Византийский захват Антиохии в 969 году открыл ворота для захвата большинства горных районов северо-востока Сирии в течение следующих десятилетий и создания византийской администрации. Это были районы, которые мусульмане завоевали в 630-х годах во время первой волны экспансионистской войны, и это был первый случай, когда любая из этих областей была потеряна для ислама. Завоевания не привели к большому мусульманскому населению под христианским правлением.
Новые районы были очищены от своих мусульманских жителей – своего рода религиозная чистка, и когда византийский император поставил своих лошадей в древнюю мечеть в Тарсе, это был явный сигнал о радикальном характере произошедших перемен. Вновь отвоеванные районы вокруг городов Мелитене (Малатья), Цезария Германикея (Мараш) и Самосата (Самсат) были заселены христианами[13].
Это, по-видимому, было прагматическим ответом византийских властей на проблемы укрепления границы. Не было выраженной идеологии или риторики христианской солидарности. Несмотря на это, тот факт, что эти иммигранты поощрялись из-за их религиозных убеждений, а не, скажем, их военных или сельскохозяйственных навыков, свидетельствует о том, что религиозная солидарность считалась важной. Многие из этих иммигрантов были взяты из областей, находящихся под мусульманским владычеством (Египет и Сирия), и византийские власти привлекли их к тому, чтобы поселиться в районах вблизи арабской границы, где греки боялись жить. Было подсчитано, что между 936 и 1072 годами в этом районе впервые упоминается около 30 епископских престолов[14].
За тот же период 56 из 156 монастырей, которые, как известно, существовали в этом районе, зарегистрированы впервые. Большинство из них не были грекоязычными и, что более важно, принадлежали к сирийской церкви миафизитов, которую власти Константинополя обычно считали еретической. Византийские власти на этом этапе четко осознавали, что христиан, даже еретиков, предпочитают мусульманам в качестве подданных, но они ограничены пограничными районами, далеко от центра греческого христианства и византийского правительства в Антиохии. Это принятие должно было быть напряженным в следующем столетии. К 1030-м годам появились явные признаки того, что многие мифизиты считали византийское правительство репрессивным, в то время как власти рассматривали их как потенциальных предателей[15].
Мусульманские правительства были неэффективны в борьбе с византийским наступлением по крайней мере до тех пор, пока Фатимиды не начали утверждать свои власть в Сирии после 969 года, но в мусульманском мире было значительное возмущение по поводу потери этих территорий. В 966 году большая группа добровольцев из Хорасана попыталась пройти к византийской границе, но была остановлена и разогнана правителем буйидов Райя, который опасался, что они могут угрожать его правлению[16].
В 972 году в Багдаде произошли демонстрации и беспорядки, когда мусульманское население потребовало, чтобы халиф и его покровитель Буйид повели их против неверных[17]. Энтузиазм благочестивых не был воплощен в действие, и нет никаких признаков того, что кто-либо из этих добровольцев достиг фронта или участвовал в походах против византийцев. Народный энтузиазм по поводу джихада, без государственной поддержки, не мог добиться значимого успеха.
На Пиренейском полуострове мусульмане дольше сохраняли инициативу. На протяжении всего X века мусульмане могли поддерживать свои пограничные посты и совершать набеги на христианскую территорию. Как и на Востоке, именно мусульманское разобщение позволило изменить баланс сил. Распад Халифата Кордовы после 1012 года позволил христианам воспользоваться соперничеством мусульман. Сначала они появились как ценные наемники и союзники в спорах за контроль над столицей. Вскоре они начали предъявлять финансовые требования.
Вместо того чтобы оккупировать новую территорию, христиане стремились воспользоваться слабостью мусульман, вынуждая царей Таифы[18 ]платить парию (регулярные денежные выплаты данью).
Короли Таифы были правителями небольших владений, иногда не превышающих один город, на которые Аль-Андалус был разделен после распада Кордовского халифата в начале XI века. После 1086 года тайфа потеряли свою независимость и были включены в состав Империи Альморавидов.
Продвижение христианской границы на Пиренейском полуострове было скорее историей, а не завоеванием. Христианские короли и графы заселили такие древние места, как Леон и Бургос, в IX веке. Как и на Востоке, в X веке развитие пограничного монашества стало основной силой христианизации земли.
Другое сходство с Востоком заключалось в том, что некоторые из этих общин были иммигрантами из районов, находящихся под мусульманским владычеством, на юг, которых короли Леона призывали поселиться на их территории.
