...Пей, товарищ Орлов,Председатель Чека.Пусть нахмурилось небо,Тревогу тая,—Эти звезды разбитыУдаром штыка,Эта ночь беспощадна,Как подпись твоя...[1]...В кармане Плужникова правда лежало удостоверение, в котором красовалась подпись не какого-то там мифического товарища Орлова, а самого Маленкова. А в придачу к этому весьма и весьма неслабому документу был и ещё один - от Жукова. Согласно емуВиктору должны были оказывать любую необходимую помощь все представители командования частей Советской Армии и Флота......Пей, товарищ Орлов!Пей за новый поход!Скоро выпрыгнут кониОтчаянных дней.Приговор прозвучал,Мандолина поет,И труба, как палач,Наклонилась над ней......И труба действительно прозвучала, и приговор. Приговор всем, кто не с нами!......Он чуть-чуть захмелел —Командир в пиджаке:Потолком, подоконникомТучи плывут,Не чернила, а кровьЗапеклась на штыке,Пулемет застучал —Боевой «ундервуд»......На самом деле оформлять бумаги в тот момент было просто некогда: если переворот пройдёт успешно, то это можно будет сделать и попозже, если же нет, то... А вот хмель действительно бродил в головах – хмель упоительной, всеобъемлющей власти, которой никто не мог сопротивляться. Виктор потом часто задумывался – наверное, таков удел всех, кто оказывается на самой вершине. Неважно – на короткое мгновение или на всю жизнь, но за возможность испытать ни с чем, ни сравнимое чувство абсолютной свободы от всех тех условностей, которые сковывают нас в повседневной жизни, от норм морали, законов, можно было отдать всё!.....Вдохновенные годыЗнамена несли,Десять красных пожаровГорят позади,Десять лет — десять бомбРазорвались вдали,Десять грузных осколковЗастряли в груди......Да, осколки их тоже настигали. В переносном, конечно, значении этого слова – почти никто из энигматоров, за которыми приходили головорезы из спецгруппы не оказывал, ( или не успевал оказать), должного сопротивления. Прошедшие жестокую школу войны, обученные убивать врага качественно и спокойно, подчинённые Виктора получали иногда раны моральные! Ведь одно дело схлестнуться с такими же профи из охраны секретных баз общества «Туле», а совсем другое хладнокровно полоснуть по горлу молоденькую девчушку-модификатора в тёмном парадном. Девчушку, на голубенькой блузке у которой кровавой капелькой мерцает такой же, как и у тебя, комсомольский значок. И ладно бы ты знал, что она враг. Но ведь ты в курсе, что её надо зарезать так... на всякий случай! Вот потому то и льётся после очередной «операции» в горло неразбавленный спирт, словно обычная водица... И во рту гадко от незнамо какой по счёту папиросы... А из-за шкафа тебе гаденько ухмыляется и корчит глумливо рожи похабный чертяка... А потом в груди становится очень горячо и тяжело и ты падаешь ничком на продавленную койку и тебя сотрясают беззвучные рыдания... И твой друг тихонько трясёт за плечо и неуверенно говорит: «Колька, да что с тобой? На, выпей лучше и забудь обо всём!»А ты отталкиваешь его и выбегаешь в тёмный коридор. И вот там, сидя на широком подоконнике и глядя бездумно на холодно сверкающие в вышине равнодушные звёзды, ты спокойно достаёшь из кобуры наградной «Вальтер» и, на мгновение заглянув в зрачок его чёрного дула, тонешь в яркой вспышке выстрела......Ты прошел сквозь огонь —Полководец огня,Дождь тушилВоспаленные щеки твои...Расскажи мне, как падалиТучи, звеняО штыки,О колеса,О шпоры твои......Плужников в глубине души понимал и,(неслыханное дело!), даже где-то жалел тех из своих ребят, которые не сумели выдержать этой сумасшедшей гонки. Ему и самому приходилось неимоверно тяжело, и бывали моменты, когда даже мощный наркотик под названием «власть» заканчивался, и на душе становилось пусто и мерзко. И тогда не надолго он вдруг видел со стороны себя прежнего – молодого, задорного, весёлого... Но звучала резкая трель телефона или в кабинет стучался кто-нибудь из подчинённых и он привычно натягивал на себя незримую броню равнодушия и деловитости...Да, шальные были денёчки! Оглядываясь назад, Виктор иногда даже не мог поверить, что они тогда сделали это. За неполных десять дней были «нейтрализованы» все мало мальски значимые энигматоры Москвы и Подмосковья. И Плужников с законным чувством гордости доложил Хрущёву о том, что «Можно!»А дальше произошло то, чего Виктор ну никак не ожидал – он, во главе своих отборных людей, отправился, согласно плана, в Город и в назначенный день и час приготовился брать штурмом Управление МГБ. И вот, когда он и его бойцы уже выдвинулись на исходные позиции и приготовились к атаке......