- Для того, чтобы придумать ману, нужен особенный талант, - сказал я. - У меня вот, сколько Алекс ни бился, не получается.
- Хватает тех, кто умеет это делать от природы.
- Но ведь им запрещено произносить маны вслух.
- Да. Но ведь можно пользоваться чужими. Это гораздо легче: кто-то придумывает, записывает, а ты - читаешь.
- Заклинания! - до меня дошло. - Это маны, придуманные кем-то другим.
- Странно, что наставник тебе этого не говорил.
- Да мы как-то на другом специализируемся. Он дознаватель.
- Если не пользоваться магическим даром, он выжжет тебя изнутри, - в глазах Алевтины отражались звёзды. Зрачки её были тёмными, глубокими... Как колодцы. В которых я совсем не против был утонуть.
- Я стригой. Всё, что в моей душе могло выгореть - уже выгорело.
Неожиданно я споткнулся и чуть не упал. Руки разжались сами собой, Алевтина легко соскочила на землю. А потом обняла меня за шею и прижалась всем телом.
- Ты многого о себе не знаешь, - прошептала она возле моих губ. Я чувствовал биение её сердца, её горячее дыхание. - Тебя убедили, что ты - ходячий мертвец. А это вовсе не так... - её губы были мягкими, чуть солёными и податливыми. У меня закружилась голова.
- Я - нежить, - сказал я, когда смог восстановить дыхание. - Временами я становлюсь холодным, словно труп. И тогда мне нужна кровь. Лишь она поддерживает во мне видимость жизни. Тебя это не пугает?
- Я убила родителей, когда мне было девять, - сказала Алевтина.
Я вздрогнул и чуть не разжал объятий. Но вовремя посмотрел ей в глаза: в них было столько вызова, и в то же время - страха. Страха того, что я её оттолкну. Да и в конце концов! Кто я такой, чтобы судить?
- Как это произошло? - в горле пересохло, но я с собой справился.
- Отец был алкоголиком, - она высвободилась сама и сделав шаг в сторону, отвернулась.
Мы стояли на опушке. Невдалеке поблёскивали воды озера, чуть ближе светилась лампада на веранде нашего терема. В остальном было темно. Тот предрассветный час, когда луна уже скрылась, и звёзды потускнели, но рассвет ещё не пришел. И на некоторое время - на полчаса, на час - становится темно, как в самой преисподней.
- Однажды он пришел домой очень поздно, был сильно пьян. Я уже спала... Но он вломился в мою комнату и попытался... Попытался... Он сорвал с меня одеяло и хотел содрать пижаму, я испугалась и закричала. Прибежала мама и начала его оттаскивать. Отец её ударил, а потом повернулся ко мне...
Алевтина обхватила себя руками за плечи - я видел бледные кончики пальцев. Волосы её подрагивали, когда девушка говорила.
Сделав шаг, я обнял её, очень осторожно, и прижал к своей груди.
- От страха у меня случился выброс, - сказала она, стоя ко мне спиной.
- Что это такое?
- Спонтанный магический всплеск. Я не знала, что у меня есть дар... Никто не знал. Я - стихийница.
- Ты - огненная богиня, - прошептал я Алевтине в ухо.
- Тогда сгорела вся наша квартира. Мама... Она пыталась меня защитить, но я... не смогла справиться. Она была не виновата, она любила меня. А я...
- Ты не виновата, - я поцеловал её в тёплый висок. - Ты не могла себя контролировать.
Через это признание Алевтина стала мне ближе, роднее. Я понимал: она тоже стояла одной ногой во тьме...
- Для этого ведьмам нужны предметы, понимаешь? Карты, пентаграммы, что угодно.
Я вспомнил, что в Москве ведьма Матрёна навешивала на себя уйму украшений. Тогда я об этом не задумывался, но вероятно, они-то и служили для концентрации природных ведьминских сил.
- Потом меня отдали в детдом, а оттуда забрала Настасья. Она вырастила меня и научила всему, что я знаю. Она привела меня в ковен. Когда мы тебя ждали... - Алевтина взглянула лукаво, с полуулыбкой. - Ты же понимаешь: мы знали, что ты придёшь... Настасья поделилась, что хочет стать твоей учительницей. Она сказала, если в нашем ковене будет маг-мудрец, то мы станем сильнее всех.
- Я не могу, - тихо сказал я. - Алекс спас мне жизнь, он... мой друг. Я не могу его бросить.
- Я понимаю, - Алевтина развернулась в моих руках и потянулась к моим губам. - Но представь: как было бы здорово...
Когда мы всходили на крыльцо, я молился о том, чтобы никого не встретить. Уши у меня горели, как у подростка. Дыхание спирало от одной мысли, что сейчас мы, держась за руки, поднимемся в мою спальню... Только бы никого не встретить! Пусть всё остаётся, как есть. Хотя бы сегодня ночью, пусть всего на несколько часов.
Пускай Алекс с Владимиром побудут на Валааме, Котов продолжает руководить ЧС-никами, Чумарь уматывает в свою Москву...
Проходя мимо лампады, выставленной прямо на доски веранды, я подумал, что её оставила Антигона. Специально для меня.
Она знала, что я пошел в лес, и оставила на пороге дома крошечный светлячок. Знак, что меня помнят и ждут.
