Здесь мне даже глаз прикрывать не потребовалось, чтобы увидеть, как та самая огненная колючая проволока выходит из-под пальцев читающих...
- Что это? - спросил я шепотом у инока.
- Можешь говорить нормально. Они всё равно ничего не слышат, - инок прошел меж двух монахов и выглянул наружу, перегнувшись через резные перильца.
И правда: монахи - старый и седой, как дед Мороз, а другой совсем пацан, такой же, как Софроний - даже не пошевелились.
- Это транс, - сказал инок, глядя вдаль, на что-то, видимое ему одному. - Они читают Псалтирь.
Каждый экземпляр - раритет, написанный от руки, - определил я. - На вид - очень древние.
- Они хранят остров от древнего зла, - теперь догадка казалась очевидной. - Их плетения... Они не дают злу вырваться на волю.
- Моя смена начнётся с заходом солнца, - кивнул Софроний. - Длится она двенадцать часов, без перерывов на обед, чай и туалет. Это похоже на сон, в котором ты всё равно устаёшь, словно и не спишь вовсе. И всё, что там, во сне, происходит - случается и наяву, но только с тобой одним.
Сразу вспомнились навки, бой с василиском и утопленники.
- Я знаю, о чём ты говоришь.
- Я знаю, что ты знаешь, - криво улыбнулся инок. - Иначе я бы тебя сюда не привёл, - отвернувшись к горизонту, он продолжил: - Мне кажется, я здесь уже десять лет. Жизнь - не жизнь, а одно лишь служение.
- Кажется? - переспросил я.
- На самом деле - два года, - инок смотрел на озеро так, словно испытывал отвращение.
- И у меня тоже самое, - я подошел к самым перилам. От высоты и простора невольно закружилась голова. - Шеф говорит, что мы прибыли вчера, а по моим ощущениям прошло дня три, или четыре...
- Просто для нас время течёт по-другому. Всё дело в ключевых точках. Для меня это - келья. Просыпаюсь к заутрене, вечером - смена. И так - каждый день. А как у тебя?
- Спальня в тереме. Каждый раз меня будит семнадцатилетняя девчонка.
- Хорошенькая?
- Не без того.
- Значит, тебе повезло больше, чем мне.
Инок отлепился от перил и пошел к двери на лестницу. Взглядом позвал меня...
- А ты тоже сражаешься с чудовищами? - спросил я, спускаясь за ним.
- В-основном, с бумажными, - чернец передёрнул плечами.
- Это что? Ловушка? Подстава такая? Ловят людей и заставляют крутиться в этой временной петле?
- Это дар, - отрезал инок. - Ему нельзя сопротивляться.
- Но ты можешь уйти, - сказал я в спину Софронию. - Сесть на пароход и вырваться из этой петли...
- Наверное, - чернец пожал тощими плечиками. - Только какой смысл?
- Вот ты где! - как только мы с иноком вышли из колокольни, на меня, как коршун, налетел Алекс. - Ищу тебя, ищу. Думал уже пепел веничком собирать...
- Всё в порядке, - сдержанно ответил я.
Значит, шеф обо мне беспокоился, - мысль была не лишена приятности. - Но всё равно без малейшего сомнения привёз сюда, на святую землю...
- Интересный ты человек, рядовой Стрельников, - из-за угла широкими шагами вышел отец Онуфрий. - Мне ещё в учебке так показалось: на вид - полный ботан. Но стержень имеется.
- Я уже не человек, - почему я его до сих пор боюсь? - И не рядовой.
- Это Господь рассудит, во время Страшного суда, - добродушно улыбнулся сержант Щербак. - А пока что, перед Богом, мы все рядовые.
Странно, но инок Софроний был прав: побывав в эпицентре силы, месте её средоточия и исхода, я совершенно адаптировался. Теперь плетения ощущались, как лёгкая щекотка, да и подошвы не грозили более воспламениться.
- Вы обещали показать, э... место самой катастрофы, - напомнил Алекс.
Батюшка сержант кивнул.
- Обещал - покажу. Идёмте, - он оборотил грозный взор на инока. - Софроний, евангелие тебе в руки. Опять отлыниваешь?
- Вы же сами велели отроку колокольню показать...
- Показал? Молодец. А теперь геть отседова.
Чернец совершенно неподобающе подпрыгнул, и подобрав полы рясы, резво рванул куда-то за угол монастырского здания. Вполне возможно что там, поправив одежду и вновь приняв степенный вид, он пошел уже не торопясь...
Вопреки ожиданиям, мы не вернулись к воротам. Батюшка-сержант повёл нас сквозь весь монастырский двор к противоположной стене, где была небольшая калиточка. Незапертая.
За ней сразу начинался лес. Густой, тёмный еловый бор.
Шли недолго. Батюшка-сержант впереди, мы с Алексом следом. Перед самым выходом к отцу Онуфрию подкатился какой-то сивобородый монашек и принялся бормотать, что не след настоятелю свои ноженьки белые по камням ломать... Сержант на него так глянул, что старика ветром сдуло.
- Дисциплинка у них тут аховая, - делился впечатлениями настоятель. - Отец Кондрат, царствие ему Небесное, добрейшей души человек был. Слишком мягок для такой должности.
- Однако исправно руководил скитом... сколько же? - на ходу ответил Алекс. - Лет сто пятьдесят? Или сто восемьдесят?..
