– Церковь должна получить пятнадцать процентов, – спокойно произнес Первосвященник, разглядывая свои ногти.
– Ступайте в бездну! – огрызнулся Рикард.
– Лучше я вас туда отправлю.
Первосвященник стремительно приблизился к оппоненту, рука его потянулась к краю мантии. Рикард отпрянул назад.
– Черлемунд! – повысил голос Тамас.
Первосвященник остановился и обернулся к фельдмаршалу.
– Церковь должна получить пятнадцать процентов, – повторил он. – Вместо прежних десяти. Такова была цена нашей поддержки.
– Цена? – удивился Тамас. – Я думал, что церковь поддержала переворот, поскольку Манхоуч морил людей голодом. Или все дело в том, что король обложил церковь налогом, чтобы оплачивать своих любовниц? Точно не помню. Но пусть церковь радуется тем пяти процентам, которые получит.
– Как вы смеете?!
Первосвященник рванулся к Тамасу. Тот шагнул навстречу, положив руку на эфес шпаги.
– Ну же, вызовите меня на дуэль! – предложил фельдмаршал. – Я не стану выбирать пистолеты, так будет интересней.
Первосвященник замер в нерешительности. Уголки его губ скривились в усмешке.
– Если я убью вас, страна погрузится в хаос и анархию. В первую очередь я служу Богу, во вторую – своей стране. Я переговорю с друзьями и решу, как мне поступить.
Он перестал тянуться к невидимой под мантией шпаге и в знак миролюбия поднял руки перед собой.
– Благодарю вас. – Тамас наградил Черлемунда фальшивой улыбкой, не снимая руку с эфеса.
– Если королевская казна пуста, чьи же деньги тратил Манхоуч? – спросил Евнух.
– Деньги церкви, – недовольно буркнул Первосвященник.
– Лишь отчасти, – поправил его Ондраус. – Он занимал огромные суммы в банках по всему Девятиземью. Корона должна правительству Кеза почти сто миллионов кран.
Рикард тихо присвистнул.
– Голова короля скоро упадет в корзину. – Тамас обернулся к ревизору. – Как только земли аристократов окажутся в собственности государства, начинайте выплаты внутренним банкам. Если что-то останется, заплатите нашим союзникам.
– Бо́льшая часть денег уйдет в Кез, – напомнил Ондраус, пожимая плечами.
– Прекрасно. Пусть загнивает дальше.
Тамас услышал смех за спиной и оглянулся. Евнух все еще стоял у окна. Он выпил стакан холодной воды и теперь рассматривал дно.
– Ваша личная месть Кезу приведет нас всех на плаху, – произнес Евнух.
– Она не личная! – раздраженно ответил Тамас. Он понимал, что никого здесь не обманет. Все знали о судьбе его жены. Все Девятиземье знало. Однако это не мешало ему отрицать очевидное. – Этот долг объясняет, почему Манхоуч так торопился продать страну Кезу. – Он помолчал. – Кто-нибудь из вас читал сам договор?
– Они собирались запретить рабочие союзы, – сказал Рикард.
– И объявить «Крылья Адома» вне закона, – добавила леди Винсеслав.
– Кто-нибудь читал те части договора, которые не касалась его лично?
Сидевший в дальнем углу комнаты ректор поднял руку. Остальные старались избегать взгляда Тамаса.
– Он уничтожил бы то Адро, которое мы знаем, – продолжил Тамас. – Фактически мы превратились бы в рабов Кеза. При Манхоуче люди страдали от голода, но их страдания утроились бы под властью Кеза. Именно поэтому мы и отправим Манхоуча на гильотину.
А вовсе не потому, что Кез поступил точно так же с женой Тамаса и Манхоуч позволил этому случиться, даже не пытаясь протестовать.
– Вы собираетесь сказать что-нибудь? – внезапно спросила леди Винсеслав.
– Кому?
– Толпе. Нужно поговорить с людьми. Вы намерены казнить их монарха. Страна останется без правителя. Люди должны знать, что кто-то остался с ними, кто-то поведет их за собой.
На почти неизбежную войну с Кезом – вот что она имела в виду.
– Нет, – отрезал Тамас. – Сегодня я ничего им не скажу. Кроме того, я не собираюсь принимать власть на себя. Это сделаете вы вшестером. Я здесь лишь для того, чтобы защитить страну и сохранить мир, а вы создадите правительство, которое не забудет об интересах простых людей.
– Было бы мудро сказать хоть что-то, – возразил ректор. Родимое пятно на его щеке странно дергалось, когда он говорил. – Именно для того, чтобы сохранить мир.
– Сейчас люди хотят крови, а не слов. – Тамас обвел собравшихся хмурым взглядом. – Они хотели крови уже много лет. Я чувствовал это. Вы все это чувствовали. Вот почему мы объединились, чтобы сбросить Манхоуча с трона. И я дам им эту кровь. Много крови. Так много, что они пресытятся, захлебнутся в ней. Потом мои солдаты поведут их в Самалинский квартал, где они будут грабить дома аристократов, насиловать их дочерей и убивать их младших сыновей. Я позволю им задохнуться в этом безумии. А через два дня прекращу беспорядки. Будет объявлен манифест. Мои солдаты одной рукой подавят мятежников, а другой дадут еду и одежду беднякам. Я восстановлю порядок.
