яжем узелочек на память и прибережём его до более подходящего случая. Тем более что Виктор Павлович, слушая подчинённого, едва заметно улыбался краешками губ. Буквально чуть-чуть, но я заметил. И ухмылочка эта намекала, что всё не так просто!
- Впрочем, паря, это только твоё дело: верить мне или пытаться получить свой ответ на этот вопрос! – довольно неожиданно завершил свой монолог Фёдор. – В нашем деле ведь что самое главное? Правильно – всё время идти вперёд! Получил результат – не успокаивайся, ищи у него «второе дно». Нашёл его – ищи третье! И дело даже не в том, чтобы узнать ВСЁ - вовсе нет! Просто Вселенная, что окружает тебя, тоже не стоит на месте и постоянно меняет свои свойства. Опоздал за этими изменениями, остановился – пиши, пропало! Ты к энергии с «протухшими» методами полез, а она в ответ из тебя шашлык сделала! Так что – ищи, думай и развивайся!
- Если живым отсюда уйдёшь, - спокойно добавил Сергеич.
После этих слов, а главное, от того спокойствия, с которым они были произнесены, мне словно ушат ледяной воды за шиворот вылили. Дурак, нашёл время уши развешивать! С чего я решил, что ко мне здесь кто-то дружелюбно настроен? Они ж в бегах, а значит, не верят никому из посторонних. А я, на свою беду, ещё и сверхъестественными, (для меня – прежнего, разумеется), возможностями иногда щеголяю. Надо так понимать, что игрушки закончились… Если они вообще были… Значит надо собраться!
- Я думаю, что Вы приняли абсолютно правильное решение, Алексей, - мягко произнёс Плужников, который по-прежнему внимательно наблюдал за мной. – Ваше, гм, дальнейшее благополучие зависит от того, насколько искренни Вы будете с нами.
- И сейчас меня интересует прежде всего то, что Вам известно о минерале, проекте по его добыче, изучению и практическому применению и роли во всём этом Макарова-старшего… Да-да, не возражайте. Я понимаю, что это для Вас необычно, но тем не менее – это непреложный факт! … Да, и постарайтесь не закрывать сознание, угу?
Ага, закрывать. Ещё бы знать – как это делается!… Вот чёрт! Попал как кур в ощип – что я могу рассказать?… Родственничек ещё этот выискался, будь он неладен – то-то мне тогда у Айше знакомой его подпись показалась!… Интересно – с какой он стороны к нашей фамилии прилепился?… Да, в такой ситуации остаётся разве что пожалеть о том, что всегда в пол уха бабушку слушал, когда она мне про нашу родню рассказывала…
Собравшись с духом, я начал свою горькую повесть. И что интересно – всего сутки прошли, а столько событий они вместили! Я даже увлёкся и невольно начал вспоминать даже те детали, которые ранее казались мне малозначащими.
Сложно было судить, какие чувства вызывал мой рассказ у подпольщиков. Плужников откинулся на высокую спинку стула и застыл, словно изваяние – лишь глаза, которые пристально следили за мной, и, кажется, даже не моргали, выдавали его интерес к происходящему.
Два его пожилых помощника были более «оживлёнными»: они позволяли себе иногда обмениваться быстрыми, как молния, взглядами или ухмылками – понимающими или скептическими – в зависимости от отношения к моим словам, очевидно.
Когда я выдохся и беспомощно замолчал, переводя взгляд с одного из слушателей на другого, Плужников порывисто вскинулся и спросил:
- Это всё?
- Всё.
- Вот и замечательно! Поверьте, Алексей – теперь многое становится понятным и встаёт на своё место. Я хотел бы уточнить: тот майор… Наумов… он хотел, чтобы вы в Москве обратились в МГБ? Или же он дал вам какой-то другой адрес?… Припомните, может, он называл какие-то фамилии?
Я задумался.
- Нет, Вы знаете, по-моему, он никаких имён и фамилий назвать не успел.
- Жаль, - не скрывая разочарования, сказал Виктор Павлович.
- А какая разница – всё равно вам из Города в Москву дороги нет?
- Да есть причины, - туманно ответил Плужников. – Кстати, скажите, а как Наумов планировал лично Вас переправить в Москву? Ведь, насколько я могу судить, путь на «Большую землю» заказан для всех, кто обладает способностями работы с энергией?
Вот это удар так удар! На краткое мгновение я почувствовал, как пол уходит из-под ног – неужели это правда?! Неужели путь домой для меня закрыт?! Нет, так не должно быть, я не хочу! Отпустите меня!!!..
В себя я пришёл оттого, что Сергеич безжалостно хлестал меня по щекам и совал стакан:
- А ну, прекрати истерику, - рычал он, - не будь бабой! Вот, выпей и успокойся!
Я машинально взял стакан и поднёс его к губам. Руки дрожали, и часть жидкости успешно перекочевала на мою одежду, но до этого ли сейчас? В голове отбойным молотком билась паническая мысль: «Неужели это правда и выхода нет?!» Я машинально глотнул и закашлялся – вредный старик подсунул мне водку. А может и не вредный… Это для меня сейчас как лекарство… Я сделал еще один большой глоток.
