—Продолжай.
—1907 года рождения. Место рождения город Красноярск, призван там же в июле 41-го. По прибытию команды в Ленинград распределен кладовщиком на военный склад Балтфлота № 451. После расформирования части списан в пехоту. При переправе через Неву в лодку попал снаряд. Выплыл, с тех пор нахожусь в санчасти.
—Женат?
—В разводе.
—Дети есть?
—Есть.
Собираясь с мыслями, Володин дал слишком большую паузу.
— Мне из тебя все клещами вытягивать?
—К уголовной ответственности не привлекался. Беспартийный. Делу процветания трудового народа всецело сочувствую…
Далее особист уточнять не стал, снова замолчал минуты на две. Видимо, нагонял нервоз.
—Что за склад? Где он находится?
—Находился! — поправил Володин. — Сейчас склад расформирован. А находился он в Кронштадте.
— На продуктовом складе, говоришь, служил?
«А вот з…у тебе на воротник!» — подумал Денис.
—Химического имущества.
—И какого же? — не поверил собеседник.
—Противогазы, защитные комплекты, — пожал плечами Володин, вовремя поймав себя на слове и не сказав ОЗК[2].
—Только они?
—Запросите по команде! — постарался холодно-доброжелательно улыбнуться допрашиваемый. Нужно было ломать оперу план разговора, пока он чего-нибудь не нащупал.
— Ты же мне не хамишь, Володин? — очень мягко сказал сержант, прищурившись.
—Для хамства я не на той стороне стола сижу! — честно ответил ему Денис. — Я не уверен, что имею право отвечать на такой вопрос. О чем вам, товарищ сержант госбезопасности, довожу!
—Вот как… — покачал головой недовольный оперативник. — Запросить по команде мне указываешь?
— Именно, товарищ сержант. Вам ответят на все ваши вопросы. Может быть.
Опер ненадолго задумался и зашел с другой стороны.
— Ты мне сначала сам ответь на вопрос, Володин. Как ты на кронштадтских противогазах так отъелся?
— Не пойму, о чем вы! — «удивился» такой постановке вопроса Денис.
—Вас, продовольственных воров, на передовой сразу видно. Ты что, не знал про это?
—Вы, о чем?
—О твоей роже, которая в окошко не влезет. Ведь воровал же? Ничего не хочешь мне рассказать? Я не поп, но облегчить душу мне даже лучше будет!
— Не понимаю, о чем вы, товарищ сержант.
—Об ответственности, которую избежишь! Если на фронт попал, значит вины на тебе почти нет. Верно?
Володин мысленно ухмыльнулся. Такой вопрос был очень предсказуемым, и задали бы его в любом случае. Если не особист, то командир или политрук. Жирок и мышечная масса у него действительно были очень сильно не блокадными.
— Ничего я не воровал. Нечего там было воровать, — потрафил дедукции оперативника Володин. — Сказал же, когда часть расформировали, меня тупо списали в пехоту. Я же береговик, а не дефицитный специалист из плавсостава.
— Тебе лучше самому все рассказать, пока есть возможность. Какой с краснофлотца спрос? Предлагаю всего один раз, Володин! Только один!
— Товарищ сержант! — устало вздохнул Володин, постаравшись сделать это как можно более искренне. — Я, как вы заметили, простой кладовщик-краснофлотец. Продукты пиздить мне сильно не по чину, даже если бы они были на складе.
Особист насмешливо дернул щечкой.
—За это к стенке ставят, а не в пехоту списывают. — Тут Володин был на все сто процентов прав.
— И где тебя тогда так хорошо кормили? — не стал спорить с могучим аргументом оперативник.
Володин очень хотел бы ответить «в Смольном», но в этом случае проще всего было бы застрелиться самому. Коллаж «Каждому — свое!» с падающими на воротник щеками Жданова на фоне видных как на анатомическом атласе, ребер ребенка, прослушиваемого не менее чем он исхудавшим стареньким врачом, во времена оны произвел на него огромное впечатление. Настолько огромное, что он не поленился поинтересоваться историей производства в самый разгар голода ромовых пирожных для изнемогающей от истощения и найденного неокоммунистическими активистами в секретных источниках диабета партийной верхушки города.
Конечно же, открыв, что про литерное питание самых лучших представителей Партии и засекреченный «Гастроном № 1» для чуть менее лучших — «Типичное перестроечное вранье!», ибо Жданов, со слов его личной официантки, наел свои десять пудов тарелочкой постных щей в день. Не говоря уж о том, что привязываемая к фотографиям «ромовых баб» фабрика была закрыта в 1940, что тоже достоверно установили не желающие терпеть клевету на великих людей неравнодушные. В общем, все бы хорошо для честнейших профессионалов — историков Великой Эпохи и любителей сильной руки Вождя, но сюрприз подкрался откуда не ждали. В рассекреченных ФСБ оперативных сводках Ленинградского НКВД Володин нашел не только прекрасно себе работающую через полтора года после своего «закрытия» Вторую кондитерскую фабрику, но и часть перечня выпускаемой ей продукции. Где упомянутые пирожные «внезапно» нашлись.