Шесть членов комитета молча смотрели на него. Леди Винсеслав побледнела, а Рикард присоединился к Евнуху в изучении дна его стакана. Тамас дал заговорщикам время обдумать эти слова. Представить, что он сделает ради защиты страны, ради восстановления порядка и торжества справедливости.
– Вы опасный человек, – заметил Первосвященник.
– Вы говорите так, как будто способны управлять толпой, – недоверчиво добавил Евнух.
– Толпой нельзя управлять, – сказал Тамас. – Ей можно только дать волю. Я готов ответить за последствия. Если вы хотите что-то возразить, то сделайте это теперь. Но я повторяю: люди жаждут крови.
Все промолчали. Тамас подождал немного и продолжил:
– Нам нужно решить еще много других вопросов.
Пока заговорщики обсуждали подробности своих действий на ближайшие месяцы, фельдмаршал сидел в углу и больше слушал, чем говорил. Необходимо назначить губернаторов, переписать законы, заплатить рабочим. Впереди был долгий, трудный путь. Тамас свистнул, подзывая собак, и потрепал каждого пса по холке.
Дверь на балкон открылась. Тамас поднял голову и внезапно обнаружил, что задремал.
– Пора, сэр, – обратился к нему Олем.
Тамас встал и тряхнул головой, прогоняя сон. Подошел к двери, придержал ее для леди Винсеслав:
– Моя леди.
Один за другим весь комитет вышел на балкон. Тамас посмотрел на Королевский Сад, и у него перехватило дыхание. На площади яблоку было негде упасть. Люди стояли плечом к плечу, ропот голосов напоминал шум прибоя. Толпа заполнила площадь до отказа и выплеснулась на пять примыкающих улиц. Насколько видел глаз, повсюду простиралось людское море.
– Сэр! – позвал его Олем.
Тамас с трудом оторвал взгляд от площади. Он гордился тем, что никогда не испытывает страха, но сейчас эта толпа заставила его почувствовать себя испуганным маленьким мальчиком. Не сошел ли он с ума? Никто не может управлять этой копошащейся массой. Поглядев на лица заговорщиков, он понял, что все разделяют его страх, даже ворчливый, вечно чем-то недовольный Ондраус потрясенно молчал.
Тамас поправил шляпу, чтобы защититься от полуденного солнца, и провел рукой по щеке. Он не брился два дня и зарос густой щетиной, вряд ли подходящей к парадному мундиру фельдмаршала.
Шум внизу стих до едва слышного шепота. Сердце Тамаса учащенно забилось при мысли, что все сейчас смотрят на него.
– Никогда не видел такой огромной толпы. Такой единодушной, – пробормотал Тамас и оглянулся на Олема. – У нас все готово?
– Да, сэр.
Фельдмаршал взглянул на крыши окружающих площадь зданий. Там расположились пороховые маги и лучшие стрелки. Их ружья были направлены на толпу. Тамас представил себе лицо Избранной, которая прошлой ночью расправилась с его магами. Опытная, много повидавшая женщина с сединой в волосах. Морщины собрались в уголках ее глаз, одежда пропиталась пылью. Возможно, она появится здесь и попытается спасти короля. Таниэль и наемники взяли ее след в Воздушном дворце, неясным пятном виднеющемся сейчас на горизонте.
Тамас взглянул на сообщников, собравшихся на балконе. Что бы они сказали, если бы узнали, что их используют как приманку для Избранной? Он почувствовал, как Олем открыл третий глаз и начал осматривать толпу.
– Подавай сигнал! – приказал Тамас.
Олем поднял над головой два красных сигнальных флажка и дважды взмахнул ими.
Ворота Вороненой башни открылись с жалобным скрипом, который услышали за полмили вокруг. Толпа всколыхнулась гигантской волной, отвернувшись от Тамаса. Теперь все смотрели на противоположную сторону площади. Фельдмаршал всем телом подался вперед, сердце колотилось в груди, как тяжелый молот.
Из ворот башни на площадь хлынули всадники, прокладывая дорогу сквозь толпу. Тамас разглядел во главе колонны смуглую голову Сабона. Тот приказал солдатам оттеснить зрителей и выставить оцепление. Затем из ворот выехал обыкновенный тюремный фургон.
Толпа взревела, как один человек, и рванулась вперед. На мгновение Тамас испугался, что Сабона и его людей попросту сомнут. Сможет ли король хотя бы добраться до гильотины?
Солдаты опять отодвинули зрителей. Затем медленно тронулись через площадь, продолжая сдерживать напор громадной массы людей. Фургон с королем остановился возле гильотины, прямо под балконом Тамаса. Солдаты выстроились позади фургона, удерживая свободной узкую полосу, словно сквозь толпу проползала змея. Тамас проглотил застрявший в горле комок. Между двумя рядами солдат двигалась вереница из более чем тысячи арестантов с кандалами на ногах. Процессия растянулась до самой Вороненой башни. Это шли аристократы со своими женами и старшими сыновьями. Их измятые одежды не вызвали жалости у ревущей толпы, за спиной у солдат в арестантов полетели плевки и куски гнилой пищи.
– После этой казни палач подаст в отставку, – пробормотал Олем.
Зрелище одновременно вызывало у Тамаса и торжество, и приступ тошноты. Это был решающий момент его плана, вынашиваемого долгими десятилетиями. Он дрожал от возбуждения и неуверенности. Если можно оставить след в истории одним решительным поступком, то сейчас был именно такой случай.