ов нагишом по московским улицам?
Осмотр помещения не дал особых результатов. Я обнаружил два халата, влезть в которые у меня не было шанса, и две пары тапочек. Одну пару с трудом, но натянул на ноги. Еще я обнаружил каталку (или как там она называется?), застеленную простыней. Вторая простыня лежала, сложенная в головах мобильного ложа. Я схватил эту простыню и завернулся в нее. Не потому, что решил путешествовать в таком виде, а просто чтобы немного согреться. Я даже пытался внушить себе сначала, что каталка эта оборудована для отдыха дежурного, потом — что простыня, судя по всему, еще чистая, не использованная по назначению. Увы, гипнотизер из меня не вышел. Тем более что даже при плохом освещении были заметны разводы и застиранные пятна.
Я решил продвигаться к выходу, теша себя надеждой подыскать что-либо более приличное. Шлепая потертыми тапками, поковылял по коридору, сверяясь по памяти с планом эвакуации. За исключением двух клеенчатых фартуков, ничего, что могло бы пополнить мой гардероб, не попалось.
Впереди, за поворотом, послышалось какое-то движение. Кажется, шепот и осторожные шаги. Приближаюсь к углу и прислушиваюсь. Голоса молодые: парень и девушка. Спорят о чем-то, слов не разобрать. Но совершенно тоцно, что они подходят все ближе.
Оглядываюсь в отчаянии — прятаться негде. А ведь на сей раз на меня могут посмотреть не как на живой труп, а как на мужчину, бродящего голым в служебном помещении. Невесть что могут обо мне подумать. Плюс еще дежурная в обмороке. Доказывай потом, что ты не извращенец!
Голоса раздались совсем рядом. Очевидно, нас разделяло всего несколько шагов. Нужно было принимать решение. Упасть на пол, притворившись потерявшимся по дороге трупиком? Броситься вперед и прорваться с боем? Или бежать назад, приводить в чувство толстушку и просить ее подтвердить, что я не покушался на ее честь и достоинство? А вдруг ей под Гоголя привиделось не совсем то, что произошло на самом деле?
Стоп! Вспомнив про Гоголя, я нашел, кажется, оригинальный ход.
Накидываю простыню на манер мушкетерского плаща. Вытягиваю руки прямо перед собой, расслабляю кисти. Напрягаю мышцы шеи так, что нижняя губа оттягивается к подбородку, выставляя напоказ плотно сжатые зубы, — получается улыбка «вверх ногами». Голову чуть запрокидываю, ноги ставлю на ширину плеч. И так стою, поджидая идущих мне навстречу.
Первым осторожно выглядывает парень. Озорное выражение исчезает с его лица, он застывает морской фигурой, не сводя с меня глаз. Следом появляется мордашка его спутницы. Эта реагирует иначе: распахивает на всю ширину рот и тут же зажимает его ладонью.
Немая сцена. Эффект, произведенный моим экспромтом, не столь сногсшибателен: молодые люди в обморок не падают. Теперь мы стоим, любуясь друг другом. Ребята парализованы страхом, но пройти между ними невозможно: они перекрывают путь. Нужно развивать успех, и я цитирую классика.
— Душно мне, — произношу я загробным голосом. Кстати, с таким оскалом на лице, как у меня, говорить нормальным голосом просто невозможно.
Парень бледнеет до полупрозрачного состояния, но не двигается с места. Зато девушка проявляет больше уважения к представителям потустороннего мира. Она проворно отступает, прижавшись к стене. Это движение отнимает у нее последние силы, и девушка оседает на пол. Путь открыт. Торжественно направляюсь к выходу.
Теперь времени на гардероб уже нет. Надо сваливать отсюда, пока эти двое не очухались, а очухаются они быстро.
Последней преградой на пути становится дверь на улицу. Отодвигаю засов, пробую ее плечом. Дверь крепкая, но замок — дрянь. Отхожу на шаг — удар! — и вот я на улице. Кутаюсь поплотней в простыню и начинаю свой путь домой.
Самое простое, конечно, остановить машину и попросить довезти. Рассчитаюсь, мол, на месте. Вот только в моем наряде я, наверное, не внушу доверия. И это еще полбеды. Что-то ждет меня дома?
И вот я шагаю по улицам родного города.
Минут сорок назад возле меня притормозила патрульная машина. Бдительный страж порядка окликнул меня, опустив стекло, и поинтересовался, кто я такой.
А кто я такой? Человек в простыне и рваных тапочках.
Наплел, что, мол, журналист. Делаю репортаж о кришнаитах. Внедрялся в среду, теперь возвращаюсь домой…
Уяснив главное, что я трезв, по говору — москвич и денег у меня при себе нет, они потеряли ко мне интерес и, не дослушав, дали по газам, умчавшись в сторону центра.
По пути несколько раз попадались таксофоны с «жетоном». Набирал свой номер. Занято. Мои подозрения усиливаются: произошло что-то скверное. С другой стороны, это говорит о том, что в квартире нет засады — охотники позаботились бы, чтобы все было в порядке. Хотя, как посмотреть… Смотря, кто кого ждет. Если хотят заловить моих гостей, то занятый номер телефона — неплохой аргумент в пользу того, что я дома…
В любом случае, я топал домой. Других вариантов у меня не было.
Добравшись наконец до своего подъезда, я принялся за многоходовую комбинацию проникновения в собственную квартиру.
