Так восприняли призыв папы на Клермонском соборе рыцари, которые станут основной силой крестового похода.
Мы уже знаем, что, согласно хронистам, рассказавшим о проповеди Урбана II на Клермонском соборе, папа в своей речи обращался преимущественно к военной аристократии. Пожалуй, только в записи Фульхерия Шартрского в речи папы звучат слова, позволяющие предположить, что понтифик имел в виду и более широкую аудиторию: «Призываю вас обязать всех франков, пеших и рыцарей, богатых и бедных, поспешить помочь почитателям Христа и изгнать из подчиненных Христу регионов нечестивую расу».[23] Как бы то ни было, хорошо известно, что простой народ не менее горячо, чем рыцари, откликнулся на призыв отправиться в Святую Землю. Причем пуститься в путь были готовы не только жители Франции или Центральной Италии, но и Германии, находившейся в это время под интердиктом папы (события, как мы помним, происходили в разгар борьбы за инвеституру). Похоже, стимулом для простолюдинов была не только и не столько проповедь папы, сколько другие обстоятельства, на которые прозрачно намекает один немецкий хронист: «…иные признавались, что были призваны к Земле Обетованной какими-то недавно появившимися пророками либо знаками небесными и откровениями; другие были побуждаемы к таким обетам всякими неудобствами жизни».[24] Каждое из указанных здесь обстоятельств может быть проиллюстрировано фактами. Действительно, многие средневековые историки говорят о том, что как только слухи о Клермонском соборе достигли ушей христиан, так везде, во всех краях появились говорящие на разных языках люди, которые провозглашали себя апостолами и проповедниками Христовыми и обещали сражаться за Христа против врагов Креста. К таким народным проповедникам принадлежал, например, французский монах Петр из Амьена воплощавший ожидания простых мирян от крестового похода. Своими речами Отшельник (таким было его прозвище) увлекал всех: епископов, аббатов, клириков, монахов, знать и — главное — весь народ, причем как добрых мирян, так и злодеев — убийц, воров, клятвопреступников, разбойников, которые не преминули примкнуть к его свите. Петр Амьенский проповедовал во всех замках и городах Германии и Франции, возбуждая верующих, сбегавшихся на его проповеди и заваливавших его дарами, которыми он щедро делился с народом. Обладая изумительным даром красноречия, он мог повести за собой толпы людей. Его принимали за святого, люди вырывали клочья из шерсти осла, на котором он передвигался, и благоговейно хранили их как реликвии. Видимо, проповедь Петра из Амьена отвечала представлениям простонародья о чуде. Благодаря ему появилась и новая народная версия о событиях, положивших начало крестовому походу: будто бы Петр Отшельник совершил паломничество в Иерусалим и стал свидетелем того, как неверные глумятся над христианскими святынями, устраивают в церквах стойла для скота, притесняют христиан и обдирают святых паломников. Якобы через Петра патриарх Иерусалима, с которым монах вел долгие беседы. передал западным христианам просьбу о помощи, а в церкви Гроба Господня народному проповеднику было видение: сам Христос вручил ему божественного происхождения письма, скрепленные печатью Честного Креста, и просил, чтобы Петр рассказал о бесчинствах язычников и побудил христиан отправиться в Иерусалим с целью очистить оскверненные святыни. Посетив Святую Землю, Петр Отшельник встретился с папой в Риме, показав ему письма и рассказав о бесчинствах неверных в Святой Земле. Будто бы только тогда под впечатлением рассказанного папа созвал собор и объявил о крестовом походе, а Петр подхватил его инициативу и начал проповедовать мирянам.
Впрочем, и без того отклик народа на призыв освободить Иерусалим и Гроб Господень не заставил себя ждать. Реакция простолюдинов на события была спонтанной и необычайно горячей. Именно этим безоружным мирянам, равно как и старикам, детям и больным, Урбан II в своих письмах не советовал идти в поход, справедливо полагая, что они будут бременем для армии крестоносцев. Но простые люди были охвачены жаждой спасения, как уже говорилось, не меньше, чем рыцари и знать. Присоединяясь к крестовому походу, они, привлеченные обещанием папы отпустить грехи, стремились как можно быстрее попасть в рай. Именно они, по словам Гвиберта Ножанского, «подковав волов вместо лошадей и запрягая их в двухколесные повозки, на которые они грузили свой скудный скарб и малолетних детей», отправлялись в путь, а их чада, завидев замок или город, с живостью спрашивали: «Не Иерусалим ли это?»[25] Обычные миряне жаждали увидеть святой город, где, как считалось в Средние века, в конце времен в долине Иосафата состоится Страшный суд, и сбудется предсказанное в Апокалипсисе пророчество о нисхождении небесного Иерусалима на земной город (Отк. 21:1–2). Охваченные милленаристскими настроениями, они были готовы ожидать пришествия Господа, которое, согласно средневековым представлениям, наступит, когда будут «отмерены времена и народы» и иноверцы будут обращены в христианство. Изумленные современники событий рассказывали, как через земли христианской Европы толпами шли крестьяне и бедняки, «как будто неслыханная глупость овладела этими безумствующими людьми, так как они, оставив надежное ради ненадежного, напрасно покидали место рождения, устремляясь… к Земле Обетованной, отказываясь от своего имущества и с вожделением взирая на чужое…»[26]
Как уже говорилось, в те годы свирепствовали засуха, неурожай, следствием чего был массовый голод, и даже самые богатые миряне терпели материальный недостаток и были вынуждены экономить свои запасы зерна. Но как только весть о походе на Восток разнеслась по городам и деревням средневекового Запада, так «недостаток зерна превратился в его изобилие».[27] Все стали готовиться к походу, запасаться провизией, изыскивать финансовые средства, и, подобно рыцарям, простолюдины ради похода в Иерусалим готовы были очень дешево продать все, что у них было. «Многие из тех, кто не помышлял об отъезде, и сегодня еще смеялся над теми, кто за бесценок продавал свое имущество… назавтра, внезапно охваченные тем же желанием, за несколько монет сбывали все свое добро и отправлялись вместе с теми, кого они только что высмеивали», — рассказывает хронист.[28] Некоторые прибегали к хитрости — как, например, один монах, который нарочно выжег крест на лбу, утверждая, что «ангел запечатлел этот знак во время видения»[29] — так ему удалось ввести в заблуждение простых мирян, которые поспешили осыпать его дарами и таким образом невольно финансировали его поход в Святую Землю.
