Кровь и плоть — страница 1 из 58

Гарольд РоббинсКровь и плоть

Моим дочерям Карин и Адриане… Пусть их мир будет полон понимания, любви и покоя.


МИР ГАРОЛЬДА РОББИНСА

Это имя до недавнего времени почти ничего не говорило нашему читателю. С произведениями Гарольда Роббинса были знакомы очень немногие — в основном те, кто мог прочесть их на языке оригинала. В русском переводе романы одного из самых популярных американских писателей стали появляться всего год-два назад. Прежде, во времена идеологизированной литературы, книги Гарольда Роббинса, весьма далекие от принципов социалистического реализма, не удостаивались внимания советских переводчиков.

Между тем уже почти полвека этими книгами зачитывается весь мир. Каждую неделю романы Роббинса покупают около трехсот тысяч человек. А общий тираж произведений одного из самых известных на Западе писателей превысил 350 миллионов экземпляров.

Его настоящее имя — Фрэнсис Кейн, псевдоним Гарольд Роббинс писатель взял в память о семье, которая усыновила его в раннем детстве. Он родился в Нью-Йорке в 1916 году, рано пошел работать и сменил множество профессий: был посыльным у маклера, работал и продавцом, и поваром, и кассиром, служил на флоте. В годы индустриального бума, сменившего печально знаменитую «великую депрессию» конца 20-х — начала 30-х годов, начинающий бизнесмен неожиданно для себя становится миллионером. А несколько лет спустя цепь неудачных биржевых операций приводит его на грань банкротства.

Но, как это часто бывает и в книгах, и в жизни, неудача заставляет человека начать все сначала и сделать, наконец, тот шаг, с которого начинается восхождение на вершину славы. Вчерашний миллионер вынужден пойти работать клерком в одну из крупнейших голливудских кинокомпаний «Юниверсал пикчерз». Вскоре он становится менеджером этой киностудии. С 1957 года Гарольд Роббинс полностью посвящает себя литературе и вскоре завоевывает репутацию одного из самых читаемых авторов в мире. Один за другим выходят его романы: «Никогда не люби незнакомца» (1948), «Камень для Дэнни Фишера» (1952), «Никогда не оставляй меня» (1953), «Парк-авеню, 79» (1953), «Стилет» (1960), «Куда ушла любовь» (1962), «Авантюристы» (1966), «Наследники» (1969), «Бетси» (1971), «Пират» (1974), «Одинокая леди» (1976), «Мечты умирают первыми» (1978) и другие.

Почти все романы Гарольда Роббинса экранизированы. И это не случайно. Они написаны простым, лишенным лексической усложненности, доступным для массового восприятия языком, каким обычно пишутся киносценарии. Острый, напряженный сюжет, динамичное развитие действия, которое перебрасывает роббинсовских «охотников за удачей» из страны в страну, с континента на континент, — все это делает его романы в лучшем смысле слова «кинематографичными» и активно привлекает к ним читательский интерес. Возможно, успех автора обусловлен еще и тем, что все происходящее с его героями — часть собственной жизни писателя.

Предлагаемый вниманию читателя роман «Кровь и плоть», в оригинале изданный под названием «Пират», на русском языке в полном объеме публикуется впервые.

ПРОЛОГ

Аравия. 1933 г.

Восьмые сутки свирепствовала песчаная буря. Даже память старейшего погонщика верблюдов, Мустафы, не сохранила ничего подобного.

Туго обернув куфию вокруг головы, он с огромным трудом двигался против ветра, по направлению к палатке надсмотрщика Фуада, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы осторожно выглянув в крохотный зазор, убедиться, что не сбился с пути и вместо того, чтобы потихоньку преодолевать расстояние до навеса, устроенного в самом центре небольшого оазиса, не уклониться в сторону пустыни, где его сметет беспощадный смерч. Всякий раз, когда Мустафа делал остановку, крупные, точно свинцовая дробь, песчинки забивались под материю. Ему пришлось долго откашливаться, прежде чем войти в палатку, однако слюны не было — один колючий песок.

Огромная туша Фуада возвышалась над столом, на котором мерцала керосиновая лампа, отбрасывая по сторонам зловещие тени. Говорить не хотелось: этот великан вообще не питал доверия к словам.

Мустафа вытянулся в полный рост, как делал всегда, обращаясь к начальнику.

— Наверное, господу Богу запорошило песком глаза, — сказал погонщик верблюдов. — Он совсем ослеп и потерял нас из виду.

Фуад издал звук, похожий на хрюканье. Только спустя несколько минут ему удалось найти нужное слово.

— Идиот! Неужели ты думаешь, что именно теперь, после того, как мы совершили паломничество в Мекку и находимся на пути домой, Он отступится от нас?

— В воздухе пахнет смертью, — упрямо твердил Мустафа. — Даже верблюды чуют. Первый раз вижу, чтобы они так беспокойно себя вели.

— Оберни им морды одеялами. Пусть смотрят свои верблюжьи сны.

— Это уже сделано, — возразил Мустафа. — Но они мечутся и срывают одеяла. Я уже лишился двух одеял — то ли их унес ветер, то ли засыпал песок.