Доказательства этого движения все еще можно увидеть в таких церквях, как Сан-Мигель-де-Эскалада, к югу от Леона, основанной в 913 году, где сохранившаяся церковь показывает, как монастырская община Мозараб принесла с собой отличительные архитектурные формы аль-Андалуса, в дополнение к литургии Мозараба, и отчетливо арабизированные личные имена[19].
Важность монастырей в заселении и христианизации приграничных районов часто связана с цистерцианцами и другими новыми орденами XII века, но фактически мы можем ясно видеть его предшественников в юго-восточной Анатолии и северной части Испании двумя веками раньше.
В то время как мусульманские халифаты на Востоке и в Иберии развивались как завоевательныe обществa, где рейды и добыча были наградой военных классов, в оседлые государства, где они жили за счет доходов от регулярного налогообложения, были и другие районы, где рейдовые отряды продолжались много дольше и в которых правительственные структуры фактически отсутствовали. Вероятно, именно мусульманские авантюристы из аль-Андалуса создали базу для пиратства и рейдов во Фраксинете (Фрежюс) на побережье Прованса в 891 году.
Как и их почти современники на Гарильяно на юге Италии, эти мародеры не признавали авторитет любого мусульманского правителя и, конечно, не пытались создать мусульманское государство в районах, в которых они действовали. Из их прибрежной крепости они смогли совершить набег далеко во внутренние районы. Несмотря на неоднократные попытки местных правителей и вмешательство византийского флота в 944–945 годах, мусульмане были в состоянии противостоять всем попыткам сместить их до 973 года[20].
История христианско-мусульманского противостояния на юге Италии и Сицилии следует вл многом той же тенденции как на Востоке, так и на Пиренейском полуострове, но положение осложняется многочисленными противоречиями и соперничеством как по христианской, так и по мусульманской сторонам религиозного разделения.
Мусульманское завоевание Сицилии заняло три четверти века с момента прибытия Асада ибн аль-Фурата в 827 году до окончательного падения Таормины в 902 году. Медлительность мусульманского наступления по сравнению с другими областями, взятыми во время великих завоеваний VII и начала VIII веков были отчасти следствием небольшого размера мусульманских армий и силы сопротивления в таких крепостях на вершине холма, как Энна (Castrogiovanni).
Другим важным фактором была постоянная борьба между мусульманами, поселившимися на Сицилии, и аглабидскими амирами Кайравана, чьи попытки навязать мусульманам на островах политический контроль и налогообложение вызвали энергичное сопротивление. Мусульманская Сицилия оставалась государством джихада с очень неразвитой администрацией вплоть до X века.
Мусульмане также противостояли христианам на материке южной Италии. Здесь им помогало соперничество византийцев, папства и ломбардских династий. Мусульманская военно-морская власть часто способствовала возникновению споров между христианскими державами. Уже в 835–837 годах мы обнаруживаем, что арабские союзники, поддерживающие герцогов Неаполя в их борьбе, остаются независимыми от ломбардских герцогов Беневенто. Взамен герцог Эндрю помог мусульманам в завоевании Мессины у византийцев в 842–843 годах.
Несмотря на осуждение папства, неаполитанцы несколько раз возвращались к политике союза с мусульманами. В 902 году положение значительно изменилось. Как уже упоминалось, Таормина пала перед мусульманами, и в том же году аглабидский амир Ибрагим, который ушел в отставку, чтобы посвятить себя джихаду, был убит в неудачной попытке захватить Козенцу в Калабрии. Это поражение ознаменовало конец любой серьезной попытки мусульман завоевать южную Италию.
Однако это не ознаменовало конец рейдов или христианско-мусульманского противостояния в этом районе. Самым известным центром конфликта была мусульманская база, основанная примерно в 881 году в устье реки Гарильяно. Здесь, как и во Фрежюсе, община гази (ветераны джихада) поддержала себя, совершив рейд вглубь страны, и смогла разграбить монастырь в Монте-Кассино в 881–883 гг.
Попытки объединить христианские силы этого района против мародеров были подорваны политикой Гаэты и Амальфи. Оба города были полны решимости сохранить свою независимость от ломбардских герцогов Беневенто, и амалифтанцы также были в равной степени заинтересованы в сохранении торговли с мусульманским Тунисом. Лишь в 915 году, когда папство смогло собрать союз ломбардских и византийских сил и обеспечить нейтралитет Гаэты и Амальфи, мусульманская база была окончательно уничтожена.
После этого время от времени происходили набеги мусульман на юг Италии, например, разграбление Таранто в 928 году, но давление мусульман становилось спорадическим. Политическое положение на Сицилии снова изменилось после 969 года, когда Фатимиды покинули Северную Африку, чтобы установить свою власть в Египте.