расов – переговоры закончились успешно. Охрана признала в капитане своего и разрешила пройти без пароля, учитывая форс-мажорные обстоятельства. Оказалось, что большую часть времени Тарасов уговаривал часовых пройти на территорию «Особого объекта» вместе с посторонним. Уговорил… черт красноречивый!
Тем не менее, открытое пространство мы пересекали очень медленно, стараясь, чтобы руки были на виду. Я буквально кожей чувствовал на себя десятки глаз, смотрящих на меня поверх прицелов. Невольно ссутулившись, я даже начал спотыкаться – так гвоздило меня повышенное внимание охраны. Обостренное восприятие подсказывало – у пулеметчиков просто чешутся пальцы на спусковых крючках. Видимо им всю жизнь вдалбливали – никогда, ни при каких обстоятельствах посторонний не должен пересечь границу объекта.
Но, вспомнив, зачем я туда иду, я постарался распрямиться и идти ровнее. Преодолев инстинктивное желание организма сжаться в комочек, я расправил плечи и стал четко печатать шаги. И тут отпустило – желание убить сменилось удивлением. Прицеливающиеся взгляды исчезали один за другим. Я, наконец-то, смог поднять голову. Мы с капитаном почти уперлись в стену. Дошли!
Внешний периметр станции представлял собой мощный оборонительный рубеж. Высоченная под пять метров стена была сложена из огромных бетонных блоков. Поверху еще и колючки намотано. Через каждые двадцать-тридцать метров стоят прожекторы, а рядом с ними угадываются пулеметные гнезда. Да, прав был Тарасов – без тяжелой артиллерии эту крепость не взять. Да и при наличии гаубиц повозиться придется. Это от кого же они здесь обороняться думали: от разгневанного народа или от подельников? В смысле, соратников…
Так, а где здесь вход? Видимо, там же, где выход. Ага, вот слева темнеет широкий провал. Тарасов кивнув мне, зашагал в ту сторону. Это мы, ослепленные прожекторами, малость промахнулись.
Ворота впечатляли! Какой-нибудь Вобан[1] смело поставил бы за сию фортификацию оценку «пять». Широкий проход, уходя в глубину метров на пятьдесят, заканчивался массивными воротами. И все эти пятьдесят метров атакующим придется продираться через стоящие в шахматном порядке заграждения из противотанковых «ежей», густо опутанных колючей проволокой, под перекрестным огнем со стен!
На то, чтобы пройти к воротам «змейкой», огибая препятствия, ушло десять минут. Когда мы почти достигли цели, гигантская створка дрогнула и начала медленно отползать в сторону. Впрочем, всего на метр. В узком проеме виднелось несколько фигур в черных комбинезонах, державших оружие на изготовку. Когда мы приблизились вплотную к группе встречающих, нас дополнительно осветили ручными фонарями. Тарасова тут же хлопнули по плечу, сказав что-то радостно-приветственное. А вот меня пропустили, конечно, но продолжали удерживать на мушке.
Капитан негромко сказал несколько слов командиру охранников и кивнул на меня. Командир махнул рукой автоматчикам, и те сноровисто освободили меня от автомата и подсумка с магазинами. Вот же, блин, Володя! Сдал нового товарища и глазом не моргнул! Или они тут помешались на безопасности – никому не доверяют?
Хорошо, я же сюда не воевать пришел, а договариваться.
- Алексей Михайлович! – Вид у Тарасова был несколько виноватый. – Вы извините, но входить на территорию особого объекта с оружием запрещено. Идите за мной, командир Третьей роты уже ждет нас.
Я молча кивнул. Окруженные пятью «людьми в черном», мы снова тронулись в путь.
- Это конвой или почетный эскорт? – не преминул съязвить я.
Капитан только тихо вздохнул. Проход за воротами продолжался еще сорок метров, а потом круто поворачивал под прямым углом. Там был новый лабиринт из заграждений с колючкой и новые ворота. Однако! Ребята основательно подготовились! Несмотря на сопровождающих, очередной проверки избежать не удалось, только теперь проверили и конвой. Каждому посветили в лицо фонариком. Нда… чужие здесь не ходят!
Наконец мы благополучно миновали все препоны, и передо мной открылся вид на комплекс строений АЭС. Основное здание было непривычно небольшим. Непривычно для меня, привыкшего к огромным постройкам современных ТЭЦ. А здесь какая-то халупа, размером с трехэтажный дом. И здесь прячется реактор?
Охрана повела нас к боковому крыльцу. Здесь тоже маялся часовой, но он чрезмерной бдительности не проявил, просто кивнул, мол, проходите. Зашли. По хлипкой железной лестнице поднялись на второй этаж. Здесь начинался узкий коридорчик с рядом дверей по обеим сторонам. И стены и двери были крашены масляной краской. Насколько я сумел различить в тусклом свете двадцатипятиваттных лампочек (экономят энергию для прожекторов?): стены – бледно-салатного цвета, а двери – красно-коричневые, но торцевая дверь, которая и явилась конечным пунктом нашего путешествия, резко выделялась на общем фоне. Она была окрашена в ядовито-оранжевый цвет. А в центре филенки красовался знак радиационного предупреждения. Это что же – нас прямо к реактору привели? Зачем?
Вопрос разрешился очень быстро. Приметная дверь распахнулась, и коридор сразу заполнился характерным гулом электростанции. Через порог шагнул очередной черный стражник. Его отличала совершенно лысая голова, в складках кожи на лбу угадывался намек на… глаз.
