Так-то Анюта права. На самом деле даже доходный дом для графа — позорище. А жить в дешевой гостинице, соседствуя с лавочниками и мелкими служащими, и вовсе за гранью приличий.
Войдя в доходный, подхожу к стойке портье… или как его тут правильно называют… и подзываю служащего.
— Чего изволите, граф?
— Скажите-ка, любезный. Есть у вас номера подешевле?
— Э-э. Насколько дешевле?
— Ну… — пожимаю плечами, — … существенно.
— Пятый этаж по сто двадцать… второй этаж по восемьдесят…
Я отрицающе покачиваю головой.
— Ну тогда… разве вот. Сегодня подпоручик съехал. С цокольного этажа. Но комната всего одна. Довольно тесная. Окно выходит на черный двор…
— Сколько?
— По сорок рублей в месяц.
— Показывайте… а ты, Анют, зови «деду», пусть тоже оценит помещение…
Оказалось, в цокольном этаже жильцы занимают всего несколько комнат. Изначально для сдачи жилья его не планировали. Так что, нам очень повезло, что подпоручик съехал именно сегодня. Знак судьбы… фактически.
Анюта хмурилась, выражая несогласие, а мне комната понравилась. Да, тесная. Да, всего одна. Но санузел есть. Даже лейка для принятия душа имеется. Подпоручик оставил после себя кухонный столик с парой кастрюль и сковородкой и горелку. Не самое худшее жилье в моей жизни. А то, что окно маленькое и на двор выходит… так двор не засраный. Дворник не лентяй. Тихий уют укромной норы. Устраивает, одним словом.
— Тут еще ширма от подпоручика осталась, — служащий… половой вроде его называют… продолжает нахваливать помещение, — Он с денщиком жил. Отделялся от него ширмой… ширму можем вынести.
— Ширму оставьте. Вот так сдвинем, чтоб у Анюты был свой уголок…
— А вам где же стелить, Сергей Николаич? — вскинулся дед.
— А мы с вами, Матвей Филиппыч, вот тут рядышком… да поместимся. Места хватит.
— Неловко как-то. Лучше бы вам отдельное место за ширмой.
— Неловко это когда деньги кончатся, и нас на улицу выставят… в тесноте да не в обиде. А молодой девушке свой уголок нужен обязательно… так, заканчиваем смотрины. Дело к ночи, а нам еще вещички с восьмого перетаскивать.
Конечно, за сорок рублей в месяц в Петербурге можно было бы найти жилье попросторней с лучшими удобствами. Но за престиж надо платить.
А еще в том трехзвездочном люксе на восьмом… ну не было у меня ощущения правильности места. А здесь почему-то есть. Мне досталась койка прямо под окном. Анюта шуршит за ширмочкой по мышиному. Пытается обустроиться в новом тесном пространстве. Филиппычу постелили тюфяк ближе к выходу. Вот он, мой маленький сплоченный клан. Весь при мне, только руку протяни.
Идти куда-то ужинать слишком поздно. Но тот же половой за денежку малую притащил нам окрошки на прохладном квасе со сметаной, черного хлеба настоящего ржаного и ватрушек к чаю. Очень так по-свойски. Переезд на цокольный этаж уже начал приносить маленькие радости приземленной жизни.
Едва мы настроились спать, из коридора послышался шум, возгласы какие-то. Неразборчивое бормотание полового, а затем в нашу дверь громко постучали.
— Кого это к ночи принесло? — недовольно спросила Анюта из-за ширмы.
— Сейчас узнаю, — Филиппыч поднялся, подошел к двери, — Кто? … — за дверью ответили невнятно, — Кто, я не понял? … — за дверью громко вздохнули.
— Откройте уже, Матвей Филиппыч, — говорю деде.
Деда ослушаться меня не смог и открыл. В комнату зашагнул молодой человек лет двадцати пяти очень высокого роста, но худой, мосластый, нескладный, расхристанный и взлохмаченный.
— Здрастье, дед Матвей, — с обезоруживающий улыбкой говорит он.
— Чето не припомню я тебя… «внучок», — испытывать встречную радость Филиппыч не спешит.
— Ну как же, Инокентий — я. Инокентий Прокротов-Смородинцев.
Однако старому слуге столь затейливое имя-фамилия ни о чем не напомнило. Мне и подавно. Я уже начал склоняться к мысли, что незваного гостя пора выпроваживать, и тут из-за ширмы взвизгнула Анюта:
— Кешка! — она выскочила в одной ночнушке.
— Анька! — обрадовался Кешка, — Выросла-то как… прям невеста.
— А-а, так ты, Кешка? — начал прозревать Матвей Филиппыч, и только мне одному ни черта непонятно.
— Так. Может уже поясните? Я пока ничего не понял.
— Сережка, ну это же Кешка!
Пока так себе пояснение… информации ноль… пока мне об этом Кешке больше говорит пришедшая из межмирья справка… или «стата», как принято писать в романах: «отладчик накопителей 1:1» — этот Кешка хоть и слабенький, но маг. Причем маг по профилю моей фабрики.
— Сергей Николаич, — вступает дед, пытаясь реабилитировать свою забывчивость, — Кешка, он наш родственник, хотя и дальний. Он тока в Саратов уехал… давно… вы еще маленький совсем были.
— Так все и было, — подтверждает долговязый Кешка, — Папаша мой вынужден был умотать с глаз долой. Потому как сам произошел на свет посредством пылкой, но порочной любви. А после, когда повзрослел, тоже начал чудить… да, так что моя бабка была Смородинцева, а дед — Кротовский. В общем папаша был незаконно рожденный. И потому получил двойную фамилию…
— Прокротов-Смородинцев? — уточняю.
