- Убийство у нас, - с порога выдохнул батюшка.
Глава 10
Ночной Валаам на серебристой глади озера, был как сгусток тьмы. Ни единого огонька не светилось в храмах, в церквах, никто не подавал сигналов заблудшим рыбакам...
Причалили мы в той же бухте, что и раньше - отец Онуфрий безошибочно отыскал её в кромешной тьме, по одному ему известным приметам. И только когда нос катера ткнулся в мостки, на берегу затеплился крошечный огонёк - не столько для того, чтобы разогнать тьму, сколько для обозначения того, что нас ждут.
Инок Софроний спустился к причалу, принял верёвку, закрепил и отошел в сторону, освобождая место.
Катер у Алекса был небольшой, и нам четверым - батюшке сержанту, майору Котову, мне и Алексу было тесновато. Я первым выпрыгнул на берег, проверил окрестности - мне-то свет фонаря не нужен - и кивнул остальным.
Убийство в ските - вещь уникальная. Почти как в запертой комнате: посторонних нет, каждый новый человек на виду...
Это в храм или монастырь тянется постоянный поток богомольцев, туристов, да и просто людей, желающих хотя бы на короткий срок стать ближе к Богу.
В скит люди идут за другим. Отрешиться от всего мирского, забыть прошлое, стереть себя, как личность. Принять постриг, а вместе с ним - и жесткий устав, отвергающий всё мирское.
Думать что здесь, на святой земле, случилось убийство, и что совершил его кто-то из своих - было дико.
Хотя ведьма Настасья и говорила, что такое здесь уже случалось. И не единожды.
- Неужели вы настолько не доверяете своей братии? - спросил Алекс отца Онуфрия. - Отправиться ночью, через всё озеро, лично...
- Да некого было послать, - махнул рукой батюшка-сержант. - Как это ни смешно, я - самый мирской из всех. В скиту люди живут подолгу, некоторые - по сорок-пятьдесят лет. Для них сойти с острова - всё равно, что в Геенну огненную ступить.
- Послали бы Софрония, - оброни Алекс.
- Моторка сдохла, - вздохнул отец Онуфрий. - Движок не тянет, а отправлять инока за двадцать вёрст на одних вёслах... - Он развёл руками. - Даже я не настолько жесток.
- Епископ в курсе? - спросил Котов. - Он дал разрешение на расследование?
- Фотий - человек разумный, - кивнул батюшка-сержант. - Он только просил, чтобы всё по-тихому было. По возможности, конечно. Это он посоветовал к господину Голему обратиться - прослышал, что тот в своём имении гостит, и посоветовал. Явление петербуржского дознавателя в такой момент - не иначе, как провидение Божие. А братьев я пугать не стал. Никто ничего не знает.
- А как же Софроний? - спросил я.
- Я обнаружил тело, - сказал инок.
Поднимались по тропинке один за другим, впереди - батюшка, за ним - Софроний, за ними - Алекс с Котовым. Майор светил под ноги фонариком.
Я шел последним.
Где-то над верхушками деревьев парила сова - до нас долетали её ухающие крики. В траве по бокам тропинки что-то вовсю шебуршало, посвистывало, шевелило могучие лопухи. В глубине леса, под соснами, сверкали синие недобрые глазки...
"Провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно".
Цитата была заезженная, но к нынешнем обстоятельствам подходила идеально.
Я помнил остров Валаам днём: светлый, прозрачный, наполненный запахами спелых яблок и нагретой хвои. Сейчас, в ночное время, всё здесь казалось мрачным. За каждым кустом мерещились чудища, ветер веял могильной сыростью, и даже инок Софроний, при свете дня вполне нормальный чувак, сейчас выглядел этаким проводником в Ад - чёрный, узкий, с мрачным, как погребальный саван, выражением на лице.
Скит был погружен во тьму. Луна спряталась за толстым одеялом из туч, так что белые стены казались серым гранитным камнем, ворота темнели чёрным провалом, а двор виделся бездонной ямой, в которую можно ухнуть с головой, да и пропасть.
И только на самом верху колокольни, там, где денно и нощно бдели читающие монахи, тускло поблёскивала одинокая лампада.
С берега её видно не было, а у стен монастыря она виделась одинокой звездой, повисшей низко над горизонтом.
Улучив момент, я подошел к Софронию и сунул ему в руку оберег ведьмы Настасьи.
- Колдовство, - инок помял в пальцах мешочек, и вернул мне.
- Возьми, - я вновь пихнул оберег парню. - Он поможет выбраться из петли.
- Спасибо, - чернец спрятал руки в рукава рясы.
- Не разорвав петлю, ты скоро умрёшь, - долго убеждать парня я не мог. Остальные были рядом, а мне почему-то не хотелось, чтобы нас слышали.
- На всё воля Божья.
- Думаешь, Он поможет тебе выжить?
- Не в этом дело, - спокойно улыбнулся инок. - Он сделает так, чтобы всё было правильно.
- На Бога надейся, а сам не плошай, - привёл я последний, пришедший на ум аргумент.
- Ты не понимаешь, - он закатил глаза, как нетерпеливый подросток, честное слово! - Господь УЖЕ позаботился обо всём. Он же привёл вас сюда, не так ли?