Виктор в третий раз за последние несколько минут нервно глянул на часы. Стрелки, казалось, застыли на месте. Ожидание выводило из себя – даже на фронте он чувствовал себя перед очередной операцией гораздо более уверенней и спокойней. Но это было объяснимо – там Плужников знал, что «его дело правое», а сейчас внутри беспокойно копошился червячок сомнения – а ну, как всё задуманное пойдёт кувырком и он в одно мгновение из офицера элитного подразделения Советской Армии превратится в изгоя и предателя, на которого будет объявлена охота. Не радовало и ни капельки не льстило его самолюбию даже понимание того, что он окажется в случае провала в одной камере,(смертников, разумеется!), вместе с известными деятелями партии и правительства, замешанными в заговоре. Нет, Плужников, естественно, прекрасно понимал, что обратной дороги уже нет – слишком много за ним накопилось всего. Но вместо того, чтобы отринуть лишние эмоции, и собраться, он сейчас изнывал в мучительном ожидании какой-то непоправимой беды. Чёрт его знает, откуда взялось это чувство, но было оно настолько реальным, что хотелось плюнуть на всё, забиться в самый дальний угол самой глубокой подземной пещеры и там затаиться, моля всех известных богов, чтобы о нём никто не вспомнил. Когда до назначенного времени оставалась всего пара минут, со стороны станции донёсся странный рёв, а следом за ним, низкий и тяжёлый хлопок мощного взрыва. Он был настолько силён, что сама земля качнулась под ногами у людей. Мощная воздушная волна прокатилась по Городу, сбивая с ног пешеходов, разбивая оконные стёкла и ломая хрупкие предметы. Виктор поднялся с земли и очумело потряс головой. Фуражка куда-то бесследно исчезла, из носа шла кровь, а перед глазами всё плыло и качалось. Кто-то из его бойцов дёргал Плужникова за рукав и видимо что-то кричал, но Виктор не слышал его – в уши словно ваты натолкали. «Как на фронте... после контузии», - пришло в голову. А офицер не унимался и всё пытался объяснить Плужникову нечто важное: он всё время оглядывался на что-то и показывал в ту сторону рукой. Виктор проследил взглядом это направление и содрогнулся: огромная чёрная туча, закрывающая своими рваными краями-крыльями значительную часть горизонта, неотвратимо наползала на Город со стороны станции. Причём двигалась она вроде бы и неспешно... но это только на первый взгляд – на самом деле чернильная темнота, в глубине которой можно было различить мириады сверкающих багрово-красных искр, обладала скоростью хорошо раскочегаренного локомотива. Какой-то первобытный страх пронзал всех, кто смотрел на эту зловещую «тучу». Плужников буквально всем своим естеством ощущал, что в недрах этой тьмы клубится первородный хаос, грозящий уничтожить любое живое существо, которое осмелится встать на его пути – неважно – вольно или невольно. - Бежим! – заорал Виктор не слыша самого себя. Он искренне надеялся, что его бойцы правильно оценят ситуацию и последуют за ним. Додумывал он эту мысль уже на бегу, пытаясь из последних сил остаться на ногах и не упасть. А сделать это было тяжело ещё и потому, что землю стали сотрясать пока ещё несильные толчки, словно легионы некрупных, но чрезвычайно напористых тварей вдруг решили найти себе дорогу из неведомых глубин на поверхность. Плужников и сам не помнил, как добежал до входа в подземелья. С чего вдруг он решил укрыться именно там? Должно быть сработал фронтовой навык – забиться в случае опасности как можно глубже в какую-нибудь щель. В Городе же таким естественным укрытием являлись как раз построенные неизвестными существами лабиринты. Наряд солдат, охранявших вход в пещеры, хоть и пострадал от непонятного явления, но попытался всё же задержать его. Плужников, не останавливаясь, взмахнул на бегу рукой, и они полетели в разные стороны, сметённые невидимым ударом. Виктор по-прежнему ничего не слышал. Может и к лучшему: он помнил крики, которые издавали те «фрицы», которые попали под удар «ладони Будды» во время скоротечной схватки под Винницей в 44-ом...Но сейчас корчились от боли и судорожно вопили солдаты, одетые в ту же форму, что и сам Плужников и слышать их он не хотел! Он пролетел, не останавливаясь, по бетонным переходам «шлюзовых камер», которые были сооружены ещё в конце тридцатых для того, чтобы предотвратить несанкционированный доступ в подземелья. Виктор пребывал в каком то сумеречном состоянии: краешком сознания он фиксировал попытки охраны задержать его и также вскользь отмечал своё применение жесточайших боевых операндов. Остановился Плужников лишь в том, «заветном», гроте, в котором консервировалось само время и материя. Виктор, вместе с уцелевшими офицерами из своего подразделения провёл здесь несколько дней. Пробле