В общем и целом, иллюзий о людях, мире и времени, куда его закинуло у него не было совсем. Даже без совсем уж мрачных тем с кормежкой зверья в Ленинградском зоопарке и как-то освещенных выпившим дедушкой методов воспрещения раздач своих паек хлеба военнослужащими Ленинградского гарнизона умирающим от голода детям. Старика взбесил пафос душещипательной патриотической телепередачи. Его дед именно тут, под Ленинградом, воевал. От мысли, что он с ним может встретиться, щетина встала дыбом так, как будто бы он снова свалился в реку.
—Я сам кормился, товарищ сержант, — вернулся к насущным делам Денис. — Все своим честным трудом. Ни одного человека не обворовал. Да и не мог обворовать.
— Так расскажи как! Не томи! — поощрил откровенность оперативник.
— Море меня кормило, — «рискнул признаться» Володин. — Видели, как от снарядов рыба всплывает?
—Видел, — сморщив нос кивнул особист.
—Это все мелочи, товарищ сержант госбезопасности. Всплывает глушенной хорошо если четверть битой рыбы. Остальная ложится на дно. Ей гидродинамическим ударом пузыри рвет. В общем, ее после обстрелов нужно просто собрать. Я и собирал. Вот вам весь мой секрет.
—С лодки собирал?
— Нет конечно, — усмехнулся Володин. — Даже не будь льда в заливе, не хватало еще чтобы с берега расстреляли, как возможного перебежчика. Надевал дыхательный аппарат, костюм и нырял в проруби и дыры от снарядов во льду. Под водой зимой холодно, да и всплыть можно не везде. Все честно, товарищ сержант госбезопасности.
—В два горла жрали на своем складе, пока в городе люди умирали, куркули? — презрительно скривился контрразведчик.
«Идеалист? — изумился Володин — Да ну на х…й! Не может быть!»
—По калорийности потребляли не больше положенного приказом Наркома Обороны[3]. И я подал рапорт по команде, товарищ сержант! — не менее презрительно, чем особист, осклабился Володин, отношение сотрудника госбезопасности к себе нужно было срочно менять. — Скажу больше, я так и не смог понять, почему наши катерники в Финском заливе мины ставят и тралят, а вот буксируемыми сетями рыбу не ловят.
Секундой позже Володин понял, какую он только что сморозил глупость, так что пришлось поторопиться поправиться:
—До того, как их катера подняли на стенки, катерники только глушенную рыбу сачками собирали в котел. На все сто процентов уверен, товарищ сержант госбезопасности, что не один я этой зимой в Кронштадте такие рацухи предлагал. Так нет, одни шпаки… гражданские рыбу ловили.
Старики ветераны, пока были живы, на своих посиделках говорили о многом. И дед в том числе. Но Володин об этом вряд ли бы сейчас вспомнил, если бы днем не задался вопросом: если на Пятачке плохо кормят, тогда где сети на невскую рыбу для увеличения пайки? Чтобы много копать, нужно было много энергии, в конце-то концов. Но поплавков нигде не было видно.
Впрочем, рисковал он сейчас довольно сильно. Организовали ли кронштадтские «шпаки» промышленный лов рыбы, Володин не знал, так же, как и многого, очень многого о блокаде. Однако, разрабатывая себе легенду, принял, — что не могли не организовать. Даже если бы командование Кронштадтской Военно-Морской Базы этому воспротивилось, партийное руководство Кронштадта моряков бы, как медведь козу задавило.
Так привлекать к себе внимание для него было очень опасно, но пытаться прикинуться ветошью и рассчитывать, что он никого не заинтересует, было гораздо опаснее. Понимая, что неизбежно «поплывет» при любой достаточно глубокой беседе, Володин принял решение действовать на опережение и грузить допрашивающего правдоподобной информацией, способной его отвлечь. В данном случае рыбно-складская заготовка, было видно, сработала. Собственно, она и не могла не сработать. Возможно, даже слишком эффективно, если он угадал слишком многое.
Впрочем, вопрос, не породит ли этот вброс волны говн, можно было отложить на потом. Возникающие перед ним проблемы Володин собирался решать по очереди. Теперь, попав под колесо последствий, он мог и под сумасшедшего закосить. Мало ли — слегка помешался человек от близкого взрыва снаряда и ледяной воды. Да и признаваться в попаданчестве, играя в пророка, гораздо удобнее в СИЗО, а не на Невском плацдарме.
Особист снова мрачно молчал, о чем-то думал или давил на мозги. Володин внешне спокойно ждал.
— Ты где действительную служил? — опять решил сменить тему сержант.
— Нигде, товарищ сержант, — пожал плечами Володин. — Я по Енисею на пароходе кочегарил одно время. Наверное, поэтому к флоту приписали.
В чем-чем, а в отсутствии системного мышления Дениса еще никто не обвинял. Он даже про кочегарки и паровые машины мог кое-что рассказать. Реально кочегарил до армии в котельной на старом паровозном котле.
— А до мобилизации чем занимался?
—Промысловый охотник. И рыбачил немного.
Если сибиряк, то он охотник и рыбак. Этим штампом грех было не воспользоваться.
—Колхозник?
—Нет, паспорт у меня был, товарищ сержант! — снова чуть обострил Володин. Так как опер не успокаивался, его мысли нужно было чем-то занять. Под колхозника косить Володину даже и пытаться не следовало.