— Дай им пожевать гашиша, — посоветовал Фуад. — Совсем немножко — чтобы не сошли с ума. Пускай отключатся и успокоятся.

— Это на пару дней выведет их из строя.

Надсмотрщик смерил Мустафу тяжелым взглядом.

— Неважно. Нам некуда спешить.

Маленький погонщик стоял на своем.

— И все-таки это плохая примета. Как там дела у хозяина?

— Он добрый человек и не привык роптать. Проводит время в заботах о жене. Его молитвенный коврик постоянно обращен в сторону Мекки.

Мустафа причмокнул губами.

— Как вы думаете, возымеет ли действие его молитва — после того, как мы только что совершили хадж?

Фуад выразительно посмотрел на него.

— Все в руках Аллаха. Госпоже осталось совсем немного. Скоро мы все узнаем.

— Сын! — выдохнул Мустафа. — Молю Бога, чтобы он послал им сына. Три дочери — тяжкая обуза даже для такого доброго человека.

— Сын! — эхом отозвался Фуад. — Да поможет хозяину всемилостивейший Аллах! — Он встал и всей своей громадной тушей навис над маленьким погонщиком. — Ну, ты, осел! — неожиданно взревел он. — Возвращайся на место и постарайся совладать с верблюдами, иначе я смешаю с их дерьмом твои старые кости!

Просторный брезентовый шатер, разбитый между четырьмя пальмами посреди оазиса, освещался несколькими электрическими лампами, предусмотрительно размещенными в углах самой большой комнаты. За занавеской слышалось мерное гудение портативного генератора, работавшего на газолине. Из-за занавески доносился аромат жареного мяса, приготовленного на маленькой угольной жаровне.

Выйдя в импровизированную прихожую, доктор Шамир Аль Фей в двадцатый раз отвернул полог и выглянул наружу. В тот же миг в узкую щель набилось столько песка, что он не смог разглядеть даже верхушки деревьев, примерно на пятнадцать футов возвышавшихся над шатром, а тем более различить границу оазиса, где клубы песка образовали стену до самого неба. Аль Фей запахнул полог и вытащил из глаз несколько песчинок. Потом вернулся в зал. Ноги доктора в мягких комнатных туфлях бесшумно скользили по плетеным циновкам, постеленным прямо на песчаный пол.

Набиля обратила на него страдальческий взгляд.

— Ну, как там — не лучше?

Доктор покачал головой.

— Нет, все то же.

— Как ты думаешь, когда все это кончится?

— Не знаю. Во всяком случае, пока нет никаких признаков того, что песчаная буря пошла на убыль.

— Ты раскаиваешься?..

Он подошел к кровати и ласково склонился над женой.

— Нет.

— Ты ни за что не предпринял бы это паломничество, если бы не мои уговоры.

— Я пустился в путь не ради тебя, а ради нашей любви.

— Но в глубине души ты не верил, будто посещение Святой Земли сможет что-либо изменить. Ты всегда утверждал, что пол ребенка определяется при зачатии.

— Я ведь врач, — мягко произнес ее муж. — Но в то же время я — верующий.

— А если снова родится девочка?

Он молчал.

— Ты разведешься со мной или возьмешь вторую жену, как настаивает твой дядя принц?

Муж погладил ее руку.

— Глупенькая ты, Набиля.

Она не сводила с него тревожных глаз, под которыми образовались темные круги.

— Это может начаться в любую минуту. Мне страшно.

— Не беспокойся, — бодро проговорил Шамир. — Все будет хорошо. И, кроме того, на этот раз обязательно будет мальчик. Помнишь, я говорил тебе, что сердце плода бьется, как у мальчика?

— Шамир, Шамир, — прошептала его жена. — Ты готов утверждать все, что угодно, лишь бы я успокоилась.

Он поднес ее руку к своим губам.

— Я люблю тебя, Набиля. Мне не нужна никакая другая женщина. Если сейчас родится дочь, значит, в следующий раз Аллах непременно подарит нам сына.

— Следующего раза не будет, — возразила она. — Твой отец дал слово принцу.

— Значит, придется уехать из страны. Можно будет поселиться в Англии, где я окончил колледж и оставил кучу друзей.

— Нет, Шамир. Твое место дома, ты нужен своему народу. Уже сейчас все, чему ты научился, приносит огромную пользу. Никто и подумать не мог, что от привезенного тобой из Англии генератора для освещения хирургической палаты будет один шаг до основания компании, снабжающей теперь электричеством всю страну.

— Что принесло нашему роду еще большее богатство, — добавил он, — в котором мы не так уж и нуждаемся: ведь у нас и без того все есть.

— Ты — единственный, кто поставил деньги и знания на службу добру и прогрессу своего народа. Нет, Шамир, тебе нельзя уезжать.

Доктор хранил молчание.

— Обещай мне, — она вперила в него напряженный взгляд, — что, если родится девочка, ты позволишь мне умереть. Без тебя для меня нет жизни.

— Это самум, — через силу выговорил Аль Фей. — У меня нет другого объяснения для бредовой мысли, зародившейся в твоей голове.

Набиля отвела взгляд.

— Нет, Шамир, это не самум. Это начинаются схватки.

— Ты уверена?

По его расчетам, ей оставалось носить еще около трех недель.