Идти по лесу было неудобно. Несмотря на то, что я отлично видел в темноте, под ноги всё время бросались какие-то корни, кочки, ямки и гнилые брёвна. Руки через пять минут были исхлёстаны крапивой. Прямо на щёку мне прыгнул откормленный крестовик, и только после того, как меня выпутали из паутины - хозяина оной сердобольный Гриня сберёг на ствол сосны - я заметил, что и наш проводник и Антигона размеренно машут длинными еловыми ветками там, где собираются идти...
- А теперь тихо, - скомандовал Гриша, когда завёл нас, как мне казалось, в самую беспросветную глушь. - Хоронитесь за вон тем брёвнышком и ждите. А я с той стороны их на вас погоню...
Перед нами махнул яркий лисий хвост, и Гришка исчез в темноте.
- Интересно, а как он в небольших зверей перекидывается? - шепотом спросил я. - Ну, закон сохранения массы никто ведь не отменял... Куда девается остальной Гришка, когда он превращается в тридцатикилограммового лиса?
- Тут чудеса, тут леший бродит, русалка на ветвях сидит... - таким же шепотом ответила Антигона, устраиваясь среди лопухов, за громадной поваленной елью. - Не спрашивай того, что разум постичь не могёт. Во всяком случае, не у меня.
- А у кого?
- Да есть один умник. Всё пытается грань между наукой и магией вычислить. Может, когда и встретитесь. Ну всё, помолчи, - скомандовала девчонка, когда я тоже уселся в траву. Трава была влажная от выпавшей росы, с острым режущим краем. - А то навки не придут.
Ждали мы, наверное, долго. От холода я не страдал, но зато напала дикая сонливость. Глаза натурально слипались, на веки словно уронили по мешку песка. От стараний не заснуть лицо онемело, а тело сделалось тяжелым, как колода.
- Обхитрил нас Гришка, - хотел я сказать Антигоне, когда бороться со сном сделалось совершенной пыткой. - Оставил в лесу, а сам в терем вернулся и пироги жрёт.
Но не успел. Потому что показалось, что я что-то вижу...
Глава 3
На фоне тёмных деревьев полянка казалась светлым серебряным пятаком. В лунном свете поблёскивала мокрая от росы трава, по ней шли волны от едва заметного ветерка.
И вот в этой траве, на фоне тёмной опушки, заколыхалось нечто зыбкое, эфемерное, как туман. Я протёр глаза. Широко известный факт: если долго таращиться в темноту, что угодно может примерещиться.
Но вдруг теней сделалось больше. И не тени это были, а светлые контуры девичьих фигур, будто бы в платочках и сарафанах.
Девки водили хоровод.
И ещё один момент: тишина в лесу была весьма условного качества. Свиристели сверчки. Пели ночные цикады. Где-то гулко гу-гукал филин Николаич.
Глядя на хоровод, я начал понимать, что лесные звуки складываются в тонкую мелодию, под которую и ведётся призрачный танец.
Справа от себя я почувствовал движение, и обернувшись, офигел окончательно: под лопушком, на мягкой хвойной подстилке, сидел целый оркестр: кузнечик с крохотной скрипочкой, две лягухи - раздуваясь, горловые мешки их издавали звуки наподобие барабанного боя, и мужичок-с-ноготок, с дудочкой.
Заметив, что я на них смотрю, мужичок в красной шапке с белыми пятнышками подмигнул, а потом прикрыл глаза и повёл томительно-нежную мелодию, от которой почему-то захотелось плакать.
Девки на поляне становились всё реальнее. Я уже различал цвета сарафанов, вышивку на рукавах белых рубашек, пригожие румяные личики...
Пятки зачесались. Захотелось, отринув мирскую суету, впрыгнуть в их круг, завертеться, закружиться, да и остаться с ними насовсем. Сделаться пустым и лёгким, как пёрышко...
Забыв обо всём, об Антигоне, о наказе Гришки вести себя ниже травы, я встал и шагнул на поляну. Я боялся, что девки окажутся галлюцинацией, сном усталого разума, но нет.
