— Да-да, прости. Слушай, нам бы поговорить…
— Конечно, только, — Анна покосилась на дверь актового зала. — Я тут занята слегка. Может, я заскочу в химчистку во второй половине дня?
— Отлично! Буду ждать.
Анна убрала телефон, предварительно отключив, расправила несуществующие складки — и, отбросив волнение, взялась за ручку двери, чтобы, наконец, послушать дочь. Однако стоило Анне заглянуть в зал, как дыхание перехватило от неожиданности: вместо конкурса чтецов там царил полнейший бедлам.
Глава 2
Родители толпились между рядами, загораживая обзор, участники конкурса пугливо жались к бархатному занавесу.
— Минуту ведь не было! — пробормотала Анна, вытягивая шею. — Что там стряслось?
Одна из женщин высокомерно обернулась и хмыкнула.
— Вы ведь мать Пачиной? Вот ваша дочь и…
— Маше плохо?!
Есть люди, которых страх парализует. У Анны же всегда в критических ситуациях в кровь поступала такая лошадиная доза адреналина, что прицепи сейчас кто-нибудь к этой хрупкой миловидной дамочке трос от КамАЗа, она бы и его уволокла на тяге материнской заботы. Одна только мысль о том, что с Машей может что-то случиться, заставила Анну решительно и молниеносно проскользнуть через толпу и выйти к сцене.
Кремовые ковры, на которые скидывались только год назад, напоминали поле боя после артобстрела. Усыпанные черной землей и осколками цветочных горшков, они образовали широкий круг отчуждения. В центре круга стояли два парня, у одного сочилась кровью губа, второй, запрокинув голову, удерживал в носу обрывок салфетки.
— Боже, что это? — Анна прижала пальцы к губам.
— А это, Анна Леонидовна, ваша Маша, — безжалостным приговором прозвучал голос завуча.
— Маша?.. Наталья Владимировна, да как же…
Маша нашлась: она стояла чуть поодаль, сцепив руки замком. Ни следа повреждения, ничего, что должно было насторожить. Косички, белый воротничок. Не девочка — картинка. От облегчения Анну прошиб холодный пот. Секунду назад материнский мозг рисовал ужасающие кадры падения Маши со сцены, обморока, разбитой головы. Но нет, вот же…
— Да-да, это все — ее рук дело, — с каким-то садистским злорадством подтвердила Наталья Владимировна.
— Не может быть… — Анна неверяще мотнула головой.
— Ко мне в кабинет. Сейчас же. И ты, Маша.
Родители расступились, как море перед Моисеем, и завуч решительно прошагала к выходу. Маша двинулась за ней по тропе позора, Анна замкнула процессию. Случись все это несколькими веками раньше, не обошлось бы без плевков, камней и тухлых яиц. Спасибо цивилизации — только взгляды и леденящий душу шепот. Наверное, именно так звучат посторонние голоса в головах шизофреников.
— Какая жестокость!
— Агрессивный ребенок!
— Это же детская комната полиции!
— Отчислить…
— Трудный подросток…
Анна старалась не смотреть по сторонам, только на дочь, идущую впереди. Только на новенькую жилетку, разодранную между лопатками. Господи, даже до конца дня не дожила!
— Машенька, посиди в коридоре, — нарочито ласковый тон завуча означал последнюю стадию злости.
Анну не раз вызывали к школьной администрации по поводу мелких проступков, и тот факт, что ребенка оставили в коридоре, настораживал. Только от страшных вещей Наталья Владимировна решилась бы поберечь детские уши.
Дверь в кабинет стукнула за спиной Анны судейским молотком.
— Присаживайтесь.
— Но…
— Вы хоть понимаете, что сделала ваша дочь?! Это уже фактически преступление! Я обязана сообщить, куда следует…
— Да что она сделала?! — вмешалась Анна.
— Бойцовский клуб, самый настоящий, вот что! Ролик уже в интернете, просмотров все больше. Полюбуйтесь, — Наталья Владимировна протянула телефон.
Анна ткнула в белый треугольник: вот сцена, Маша читает… Стоп, как же она так быстро? Уже самый конец! И кто снимает ее из-за кулис с гадким хихиканьем?
— Кончаю! Страшно перечесть… — надо же, не забыла текст! И даже с подобием выражения…
За кадром фырканье, сдавленный смех.
— Кончаю… Прикинь…
Маша запнулась, замолчала. Из зала раздался кашель, но Маша будто забыла про стихи и конкурс. Как бык на корриде она смотрела прямо в объектив. Секунда — и налетела на шутников, изображение завертелось, телефон с грохотом рухнул на пол, не переставая снимать, как Маша, оседлав обидчика, мутузит его кулаками.
— Пачина! Отойди сейчас же!
Маша послушно встала, пошла к сцене, но сзади к ней кинулся второй парень, тот, кому она разбила нос. Вцепился в жилетку, — вот стервец! — дернул, и Маша с разворота выбросила кулак нахалу в лицо. Тот отшатнулся к подоконнику, неудачно вытянул руку, чтобы удержаться на ногах, и огромный школьный фикус полетел на пол.
— Но… — Анна лихорадочно перебирала слова. — Может, можно как-то уладить… Я поговорю с родителями мальчиков, Маша извинится… Психолог…
— Анна Леонидовна, — завуч сделала паузу. — Мне кажется, вашей дочери с таким характером… И с такими наклонностями… Будет крайне нелегко учиться в нашей гимназии. Мы не так просто получили репутацию лучшей школы в городе. Контроль качества образования, бесконечные проверки, конкурсы… При всем уважении, я не смогу замять эту историю. Поймите, мы перед департаментом — как на ладони.
