Но я не был слабым и не был готов просто смириться с такой судьбой. В моей душе запылал огонь. Огонь справедливого гнева, огонь неукротимого духа. Я не допущу, чтобы все это ушло впустую. И не допущу, чтобы плоды моих трудов были растоптаны ногами неблагодарных. Не допущу, чтобы мое время было обесценено.
Только попробуйте встать у меня на пути! И я познакомлю их с адским пламенем! Сделаю всё, чтобы погасить это недовольство в самом зародыше. И отвечу на их вызов с уверенностью в своих силах, с железом в голосе и несокрушимым духом. Заставлю их увидеть, что мир, который мы создали, не так легко разрушить. И дам понять, что я не отступлю ни на шаг. И сделаю всё, чтобы защитить то, чего я добился.
Столица империи сместилась в новый город на берегу Красного моря. Констанс. Город, построенный из белого камня, блестевший на солнце, словно жемчужина на черной бархатной ткани пустыни. Город, который Зара, великий император Абиссинии, возвел с необъяснимой страстью, будто хотел построить не просто столицу, а свой собственный памятник.
Говорили, что он строил Констанс в честь себя и хотел увековечить свою власть и великолепие. Другие шептали, что город был построен для особой наложницы, красавицы с темными глазами и волосами, словно ночь, которую Зара любил больше всех на свете. Я так и не понял, какая из этих историй была правдой, но не сомневался в одном: Констанс был городом мечты, городом, который обречен был стать великим. По крайней мере, пока он имеет власть над чертовой книгой, но это уже мелочи.
Город стремительно развивался. Новые дома вырастали, как грибы после дождя. Площади заполнялись людьми из разных уголков Африки. Торговля процветала, корабли приходили в порт с грузами из далеких стран. В Констанс приезжали в поисках лучшей жизни, в поисках счастья, в поисках приключений. В городе пахло богатством: пряными ароматами из далеких стран, блеском золота и драгоценных камней, шумом монет, пересыпающихся из рук в руки. Город дышал жизнью, и в его воздухе витал дух новой эры.
Констанс был и символом перемен. На его улицах встречались разные культуры, разные языки, разные веры. И все это было сплавлено воедино волей Зары, волей человека, который мечтал о великой империи, но не понимал, что великие империи часто падают под своей собственной тяжестью.
Он был не просто городом, а настоящим безумным вихрем человеческих судеб, сплетенных в одну хаотичную, но завораживающую картину. На улицах, мощеных белым камнем и пахнущих пряностями, смешивались запахи Востока и Запада, создавая неповторимый аромат, который оставался в памяти навсегда.
Европейцы, одетые в яркие шелковые одежды, с любопытством разглядывали товары на рынках. Их лица, загорелые от солнца, излучали жажду приключений и новизны. Они приехали в Констанс в поисках богатства, славы, новых знаний, но их взгляд, полный нескрываемого удивления, выдавал и скрытый страх перед незнакомым миром.
Арабы с темными, пронзительными глазами, словно озера пустыни, уверенно торговали пряностями и драгоценностями. Их голоса, звучащие как песнь ветра, переливались неспешными интонациями, в которых слышались века торговли и мудрости. В их движениях, грациозных и плавных, как песок, сдуваемый ветром, сквозила не только торговая жилка, но и бесстрашие кочевника, и знание того, что мир не стоит на месте.
Османские купцы, одетые в темные бархатные одежды, с невозмутимым спокойствием сновали туда-сюда, заключая сделки и осматривая товары. Их взгляд был острый, словно лезвие ятагана, а руки двигались с ловкостью и грацией хищника. Они были искусными торговцами, знающими цену каждого слову и каждого жеста. В их глазах слышалась история великой империи, которая не так давно владела этими землями, и в их сердцах теплилась надежда на возвращение былого величия.
Люди ганзейских гильдий и цехов, одетые в строгие костюмы, с усердием выискивали на рынке новинки для своих клиентов. Их глаза были заметны опытом и практичностью, а руки уверенно трогали ткани и дерево, оценивая качество и цену. В них чувствовался запах моря, дерева, труда и процветания. Они были строителями мирового торгового пути, и их вклад в этот город был не меньше, чем вклад других.
И в этой пестрой толпе незаметно пробирались испанские проповедники. Их лица были исполнены веры и страсти. Они несли с собой слово божие, рассказывая о далекой вере, о любви и милосердии. Их голос звучал громко и уверенно, проповедовал о спасении и божьем милосердии. Их слова рассеивались в суматохе рынка, но некоторые все же останавливались, чтобы послушать. «Бог любит всех!» — кричали они, и в их глазах горел свет истинной веры.
Констанс был городом, в котором сочетались разные миры. Город, где восток встречал запад, где вера переплеталась с торговлей, а мечты о счастье и богатстве сливались с желанием обрести истину. Город, который был полон противоречий, но в то же время был красив и необыкновенно живой.
