личности хозяина. Порой эту многогранность подчеркивал и граненый стакан перед святыми образами… Но насколько общепринятым было иметь иконы, настолько же нелепым считалось «взаправду» перед ними молиться. Спустя годы Дербина утверждала, что они с Николаем даже ни разу даже не перекрестились на образа. К чему? А вот гаданиями Рубцов, по отзывам знакомых, увлекался всерьез. И вообще, он слыл донельзя суеверным, знал кучу всяких баек о нечистой силе. И сам изобретал всяческие гадания. Как-то он сделал самолетик из черной копировальной бумаги и решил погадать «на смерть». Выпустил самолетик в окно, а тот покружил и вернулся к Николаю прямо в руки… «Знать, недолго я протяну на этом свете», мрачно пошутил Рубцов.
ТУНЕЯДЕЦ ПРИ ДЕНЬГАХ
Богом для него был Есенин: в 50-е, уже во время срочной службы на эсминце, он стал для Рубцова окном в поэзию. А в 63-м именно из-за Есенина Рубцова выгнали из Литинститута. Николай учинил пьяную драку в ЦДЛ, когда кто-то посмел не причислить Есенина к великим. Ректор Серегин был добр к Рубцову, потихоньку восстановил его… Но ненадолго: в июне 64-го в том же ЦДЛ Рубцов вновь устраивает скандал: официантка отказалась подать ему очередную порцию водки…
Отчисленный, лишенный московского крова, Рубцов едет на Вологодчину, в село Никольское, где до того он поселил Генриетту и тещу (дочка Лена родится именно здесь). И вдруг… Именно в это время, летом 1964-го, нежданно-негаданно подборки его стихов выходят в «Юности» и «Молодой гвардии». Но он отлучен от столицы, от поэтических сборищ. А деревня, воспетая им самим, не приняла его, смотрела враждебно. Реалии колхозного быта оказались совсем иными, чем в поэтических грезах. Рубцов искренне хотел подружиться с земляками, он сорил гонорарами, поил мужиков, а в сельпо вывесили его фото, но не как «знатного земляка», а как… тунеядца! Ему ничего не продавали: не нужны, мол, нам твои деньги, кто не работает, тот не ест! И теща вынуждает зятя уехать из его собственного дома – дескать, ославил нас с дочерью на всю округу…
И колесил он по Руси-матушке, устраивался по рабочим специальностям, но нигде надолго не задерживался – не мог ужиться с товарищами по работе. Все это здорово смахивало на прежнюю, «долитературную» жизнь…
ЧУЖОЙ В СЕМЬЕ
…Рубцова гнали всегда и везде, но гнали не власти, а окружающие. Выходило так, что всем он чем-то досаждал. В первую очередь – близким. Он почему-то был никому не нужен. Вскоре после появления Николая на свет (3 января 1936 года) семья переехала из села Емецка, что под Архангельском, в Вологду. Здесь перед войной умерла мать Рубцова. Отец, овдовев, ушел в 1941-м на фронт, поручив детей (Колю и Галю) сестре, а та отправила их обоих в детдом, что в селе Никольское Тотемского района. А может, ее заставили это сделать… Здесь, в интернате, Николай прожил до 14 лет, окончил семь классов. (С тех пор Рубцов считал это забытое Богом сельцо на Вологодчине своей подлинной родиной, потому-то и возвращался сюда всю жизнь, приобрел здесь дом).
После войны батя даже не навестил детей: фактически отказался от сына и дочери, женился вторично. А у Николая, бесприютного и фактически осиротевшего, как-то сам собой сложился характер, о котором в народе говорят: перекати-поле. В 1950-м поступил в Тотемский лесотехнический техникум, но раздумал заниматься лесным хозяйством, умчался в Архангельск, устроился на уже упоминавшийся тральщик. Не задержался и здесь, и в 53-м снова приехал в Никольское, где сразу полюбил девушку Таисью. Думал осесть, создать семью, но взаимности не обрел, Таисья вышла за другого…
И продолжился для Рубцова период неприкаянности, метаний по белу свету. То он учится в горно-техническом техникуме под Мурманском (и бросает), с марта 55-го пашет разнорабочим на военном полигоне, что при ленинградском заводе имени Кирова… Потом – трехлетняя срочная служба (матросом на Северном флоте). В 59-м, еще не помышляя о стихотворчестве, возвращается на Кировский завод, и снова никак не может определиться в профессии: то он слесарь, то кочегар, то шихтовщик. Но именно здесь он пристрастился к посиделкам в заводском литобъединении, и четко осознал: быть ему поэтом всея Руси! И стал ведь… Теперь на фасаде заводоуправления установлена мраморная мемориальная доска со знаменитым рубцовским кличем: «Россия! Русь! Храни себя, храни!»
НЕ БРЫКАЙТЕСЬ, ГЕНИИ!
…Летом 1967-го в Москве выходит первая книжка стихов Николая Рубцова – «Звезда полей». «Звездный час наступил!» – каламбурил Рубцов. Книга в те годы – это «золотой ключик» в иную жизнь, для некоторых – прямиком в коммунизм. Этим козырем покрывались многие грехи. Этот бумажно-картонный кирпичик пробивал любые начальственные двери.
Вскоре после выхода «Звезды полей» Рубцову «директивным порядком» выдают диплом Литинститута, а в 1969-м принимают в Союз писателей СССР.
Тогда членство в СП приравнивалось чуть ли не к званию Героя. Не официально, конечно, а по жизни. И льготам. Недаром умнейшая Фурцева примерно тогда же распорядилась принять в Союз писателей Евтушенко, Ахмадуллину и Вознесенского: эти одержимые шестидесятники тут же превратились в благоразумных, верных режиму семидесятников. Московские квартиры и переделкинские дачи, загранпоездки и миллионные тиражи – вот что такое членство в брежневском СП!
Не для всех, конечно. Обласканы были в основном те члены Союза, кто являл собой общественно-политическую фигуру. Николай Рубцов таковой фигурой не был. Он не пел дифирамбов режиму, но и не «брыкался». В общем, как говорят в народе, «ни Богу свечка, ни черту помело». Примерно в таком духе и характеризовали Рубцова в органах КГБ: для сотрудничества неинтересен, идеологически не опасен.
Потому-то и не получил Рубцов высоких дивидендов от режима. Поэт поселился в Вологде, еще недавно считавшейся местом ссылки.
«ЕМУ БЫЛО ГРЕХ ЖАЛОВАТЬСЯ»
Однако в глазах одной весьма амбициозной дамы Рубцов в 1969-м вдруг вырос до небес. Женщиной этой была та самая Людмила Дербина, что пренебрежительно отнеслась к задрипанному абитуриенту Литинститута на майской гулянке в далеком уже 1962 году. За это время жизнь успела сильно побить Дербину: неудачное замужество, после которого она осталась с ребенком на руках; еще более неудачные попытки взойти на поэтический Олимп… Рубцов, автор книг и обладатель заветной корочки СП! О, для нее этот человек – тот самый шанс достичь успеха! Шанс, который она когда-то упустила… Дербина, благо, по стечению судьбы, работала библиотекарем в Вологодской области, быстро разыскивает Николая и в одночасье становится его гражданской женой.