— Перевести ее в другую?.. — Анна даже не смогла договорить до конца: язык спотыкался о зубы. — Вы только скажите, что я могу сделать, я умоляю! Маша переживает серьезный стресс, потеря отца…
— Это все, конечно, очень прискорбно, — произнесла Наталья Владимировна тоном, далеким от сочувствия. — Но я на виду. Через два дня у нас школьный концерт, приедут люди из департамента, из центра контроля… А что я им покажу? Ковры в земле, в крови, Бог знает, в чем, в актовом зале — бардак…
— Я помогу убраться.
— А толку? У нас есть уборщица, но эти ковры мокрой тряпкой в порядок не привести.
— Какие проблемы, Наталья Владимировна! У меня же химчистка… Которая от мужа… В общем, я все организую. Отправьте к нам, я адрес напишу, будут как новые! И, если уж на то пошло… — Анна понизила голос. — Я могла бы организовать вам большую скидку… Как для сотрудников. И если у вас пальто, шубы, что угодно… Я бы помогла школе пожертвованием, но сейчас такая напряженная финансовая ситуация…
— Тише, что вы. Никто и не просит, — Наталья Владимировна коротко оглянулась на портрет президента, будто он мог ее услышать. — Скидка, говорите?.. Ладно, я вижу, девочка не со зла…
— Наталья Владимировна, я вам так благодарна! — Анна вскочила, окрыленная. — Обещаю, ковры привезем в срок, чистые, мягкие, люди из департамента будут в восторге от зала! И насчет пальто и шуб…
— Ладно, ладно. Идите. У меня еще важные звонки… Но пусть Маша обязательно извинится.
— Разумеется! О чем речь!
Анна выскочила в коридор и устало прислонилась к стене.
— Мам, там уже четыреста просмотров… — Савелий коршуном подлетел к матери.
Вот откуда он взялся? Как узнал, где ее найти? Урок же идет! Неужели чтобы позлорадствовать над сестрой, он готов пропустить занятия?.. Хотя… Риторический вопрос. Если Маша поколотит еще и брата… Господи, ну только не сейчас!
— Мусь, — Анна заставила себя выпрямить спину и посмотреть на дочь. — Ну зачем? Ну ради всего святого… Зачем?!
— Они ржали над Пушкиным. Надо мной.
Ох, уж этот упрямый серьезный взгляд Игоря.
— Мы дома поговорим, — Анна сдвинула брови. Если бы не сдвинула — то расплакалась, определенно. — И Сав, ты вечером дома за старшего.
— То есть она меня должна во всем слушаться?! — оживление, граничащее с восторгом.
— То есть никому не открывать дверь, не включать газ и не покалечиться до моего прихода. И чтобы все уроки ее проверил!
— Супер вообще! — будущее хип-хопа взмахнуло руками с какой-то фирменной распальцовкой. — Накосячила она — а грести мне!
— Да, тебе. Потому что ты — единственный мужчина в нашем доме.
Анна подхватила сумочку и сердито застучала каблуками по полупустому коридору. Она понимала, что нехорошо спекулировать такими вещами, но еще секунда, еще крохотное мгновение — и она бы отходила обоих кожаным ремешком Fendi. И если уж начистоту, Анна затруднялась ответить самой себе, что ей было жальче в ту секунду: детей или сумочку.
Любое насилие — проявление слабости. Гнев — удел неуверенных в себе… Или как там… Нет, раньше получалось лучше.
Готовка успокаивала. Не так, как вязание, конечно, но вряд ли Федя обрадовался бы носкам или шарфу. Надо перевести дух, составить четкий план переговоров. Первое впечатление — самое важное. Нельзя, чтобы хоть кто-то почувствовал, как ей неуютно в офисе, как страшно выползать из панциря домохозяйки после стольких лет. Доброжелательная улыбка, мягкий, спокойный тон — и беспроигрышные черничные маффины, которые всегда первыми разлетались на школьных ярмарках.
Анна положила в плетеную корзинку клетчатое полотенце, аккуратно уложила остывшую выпечку. Застегнула перед зеркалом белую блузку, свернула длинные, чуть волнистые волосы во французский пучок.
Свадьба была рано, совсем по молодости. Третий курс института. Игорь убедил бросить учебу, как только врач сообщил о беременности. И вот уже тридцать семь, а она собирается в офис, как на первое свидание. В свой собственный офис. Своей собственной химчистки. И волнуется так, что пальцы дрожат, и не стоит даже пытаться рисовать на веках стрелки. Нет, Анна не переживала за внешность, с юности следила за собой, умела себя подать. Зарядка, правильное питание, йога. Раньше — в фитнес-клубе, теперь — по видео из интернета. И все-таки деловая жизнь — это так непривычно…
Федя относился к ней хорошо, исправно переводил проценты с прибыли. Небольшие деньги, но ведь и дети не голодали. А остальные работники? Анна ведь даже не представляла себе, какой у нее штат, сколько они получают, как их зовут. Согласится ли Федор на ее предложение — или поставит ультиматум… И справится ли она, если он разозлится и бросит бизнес? Да, она что-то помнила из курса маркетинга, но ведь прошло семнадцать лет! Теперь, наверное, все приемы другие. А вдруг ее сочтут взбалмошной трофейной женушкой? Не примут, как часть команды?..