Накануне крестового похода спутниками голода и засухи были также эпидемии. В это время в западной Франции свирепствовала эпидемия эрготизма — болезни, вызванной потреблением пораженного спорыньей (особым грибом) хлеба, обычно ржаного. Этот недуг, получивший название «священный огонь» (ignis sacer), вызывал судороги и тяжелые психические расстройства.[30] Такие эпидемии во Франции и в прежние годы часто приводили к массовым паломничествам. Своим визитом в этот край папа Урбан II облегчил страдания бедняков и не напрасно ожидал массового энтузиазма: толпы простолюдинов были готовы сняться с нажитых мест и отправиться в путешествие на Восток. Крестовый поход казался многим, терпящим «неудобства жизни», единственным спасительным средством, путем решения всех проблем.
Общая истерия усиливалась благодаря эсхатологическим ожиданиям. Идея того, что конец света близок, в этот момент прочно завладевает народным сознанием. Многочисленные видения и знамения подтверждали, что мир переживает последние времена: у людей сами собой на теле возникали стигматы, на небесах появлялись таинственные знаки — кровавые облака или необычные огни, а также кометы с огненными хвостами, на земле наблюдали массовые отлеты птиц, бабочек, отплыв рыб, тучи кузнечиков, как бы предвещавшие необычные миграции людей. Эти природные явления, прежде всего движение небесных светил — падение звезд, метеоритные дожди, лунные затмения и пр. — воспринимались простолюдинами как знамения Бога.[31] Эсхатологические ожидания проявились также в распространившихся тогда предсказаниях об императоре последних дней, который перед концом света придет в Иерусалим, чтобы возложить корону и скипетр на Масличную гору, после чего начнется эсхатологическая битва добра и зла…[32]
Как видим, призыв папы простолюдины восприняли несколько иначе, чем рыцари и знать. И это не случайно — ведь у разных социальных групп были совершенно несходные представления о том, что происходило в конце XI в. в Западной Европе. И мы еще не раз убедимся в том, что крестовый поход никогда не был единым движением и что взгляды на эти события могли быть самыми разными.
Глава 3«Дорога к Гробу Господню»
После Клермонского собора, на котором прозвучал призыв Урбана II сражаться с неверными, тысячи христиан отправились на Восток. Эти люди не называли себя крестоносцами и отнюдь не сознавали, что принимают участие в Первом крестовом походе, который они называли не иначе как «паломничество» (peregrinatio), или «путь в Иерусалим» (iter Hierosolymitanum), или же «дорога к Гробу Господню» (via sancti Sepulchri). Для них это была совершенно уникальная экспедиция, связанная с теми событиями, которые происходили в Византии и Священной Земле. Они отправились осенью 1096 г., а закончился военный поход в 1099 г. взятием Иерусалима. Участниками экспедиции были простые грубые воины, а то и простолюдины, и, как мы видели, их представления о походе существенно расходились с теми идеями, которые были сформулированы высшим клиром. Можно сказать, что, судя по хроникам, опыт претворения этих идей в жизнь, как и опыт перенесенных крестоносцами во время перехода по Малой Азии, Сирии и Палестине трудностей изменил их восприятие событий. Именно во время этой первой экспедиции они осознали значимость предпринятого похода как войны, ведущейся от имени Бога, и стали отождествлять себя с «войском Христовым», с целями, поставленными перед ними. Видимо, на Клермонском соборе были высказаны некие общие идеи, и в самом начале крестоносного движения концепт священной войны был еще в самом зародыше. Однако уже после Первого крестового похода пережитый опыт участников первой экспедиции был обобщен в трудах известных прелатов — Гвиберта Ножанского, Роберта Реймсского (Роберта Монаха) и др., опиравшихся на сведения очевидцев, и тогда в ретроспективе эта первая экспедиция стала тем, чем она является сегодня — Первым крестовым походом. К ее истории мы сейчас обратимся.