- От того и пострадал, - заявил отец Онуфрий. - В благодати долго жить нельзя. Душа от этого становится слишком лёгкая, прозрачная да возвышенная. А для борьбы со злом твёрдо на ногах стоять надобно. Отец Кондрат, - сержант привычно перекрестился. - Слишком уж на святость свою полагался. Особливо в конце...
- Хотите сказать, это он виноват в том, что зло пробудилось? - шеф говорил всё более запальчиво. Я его понимал: сержант Щербак на всех так действует.
- То мне не ведомо, - даже рясу он носил, как военный мундир: ни единой складочки, ни единого пятнышка, крест кипарисовый располагается ровно по центру грудной клетки - всё чётко, всё по уставу... - Одно знаю: не удержал его отец Кондрат. В ту ночь, когда зло на землю-матушку выбралось, вся смена полегла.
Я вспомнил монахов, читающих Псалтирь на открытой всем ветрам колокольне.
- Отец Кондрат спас монастырь, да и весь остров, - тихо сказал Алекс. - Об этом никто не говорит, но я уверен, что лишь благодаря ему вы всё ещё живёте на чистом живом озере, а не посреди нового мёртвого моря.
- Заслуг покойного настоятеля я не умаляю, - так же тихо, остановившись с шефом грудь в грудь на узкой тропинке, ответил отец Онуфрий. - Но и вы меня поймите: зло с каждым днём набирает силу. Всё труднее его удержать, братие с ног валятся, пришлось смены сократить.
- Я могу помочь, - с нажимом продолжил шеф. - Вы же в курсе, что я обладаю нужной квалификацией.
Похоже, спор начался задолго до того, как мы с Софронием спустились с колокольни...
- Верю, - кивнул отец Онуфрий. - Но согласия дать не могу.
- И всё только лишь потому, что я - не монах?
- Кесарю - кесарево, - с нажимом сказал сержант.
- У меня люди гибнут, - сквозь зубы процедил Алекс. - Только сегодня мальчонку не уберегли...
- А вы следите лучше. За своими людьми, - невозмутимо посоветовал отец Кондрат. - Пускай дома сидят, по лесам не скачут.
- Да я!..
- Да у меня!..
Они сошлись грудь в грудь, как два бойцовых петуха. При иных обстоятельствах это немало бы развлекло - затруднюсь сказать, на кого бы я поставил... Но сейчас их конфронтация выглядела глупо и попросту неуместно.
- О каком зле конкретно идёт речь? - громко спросил я, подходя на расстояние удара кулака. Рискованно. Но ничего другого я придумать не смог.
Лезть с призывами успокоиться - только кипятку подливать. А что тут случилось, мне и впрямь было интересно.
Удивительно, но мой вопрос произвёл именно то впечатление, на которое я рассчитывал. Петухи разошлись в стороны.
Отец Онуфрий поправлял рясу по одну сторону высокого белого камня, выпирающего прямо на тропинку, Алекс нервно закуривал по другую... Сама тропинка вилась по самому краю обрыва, лететь с него было метров пятнадцать, а внизу - отнюдь не пляж с белым песочком, а усыпанный острыми осколками обрыв, оставшийся после оползня.
- Вот вы говорите: "Лихо одноглазое", - повторил я, сделав кавычки в воздухе. - А что это такое? Какова его сущность? Можете объяснить?
Алекс фыркнул, как дракон, выпуская клуб сизого сигаретного дыма, и отвернулся.
Думал, сержант меня тоже проигнорирует, но тот лишь терпеливо вздохнул и молвил:
- Сие науке неизвестно.
Я немного помолчал.
- Но что-то же там есть, - в глубине души я восхищался собственной смелостью: возражать сержанту Щербаку! Да ребята мне памятник поставят, при жизни... - Монахи плетут заклятья, на острове плюнуть нельзя, чтобы в силовой барьер не попасть.
- Давно это было, - внезапно сказал отец Онуфрий. - Никто и не помнит уже, как на Валаам эти мощи попали. В Предании говорится, что был это сильномогучий колдун, сиречь - некромант. Похоронили в дальней пещере, вокруг заслон поставили. Подробности есть в тексте, что хранится в библиотеке, да мне он без надобности.
- То есть, никто даже не пытался разобраться в его природе, - уточнил я.
- А им не надо, - откликнулся Алекс. - Чтение святой книги помогает - и хорошо. А в божий промысел людям вмешиваться не след...
- В божий промысел никому вмешиваться не след, - запальчиво подхватил отец Онуфрий. - А то ходют тут всякие, потом вещи пропадают.
Понеслась... Я страдальчески отвернулся и устремил взыскующий взор в небеса. Всё напрасно. Их перепалка будет длится вечно, до конца времён...
- Шеф! - заорал я в следующий миг, дёргая Алекса за рукав одной рукой и указывая другой за горизонт. - Вы это видите?
- Дым, твою налево, - коротко ругнулся шеф.
- Лес горит, - подтвердил отец Онуфрий. А потом гневно зыркнул на нас. - Ненарадовка ваша в той стороне?
- В той, - упавшим голосом подтвердил Алекс.
- Думаете, это сельчане лес подожгли? - спросил я.
- Как бы не их самих кто-то поджег, - буркнул шеф, и внезапно приняв решение, развернулся на тропинке. - Нам пора, кадет.