- Мне казалось, мы сами пришли...
- Думай, как хочешь, - инок вошел в высокое тёмное строение, из которого пахло кишечными газами и хлевом.
Здесь можно было зажечь свет.
Невдалеке от входа, в загоне с низким бортиком, сонно похрюкивала крупная хавронья. К её толстому боку притулилось больше дюжины поросят. Они дружно сосали, ритмично двигая пятачками.
Дальше угадывались тени нескольких бурёнок, мерно пережевывающих свою жевачку даже во сне.
Идя по неширокому, застланному досками проходу, я наткнулся на пристальный взгляд желтых глаз с квадратными зрачками и вздрогнул.
Чёрный громадный козёл с белёсыми от старости рогами злорадно усмехнулся и дёрнул коротким хвостиком...
Тело лежало в конце хлева, у дальней стены. Здесь была навалена куча навоза - от неё исходил тёплый пряный животный дух, стояла трёхколёсная тачка, наполненная тем же пахучим содержимым, и валялась широкая лопата.
Монашек лежал лицом вниз, разбросав ноги в ярких синих с белым кроссовках. Тело его наполовину скрылось под осыпавшимися катышками.
Отец Онуфрий широко перекрестился, беззвучно шепча молитву. Инок Софроний стоял молча, опустив руки вдоль тела, и казался чёрным столпом.
- Это инок Сергий, - тихо, словно страницы прошелестели, пояснил Софроний.
- Насколько я знаю, инокам по обету полагается носить сандалии, - Алекс смотрел не на умершего, а на отца Онуфрия.
- У Сергия было плоскостопие, - пояснил Софроний. - Епископ Фотий разрешил ему неуставную обувь.
На первый взгляд всё выглядело довольно мирно - если так можно выразиться о месте преступления. Никаких следов борьбы, колюще-режущих предметов... Можно было подумать, что человеку просто поплохело за работой - сердце прихватило, например.
Но я уже чуял тонкий, сладковатый и медный запах человеческой крови. Она впиталась в навоз, была почти незаметной, но в том месте, где находились голова и грудь жертвы, зеленовато-желтая субстанция заметно потемнела.
- Нужно здесь всё осмотреть, сфотографировать и описать, - сказал Котов.
- Да-да, - кивнул батюшка-сержант. - Конечно. От нас что-нибудь требуется?
- Эх, не по закону действуем, - вздохнул майор. - Сюда бы криминалистов, патологоанатома, протокол составить...
- Епископ Фотий особенно просил обойтись без посторонних, - мрачно ответил батюшка-майор. - Я и вас-то под свою ответственность провёз.
Майор уже развил бурную деятельность.
Сдёрнув с стога сена чистый брезент, он расстелил его на полу, а потом принялся осторожно откапывать тело.
- Может, воды принести? - спросил Софроний.
- Да, - не глядя согласился Котов. - А ещё бумаги. Чтобы писать.
- А вот и причина смерти, - Алекс наклонился над трупом, заложив руки за спину. - И патологоанатом не нужен.
Затылок парня был буквально вдавлен внутрь, превратившись в мягкое неприятное месиво.
Взявшись втроём, мы перенесли тело на брезент, уложили в той же позе - вниз лицом. Я только успел заметить, что инок Сергий был примерно ровесником Софрония. Не больше двадцати.
- Судя по тому, что окоченение прошло, инок пролежал здесь довольно долго, - сказал Котов.
- Его не было на вечерней литургии, - кивнул отец Онуфрий. - Софроний вызвался узнать, чем было вызвано отсутствие. Они были близки с Сергием. Рясофорные монахи, почти ровесники...
- В послушание Сергия входила чистка хлева? - спросил Алекс. Я так понял, что он неплохо разбирался в монастырской жизни.
- Не я был его наставником, - качнул головой сержант-батюшка. - А... при чём здесь это?
- Его убили не здесь, - вместо Алекса ответил Котов. - Крови слишком мало. К тому же, он слишком аккуратный для такой, э... неприятной работёнки.
- Подошвы кроссовок не выпачканы, подол рясы чистый, на руках нет рукавиц, - перечислил Алекс.
Отец Онуфрий кивнул.
- Я что-то такое и подозревал, - медленно проговорил он, кивая в такт своим словам. - Как только увидел - сразу подумал, что убийство пытались замаскировать под несчастный случай. Но слишком небрежно, неумело.
- Или... - шеф посмотрел на батюшку и вытянул губы трубочкой. - Или убийца был уверен, что ему всё сойдёт с рук. Кто-нибудь, кроме вас с Софронием в курсе? - он кивнул на труп.
- Только иерей Фёдор. Он присматривает за животными. Но я лично попросил его никому не говорить.
Шеф кивнул и задумчиво уставился на лопату. Та была воткнута в кучу навоза, и судя по травме, вполне могла послужить орудием преступления.
Протянув руку, я выдернул лопату из кучи и направил лезвие к свету.
- То же самое, - пробормотал Котов, внимательно осматривая, чуть не обнюхивая, инструмент. - Лопата была оставлена специально: работал, мол, инок, исполнял урок, и вдруг прихватило сердце...