- Здорово, Тарасов! – поприветствовал трехглазый капитана. И тут же обрушился на наших конвоиров. – Вы, что, мать вашу, охренели? Я же ясно сказал – вести ко мне! Имелось в виду – в мой кабинет! А вы их куда притащили, долбо…бы?
- Так это, товарищ капитан… - невнятно забормотал старший конвоя. – Вы сказали: к вам, мы и решили вести их туда, где вы находитесь в данный момент…
- Вот так всегда! – Махнул рукой трехглазый капитан. – Ведите, олухи, к моему кабинету! Беда с ними, просто беда!
Стражники, суетливо сталкиваясь локтями и прикладами автоматов, перестроились и торопливо зашагали в обратном направлении. Теперь мы поднялись на третий этаж и, войдя в похожий коридорчик (только в торце была голая стена), ввалились в первую дверь слева. Комнатка была маленькая, и я еще подумал, как мы тут все уместимся, но командир разрешил мои сомнения, жестом отпустив автоматчиков. Краем сознания я успел отметить, что отобранный у меня при входе «калашник» стражник повесил на крючок у двери. Там же оказался и подсумок с магазинами. Вот лопухи! Был бы я врагом – только руку протяни!
- Ну, Тарасов, рассказывай, что сегодня в Городе произошло! Что с командиром? – с ходу взял быка за рога трехглазый, усаживаясь за обшарпанный казенный стол.
Тарасов, для начала взял свободный стул, придвинул его вплотную к столу, уселся, махнул мне рукой, чтобы я присоединялся, и только потом ответил:
- Беда, Феофанов, и беда страшная! В Городе переворот! Всем заправляет полковник Тропинин!
- Сука! – выдохнул Феофанов. – То-то они с полудня пытаются на объект пролезть! Ур-р-роды!
- А командир наш, Петр Лексеич, погиб! – продолжил Тарасов. – Вот он! – капитан ткнул в меня пальцем, - был свидетелем!
Блуждающий взгляд Феофанова остановился на мне, и я вдруг с ужасом увидел, как открывается его налобный глаз. Глазик был черно-матового цвета, без всякого намека на зрачок. Я думал, что уже ничему в этом городе не удивлюсь и не испугаюсь, но тут по телу побежали мурашки.
- Вот как! – проскрипел Феофанов. – У нашего командира, оказывается, родственник есть! Похож, похож, но стержень не тот, совсем не тот! Хлипче, но в последнее время закалился!
Страшный глаз медленно закрылся, и капитан помотал головой, выходя из транса. У меня по спине тек холодный пот.
- Вот как! – продублировал Феофанов уже нормальным голосом, глядя на меня нормальными глазами. – И кто же это?
- Он тоже Макаров, - в некотором обалдении пояснил Тарасов. Видимо Володя видел сослуживца в таком состоянии впервые. – Внучатый племянник нашего командира. Зовут Алексеем. Алексей! Расскажите, пожалуйста, капитану Феофанову, что утром произошло в Управлении.
Я кратко пересказал события длинного дня: мой визит в Управлении, разговор с Макаровым, программная речь Тропинина, убийство Петра, арест, камера в подвале, налет ренегатов, их смерть, новая камера и, наконец, совместный побег. О беседе с призраком я умолчал. Тарасов тоже не стал напоминать об этом инциденте.
Феофанов выслушал меня чрезвычайно внимательно, кивая в кульминационных местах. Тарасов тоже заслушался, ведь некоторые факты и он слышал впервые. Когда я закончил, Володя дополнил мою повесть докладом о том, что его и Первая роты были подняты по тревоге, взяли штурмом здание Управления, почти дошли до кабинета Тропинина, но затем к противнику подошло подкрепление – мальчишки-сканеры, и Черную стражу смяли. Очнулся он уже в камере.
- Подводя итог, скажу – мы по уши в дерьме! – резюмировал Феофанов. – Какие будут предложения?
- Вот с этим мы к тебе и шли! – немного оживился Тарасов. – Только, слышь, Коля, постарайся отнестись к нашему предложению спокойно! Алексей, говорите!
Удивленный таким вступлением, Феофанов повернулся ко мне. На его лбу снова стал открываться третий глаз. Но, не дожидаясь окончания этого пугающего представления, я торопливо, сбиваясь и путаясь, стал излагать план «ядерного шантажа». Пожалуй, на Феофанова мое предложение произвело гораздо более сильное впечатление, чем не так давно на Тарасова. Сказывалось то, что он отвечал за сохранность объекта. Да и видимо, сам принцип «угрозы действием» с трудом пролагал себе дорогу в умах этих «детей природы». Эх, вот что значит половину «прекрасного» двадцатого века просидеть вдали от цивилизации!
Феофанов от избытка чувств даже вскочил и стал нервно прохаживаться вдоль стены. Когда он шел на меня, я видел, как его «чудо-глаз» то открывается, то закрывается. А когда капитан шел от меня, было заметно, как на его спине, где-то пониже лопаток шевелится что-то, у нормального человека отсутствующее.
Однако, этих, гм… людей не зря поставили командовать ротами. Думать они умели куда быстрее своих подчиненных. Феофанов, впрочем, как и Тарасов, довольно быстро сообразил выгодность нашей позиции при переговорах с мятежниками.