А ведь, казалось бы, отлучился совсем ненадолго, и вот те раз. Уже построил город. Констанс. Весь из белого камня, будто вырос из самой пустыни, блестит на солнце. Не успел я подумать о том, что мир уже устаканился, как Зара уже переносит столицу в это новое место, как бы говоря: «Смотри, что я сотворил, вот мой мир, мой порядок!»
Качаю головой. Вечно за этими царями нужен глаз да глаз. И не только за ними, но и за тем, что они творят. Ведь кто знает, что таится за блеском этого нового города? Зачем ему нужна была эта столица? Зачем он перенёс центр своей власти на берег Красного моря? В чём его истинные цели? Зара всегда был человеком загадочным, непредсказуемым. Его мысли были непостижимы, как бескрайняя пустыня.
Видимо, в этом и был план Зары, но зачем? Пока остаётся загадкой. Но ничего, моя миссия выполнена. Я принес мир в Африку, укротил чуму, убедил многие племена жить в согласии. И теперь осталось лишь подчинить Нубийские царства, чтобы завершить этот нелегкий путь. Но за это время ситуация могла кардинально измениться. Мир хрупок, как абиссинское стекло, и никогда не знаешь, какой удар может его разбить.
Я уже покидал рынок, пробираясь через гущу людей, что теснились на улицах Констанса. Воздух был насыщен запахами пряностей, шумом торговли и грохотом колес повозок. Но внезапно шум утих, и я почувствовал на себе множество взглядов.
— Святой чудотворец и его ученик здесь! — произнёс кто-то из толпы, и в следующую секунду все повернулись ко мне с Умкой. Я остановился, не веря своим ушам. В моих глазах отразилось удивление и недоумение. Ведь я просто хотел сделать мир лучше. Я не был святым, не был чудотворцем. И мне совершенно не нужна вся эта слава.
Но люди уже шли ко мне, их лица были исполнены почтения и надежды. Они хотели видеть чудо, хотели увидеть, как исцелится их болезнь, как уйдет их страх. Они считали меня спасителем, тем, кто принёс им мир и избавил от бедствия.
Умка стоял рядом со мной, его большие глаза смотрели на толпу с нескрываемым интересом.
Мы двигались в сторону царского дворца Зары, окруженные живым океаном из страждущих. Они теснились вокруг нас, словно волны, накатывая на берег. Их лица были исполнены надежды, страха, печали и любви. Они тянулись ко мне, как к свету в темноте, прося внимания, благословения, чуда.
Некоторые плакали, рассказывая о своих бедах, о своих болезнях, о своих потерях. Другие молились, склоняя головы и скрещивая руки на груди. Третьи просто смотрели на меня с удивлением и почтением, не зная, что сказать или спросить.
Я шел вперед, не останавливаясь. Ибо не мог ответить на все их мольбы, не мог излечить все их болезни, не мог удовлетворить все их надежды. Ведь был просто «человеком». И я не являлся чудотворцем, не был богом. Но я не мог отвернуться от их боли, от их страданий. Молча двигался вперед, словно айсберг в океане, пробиваясь сквозь толщи льда. И чувствовал на себе их взгляды, их мольбы, их надежды.
И в конечном итоге мне всё надоело. Эта бесконечная толпа, эти мольбы, эти надежды… Они давили на меня, как непрерывный поток воды. Я чувствовал себя запертым в этом океане страданий, не мог ответить на все их мольбы, не мог излечить все их болезни.
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. В моей душе зародилась мысль, которая была опасной, но в то же время и освобождающей. Я выпустил вокруг себя волну живительной маны, не ограничивая ее ничем. Это была не магия, а чистая сила моего духа, которая могла излечить, но могла и при этом разрушить.
В следующую секунду вокруг меня появилась сфера сияющего света. Люди, окружавшие меня, замерли, словно статуи. Их лица преисполненны удивления, их глаза устремлены внутрь себя, поглощенные собственными проблемами.
Я слышал блаженные стоны, перемешанные с болью ломающихся конечностей, что вставали в правильном положении. Те, кто страдал от болезней, чувствовали, как их тела наполняются силой, как уходит боль, как возвращается здоровье. Но я не винил их за это. Я понимал, что они не могут видеть ничего, кроме своих страданий. Такова их эгоистичная натура.
Моя, возможно, тоже. Но всё это не имело значения. Я добился свободной зоны вокруг себя. И спокойно зашел во дворец, не встретив никакого сопротивления. В компании Умки я направился в тронный зал, готов встретиться с Зарой и понять, что же таит в себе его новый город и провозглашенная империя.
Тронный зал дворца Констанса был огромным и величественным. Стены были украшены мозаикой из драгоценных камней, а потолок был покрыт золотом. В центре зала стоял трон из слоновой кости, украшенный резными фигурами львов и орлов. На нем восседал Зара, великий император Абиссинии, одетый в пурпурные одежды, украшенные золотой вышивкой.
Его лицо было спокойным, почти ленивым, но в его глазах таилась острая проницательность. Он слушал доклад от одного из придворных, его губы были слегка приоткрыты, а брови были нахмурены. Я не сразу узнал придворного, но по скривившейся гримасе, которая промелькнула на лице Зары, я понял, что царь царей отнюдь не рад услышанному.