Антигона... Я почувствовал, как рука, сжимающая ладонь Алевтины, становится горячей и потной.
А Бог с ней. Всё равно у нас ничего не выйдет.
Толкнув дверь, не выпуская руки Алевтины, я вошел в горницу и начал подниматься на второй этаж, в свою спальню.
Глава 15
Утро оказалось именно таким, как я представлял в мечтах. Ну, почти таким...
Вместо привычного солнца в окна бил шквальный ветер, а со стороны озера слышались грохочущий рокот волн и тоскливые крики чаек. Небо затянуто тучами - я видел его кусочек с того места, где лежал, на узкой односпальной кровати, в углу небольшой спаленки.
Зато всё остальное было зашибись!
В тереме стояла тишина. Никто не орал, требуя срочно отправляться на рыбалку, охоту или к чёрту на рога. Никто не самовольничал в моей комнате, сдёргивая с меня одеяло и открывая балконные двери, чтобы впустить свежий холодный воздух.
Мне никуда не надо было спешить...
И самое главное: рядом, уткнувшись мне в шею и обняв, спала Алевтина! Её ровное дыхание щекотало шею, её упругая грудь... Впрочем, это никого не касается. То, что случилось этой ночью - это только моё. Наше с Алевтиной. Что бы ни случилось дальше, я буду хранить эти воспоминания, как драгоценную жемчужину.
Кстати о жемчуге.
Скосив глаза, я убедился, что подарок Светлейшего князя лежит там же, куда я положил его перед тем, как...
Снять их попросила Алевтина. Сказала: а вдруг нитка порвётся? Я послушался и положил их на тумбочку, рядом с масляной лампой.
Теперь мне смутно показалось, что чего-то не хватает. Кажется, жемчужин в чётках было несколько больше... Но я могу и ошибаться. Считать, сколько их осталось, никакого желания не было.
В тот момент, когда я решил не заморачиваться с чётками, Алевтина проснулась. Прерывисто вздохнув, она потянулась всем телом - на узкой кровати для нас двоих места было маловато, но мне понравилось.
- Доброе утро, - прошептал я, прижимая девушку к себе. - Как спалось?
- Замечательно.
Разумеется, я тут же забыл о чётках, Алексе, Антигоне и вообще обо всём. На некоторое время. Довольно продолжительное, надо признаться...
Удивительно то, что мне не хотелось есть. В смысле - питаться. Точнее, пить.
Поясню: с тех пор, как я стал стригоем, утреннее пробуждение было самым тяжелым временем. Я просыпался так, словно восставал из мёртвых - со всеми вытекающими... Казалось, что тело высохло, как старая туалетная бумага. Глаза походят на два сморщенных шарика, язык - кусок пемзы, зубы шатаются. Кости трещат, как дрова в прогоревшем камине. Каждая клетка тела болит по-особенному, отдельно от других.
Это напоминает ломку наркомана - во всяком случае, по описаниям очевидцев. И длится до тех пор, пока я не приму дозу... Не обязательно крови, подходит любая пища: энергия людей и животных, главное, чтобы это было что-то живое.
Я научился брать понемногу, только излишки. Точнее, учусь. Пока не всегда срабатывает.
Обязанность следить за тем, чтобы у меня всегда была кровь, добровольно взяла на себя Антигона - после того, как обнаружила в нашем саду целую стаю дохлых голубей...
Они любили отдыхать на крыше старого Алексова особнячка, и вот однажды, проснувшись в пустом доме, я не отыскал ничего "съедобного" и высосал энергию из птиц. Досуха.
Сейчас, лёжа в кровати с Алевтиной, я с удивлением понял, что не чувствую жажды. У меня ничего не болит, нет свербящего, сводящего с ума ощущения ломки - когда кажется, что ещё секунда - и я не выдержу. Рассыплюсь, как статуя из песка.
Я не стал анализировать это ощущение. Точнее, инстинктивно я и так понимал, отчего мне так хорошо. И просто наслаждался.
К сожалению всему, даже очень хорошему, рано или поздно приходит конец.
Лёжа в постели, мы с Алевтиной слушали, как просыпается терем. Заскрипела деревянная лестница, заходили половицы в горнице, запахло дымком из печи. Затем хлопнула дверь чёрного хода, со стороны озера послышались голоса.
Антигона, - узнал я. - И Чумарь. Неужели, они - тоже?..
Об этом думать совсем не хотелось.
А на улице, между прочим, бушевала гроза. Пока мы с Алевтиной были заняты друг другом, небо окончательно нахмурилось, и последние полчаса мы слушали дробный стук капель по тёсовой крыше.
Лежать в тёплой постели под шум дождя - это очень приятно...
- Где тут у вас умываются? - прервала мои счастливые мысли Алевтина.
- Вообще-то во дворе, - привстав, я посмотрел в окно и содрогнулся. Гнать гостью к умывальнику в такую погоду... - Но я лучше принесу воды сюда.
Как в лучших домах, под кроватью стоял эмалированный горшок, который я ещё в первый день задвинул в угол, как можно дальше. А на комоде - ему в пару - большой кувшин, разрисованный алыми маками, и такой же тазик.
Раньше я с предубеждением относился к умываниям в тазу, но сейчас он мог решить проблему утренней гигиены.