— Истинно так. Имея в жилах Кротовскую кровь, поимел право на производную фамилию Прокротов…
И снова я мало что понял в хитросплетениях присвоения фамилий… рожденным во грехе вне брака. Ясно одно. Этот Кеша мой дальний родственник.
— То есть ты мой родственник? — спрашиваю.
— Он самый, — подтверждает Прокротов-Смородинцев, — Хотя и дальний.
Не то, чтобы я прям не рад новому родственнику, пусть даже и седьмая вода на киселе. Но желательно сразу расставить все точки над «i». Претендует ли этот долговязый на наследство. Имеет ли ко мне претензии. Считает ли меня чем-то ему обязанным…
— Ну хорошо, тогда я хочу получить еще одно объяснение. С какой целью нас посетил дальний родственник? И как ты нас вообще нашел, Кеша?
— Я сначала в особняк пришел, но он оказался проданный. Тогда я на фабрику поехал. Там сказали, что граф Кротовский живет в доходном доме, — Кеша достал из кармана мятую бумазейку с записанным на ней адресом.
— Что ж. Ты меня нашел. Я — граф Кротовский. Чем, как говорится, могу быть полезен?
— Возьмите меня работать на фабрику, — застенчиво произнес Кеша, — Я с детства об этом мечтал.
О как. По крайней мере этот нескладный забавный парень на наследство не претендует. И, конечно, я о нем позабочусь. Свой человек на фабрике лишним не будет.
— А что ты умеешь, Кеша?
— Три года в Саратовском училище макры точил. Потом еще три — занимался отладкой накопителей.
— А почему ушел с прежней работы?
— Надоело мне, Сергей Николаич, одно и тоже делать, — признается Кеша, — Начал думать, что с ума сойду. А хозяин на новое смотреть не хочет. Его так все устраивает.
— И что ж такого нового ты готов предложить?
— Сменные заклятия! — выпаливает долговязый дальний родственник.
— Чего?
— Накопители всегда настраивают под одно заклятие, — с жаром начинает разъяснять он, — А я предлагаю делать накопители широкого применения. Например, у тебя на накопителе стоит заклятие огня, так?
— Ну допустим.
— А тебе надо заклятие льда… кровь из носу. И тогда ты берешь, и перенастраиваешь накопитель. Здорово?
— Эм-м… а что мешает носить с собой два накопителя с разными заклятиями? Тогда перенастраивать ничего не придется.
— Вот… все так говорят… — расстраивается Кешка и понуривает свою лохматую башку.
— Сережка, ты только не ругай Кешку. Он всегда был чудаком, — Анюта посчитала своим долгом влезть в разговор, — Кешка всегда был выдумщиком. Но он рукастый. Возьми его на фабрику, а?
— Куда лезешь? Не в свое дело? — серчает на Анюту дед, — Выскочила тут в исподнем… Хозяин без тебя разберется. А ну давай… за ширму…
Ай да Филиппыч. Молодчина. Одернул внучку. Все верно. Нефиг лезть, когда босс ведет собеседование с потенциальным соискателем на работу… но совсем Анюту под лавку загонять тоже будет неправильно. Она ж как никак мой помощник. Ее авторитет ронять тоже не надо.
— Разберемся, — выдаю стандартный ответ, когда ситуация требует не принимать чью-либо конкретную сторону и сразу увожу разговор на другую тему, — Заходи Кеша… голодный наверно?
Кеша неопределенно пожимает плечами, и мне нравится в нем эта скромность. Я почти уверен, что он с утра не жрал ничего.
— Так, Анюта… прав Матвей Филиппыч… ты уж либо оденься, либо иди за ширму… не смущай своих родственников… Кеша, кидай в угол вещмешок. У нас окрошки немного осталось. Чай будет холодный, зато с ватрушками… я так понимаю, жилья у тебя никакого нету?
— Нету, — Кеша громко сглатывает и косится на столик со жратвой.
— Давай, садись, лопай. Завтра будем разбираться с твоими новаторскими подходами.
— Сергей Николаич, — возмущается дед, — Вы его никак и спать тут уложите?
— А что ж мне его на улицу гнать?
— Пусть за дверью ночует. Такую каланчу и положить негде. Пол комнаты займет.
— Уместимся как-нибудь.
— За меня не переживайте, — Кеша уже подсел за столик, достал личную ложку из-за голенища и наяривает окрошку, громко швыркая, — Мы и на полу можем… мы привычные…
Что сказать… этот Кеша мне определенно нравится. Без гнили парень, чувствуется сразу. Он подмел со стола все съестное, и я командую общий отбой. Хоть завтра и воскресенье, а дел хватает…
Утром меня разбудила Анютина возня за ширмой. Блин, вот я ее не вижу. Но и по звукам воображение прекрасно выстраивает картинку, как она откидывает одеяло и спускает ноги на пол, как потягивается, как оглаживает растрепавшиеся за ночь волосы…
— Сережка, ты спишь?
— Да где там… бодр, как ранняя пташка.
— Какие планы на сегодня?
— Сперва на фабрику. Потом займемся твоим имиджем.
— Ими… чем?
— Увидишь. Дуй первая умываться. Я за тобой.
Чтоб добраться до фабрики, решили поймать извозчика. Так выходит даже дешевле, чем оплачивать проезд в трамвае на четверых. По дороге прочел в оставленной кем-то газете статью о том, что в Москве произошел прорыв тварей с Изнанки. Ведущий рубрику «Эра мангуста» репортер Андрей Третьяков сообщает о большом количестве жертв, а так же, что прорыв закрыт силами всего трех человек.