Сквозь накатившую горячую волну пробился удивлённый голос Фёдора:
- Слушай, он что – действительно был не в курсе?
Ему ответил Виктор Павлович. Голос его был усталым и равнодушным:
- А чему ты удивляешься: учителя и у них и у нас были одни и те же – главное – это результат, а на эмоции пешек… Ну, ты помнишь…
- Пешка – это, стало быть, я?! – «лекарство» подействовало – мне сейчас все было «по барабану».
- Немного не так, - меланхолично поправил меня Плужников, - мы все!
...Из жизни «красного мага»...
...Витя Плужников родился в небольшом селе со смешным названием Малая Копышовка, расположенном в Симбирской губернии. Произошло «сие знаменательное событие» в 1920 году.
Молодую Советскую республику ещё раздирали фронты братоубийственной гражданской войны. Время было смутное, голодное и тревожное. Через города и веси прокатывались разношёрстные вооружённые отряды, которые традиционно наплевательски относились к нуждам и чаяниям крестьянства, стремясь лишь выбить из него продовольствие или рекрутов под свои знамёна.
Павла Плужникова забрали в Красную Армию, когда маленькому Вите было от роду шесть месяцев. Они никогда уже не встречались – пуля из обреза такого же крестьянина, как и он сам, настигла лихого бойца отряда ВЧК на Тамбовщине в 21-ом.
Мать Виктора, Таисия Васильевна, в 24-ом перебралась в Симбирск, который после смерти Ленина стал именоваться Ульяновском. Вскоре она снова вышла замуж. Её избранником стал Михаил Чернышёв – бывший сослуживец Павла. Работал отчим Вити в ОГПУ.
Мальчик рос таким же, как и все. Ходил в школу, гонял после уроков тряпичный мяч на пустыре, иногда дрался, иногда получал похвалу от учителей. Бегал за девчонками, тянул вместе со всеми руку на собраниях. В положенное время стал пионером, потом комсомольцем. Незадолго до окончания семилетки Витька, как и многие пацаны того времени, «заболел» небом и собрался поступать в лётную школу.
Но вскоре у него состоялся серьёзный разговор с отчимом. Тот уже носил на петлицах весьма серьёзную геометрию, а на груди у него пламенели орден Красного Знамени и знак Почётного чекиста.
Чернышёв предложил ему пойти в училище ОГПУ. Виктор долго колебался, но в конце концов, дал своё согласие.
Помимо весьма жёсткой медкомиссии всех будущих курсантов подвергли целому ряду дополнительных проверок. Юношей и девушек исследовали с помощью мудрёных приборов, заставляли проходить заумные тесты и мучили долгими, непонятными беседами люди в белых халатах, под которыми были видны военные гимнастёрки. По итогам всех этих испытаний большая часть молодых людей была направлена в училище, а вотменьшая часть…
Виктор, ещё двое ребят и одна девушка были отправлены в Москву. Точнее, под Москву. Их привезли в бывшую дворянскую усадьбу, ограждённую нынче по периметру высоким зелёным забором и охранявшуюся похлеще какой-нибудь воинской части.
Здесь новоприбывших вновь долго и нудно обследовали. Одного из ребят, с которыми Виктор уже успел сдружиться, отправили обратно в Ульяновск.
А потом началось обучение. По первой Виктор пребывал в растерянности: кем же он должен стать по задумке строгих преподавателей? Курсанты не изучали военного дела, не прыгали с парашютом, не занимались рукопашным боем – напротив, в их головы вдалбливали математику, химию, биологию. Затем последовал плавный переход к иностранным языкам: немецкий, латынь, древнеславянский. Практикумы по археологии и работе с летописями сменялись изучением новейших достижений в области физики.
Смущало, что ситуации в СССР и в мире уделялось сравнительно немного места в плане занятий. И это на фоне той истерии, что царила в стране! Газеты пестрели заголовками-цитатами из яростных обличительных речей государственных обвинителей в адрес «врагов народа», а в учебных аудиториях развешивались карты северных перелётов доблестных сталинских соколов. Наставники требовали проводить наиподробнейший анализ данных авиаразведки, заставляли разбирать до мельчайших подробностей каждую кочку на фотоснимках, сравнивать сведения из летописей и старинных рукописей с отчётами советских экспедиций. Особенно, почему-то, делался акцент на районе Кольского полуострова и прилегающих к нему районов.
Частыми гостями в аудиториях курсантов были непосредственные участники походов на Север. Так, например, один из спецкурсов читал у курсантов профессор Барченко, который долгие годы посвятил розыску легендарной Гипербореи. Исходя из расчётов своего друга, единомышленника и спутника Александра Кондиайна он ещё в 1922 году предпринял экспедицию в труднодоступные районы Русской Лапландии. Его отряд побывал даже на берегах священного для местного населения Сейдозера. Энтузиаст своего дела, Барченко буквально заражал молодых людей верой в свои идеи. Ко всему прочему он владел уникальными методиками энерговоздействия на людей и животных. Постепенно Виктор понял, что и он, и его товарищи по спецшколе были отобраны в неё не просто так, а по итогам специальных тестов, которые выявили у них предрасположенность к работе с энергетическими сущностями.