Первый этап — домофон — был преодолен сравнительно легко. Сначала я набрал свой номер, никто не ответил. Потом позвонил одному пропойце и хриплым голосом сообщил, что несу выпить. Не понадобилось даже представляться или отвечать на вопросы, почему так поздно. Не дождется алкаш своей порции. Пусть думает, что это был волшебный сон.
Сложнее оказалось попасть в квартиру. Вскрыть дверь я даже не пытался. Делал-то для себя, по последнему слову техники. У меня был другой план. Я частенько думал об этом способе проникновения в мое обиталище, и откровенно недоумевал, почему им не пользуются воры. Способ этот казался мне необычайно простым.
Я живу на последнем этаже. Проникнув на технический этаж, который никогда не заперт на случай, если откажет лифт и нужно будет перебираться по этажу из подъезда в подъезд, можно было спуститься на козырек моей лоджии. Дальше — по веревке на лоджию. Ну, а высадить стекло и открыть балконную дверь уже смог бы любой дурак.
И вот судьба предоставила мне шанс убедиться, насколько доступен этот маршрут. Должно быть, для большего моего удовольствия она не дала мне никакой экипировки, чтобы проделать этот трюк. Нужна была веревка, и единственное, что я мог сделать, — использовать свою простыню. При этом я лишался последнего одеяния, и в случае неудачи дожидался бы утра, соседей, милиции и ребят Валдиса в состоянии «гол как сокол». Не считая тапочек, разумеется.
Я поднялся на технический этаж. Взглянув сверху на козырек своей лоджии, обнаружил, что кроме листа железа в поле зрения попадает еще и пейзаж «Ночной город с высоты птичьего полета». Зрелище симпатичное. Симпатичное, когда тебе не предстоит повиснуть над этим городом на высоте полусотни метров, противопоставляя встающему на горизонте солнышку свою голую задницу. Не прибавлял оптимизма и ветер, праздно разгуливавший здесь, на высоте, посвистывая, похлопывая всем, что висит, и поигрывая всем, что плохо лежало до его появления.
Я бы посидел немного, медитируя и сосредотачиваясь на предстоящем трюке, но времени настроиться не было: предрассветный холодок грозил намертво сковать мышцы, и тогда уже не было бы и речи о воздушной акробатике.
Пора. Я несколько раз глубоко вздохнул, быстро присел и, упав вперед на руки, сделал полдюжины отжиманий. Немного отогрев таким образом мышцы, я сорвал с себя простыню и одним рывком разорвал ее надвое. Затем скрутил две полосы и связал их между собой узлом.
Узлы вязать я не мастер, но, как вы сами понимаете, хотел связать куски покрепче, так что узел получился здоровенный и сильно укоротил мои жгуты. Закрепив один конец моей импровизированной веревки, я выбрался на козырек.
Я опасался, что железо будет скользким от росы. Капли влаги действительно были, но сцепление оказалось вполне приличным, а резиновые подошвы тапочек вообще стояли мертво. Мне повезло, что давно не шел дождь.
Развернувшись ногами в сторону края, я лег на козырек. Вцепившись в веревку, свесил ноги в пустоту. Ветер тут же принял меня в свою веселую игру, норовя раскачать и стащить с козырька: дескать, полетаем до завтрака? Тапочки тотчас сорвались и упали вниз. То, что я лишился последних предметов одежды, было уже непринципиально, но все-таки…
Я сжал ткань мертвой хваткой так, что кончики пальцев тут же отогрелись, а ладони даже стали влажными. Поерзав на животе, опустил вниз часть туловища. Небольшую часть, нижнюю. Ветер, похоже, неправильно понял мое движение и истолковал его как неприличный намек. Теперь его игры приобрели некий эротический оттенок.
Чтобы опуститься ниже, нужно было перехватить веревку. Упражнения на канате никогда не вызывали у меня проблем. Подняться, спуститься — пожалуйста. По физкультуре у меня всегда были отличные отметки. Я и представить себе не мог, что сделать это на большой высоте раз в сто труднее, чем в гимнастическом зале. Теперь же пальцы категорически отказывались разгибаться и ослаблять хватку. Соответствующие мозговые центры также саботировали мои команды, переподчинившись первобытному инстинкту самосохранения.
Обжигая ладони, я начал передвигать руки по жгуту. Передвинув их немного, снова поерзал и свесил вниз еще часть туловища.
Край козырька больно врезался в ребра. Висеть так было довольно тяжело. Нужно форсировать спуск, пока руки не подвели.
Меня вдруг начал разбирать смех. Я подумал, что в квартире, возможно, все-таки есть засада, и представил себе их лица, если они наблюдают за моим спуском снизу, из квартиры. Это, пожалуй, даже похлеще, чем впечатления медиков в морге!
Смех начал трепыхаться во мне, грозя перерасти в истерический. Если бы это случилось, я неминуемо сорвался бы. Черт, я претендовал бы сразу на два приза. Один в номинации «Самый беспокойный труп», второй — «Самый веселый покойник»!
Я заерзал, опускаясь еще ниже. Нужно было нащупать ногами перила лоджии. Тогда можно будет считать операцию завершенной.
Обдирая кожу на груди, я сползал все ниже. В какой-то момент ветер качнул меня сильнее, и я пребольно ударился голенью о кирпич. Оказывается, я уже давно опустился до нужного уровня. Встав ногами на перила, присел, ухватился рукой за арматуру крыши, нырнул под козырек и спрыгнул на лоджию.