Они тоже меня увидели. Румяно заулыбались, протянули руки, зазывая в хоровод. Одна, чернявая красотка с косой до пяток и огромными, как плошки, глазами, сорвала с головы красную ленту и повязала мне на руку...
- Эй, соня, всю жизнь проспишь.
Я повернулся на другой бок и крепко зажмурился. Пахло проглаженными раскалённым утюгом простынями, свежим сеном и сосновыми досками.
- Шурик, ёрш твою налево, там шеф уже бесится. Задание у него...
- Мы в отпуске, - пробормотал я в подушку.
- Да ему фиолетово, в отпуске или на службе. Вожжа попала, понимаешь?
Я понял, что просыпаться придётся, и открыл глаза. Сладко потянулся - так крепко я не спал, наверное, с той поры, как меня выпустили из гроба.
Точнее, с тех пор, как стал стригоем... Обычный мой сон походил на летаргию, на онемение всех членов, при абсолютно бодрствующем разуме, и давал не отдохновение, а ощущение тяжелого похмелья, сидения на дне бочки, заполненной волглым туманом и протухшей водой.
Сейчас я ощущал себя совершенно отдохнувшим, выспавшимся - совсем, как в детстве, на каникулах, когда каждый новый день сулит свежую радость: знакомство с щенком, новую рогатку...
- И чего ему приспичило с утра пораньше?
Спросил я так, для проформы. Потому что и сам уже хотел вскочить, с разбегу окунуться в синие воды озера, и разрезая плечом ледяную свежесть, плыть, куда глаза глядят...
- Староста вчерась о василиске сказывал, - мне кажется, или в говоре Антигоны прорезались мягкие и напевные, совершенно местные нотки?
- О василиске?..
- Завёлся тут один в окружных лесах, - убедившись, что я проснулся, Антигона подошла к окну, распахнула шторы, открыла узкую балконную дверку, впустив мягкий озёрный бриз и крики чаек. От этих криков ещё больше захотелось окунуться, и я, пользуясь тем, что девчонка стоит спиной, откинул одеяло и принялся искать штаны. - Терроризирует население окрестных деревень, скотину портит...
- Странно, - я никак не мог найти свои джинсы. - Что-то в этом духе мы в газете читали, помнишь?
- Так то байка была, - отмахнулась Антигона. - А здесь - художественная правда.
Перед моими глазами мелькнуло что-то красное. Сфокусировав взгляд, я уставился на шелковую красную ленту, повязанную на моё предплечье, и окаменел. Не хуже той скотины, которую испортил василиск.
Мгновенно вспомнился и поход в лес под присмотром неугомонного Гришки, и танец призрачных девок на поляне...
Антигона отвернулась от окна, и тоже уставилась на ленту. Портки я к этому времени успел натянуть, и то слава Богу.
Я никак не мог угадать: с каким чувством она на меня смотрит. То-ли обидеться хочет, то-ли в морду дать...
- Ходил-таки, - сказала она наконец. - Ну-ну..
- Куда? - ошарашенно спросил я. Я на сто двадцать процентов был уверен, что лес, танцы на поляне и крохотные оркестранты были сном. Порождением моего усталого воображения.
- А в деревню, к девкам, - охотно пояснила Антигона. - Гринёк тебя и так, и сяк вчерась зазывал... Дискотека у них была, в доме культуры.
- Мы вчера в лес ходили, - неуверенно заявил я. - Ты, я и Гришка. Навок смотреть...
- Не знаю никаких навок, - категорически отрезала Антигона. Я только сейчас заметил новую причёску. Вместо афро-косичек - две толстые, как полено, вполне себе русские рыжие косы. - Я после ужина спать пошла. Ты сказал, что тоже, и поднялся сюда, в свою спальню... Шеф со старостой внизу остались, о делах калякать. Гринёк в деревню побёг. Только видать, не в деревню, а под твой балкончик его принесло. А ты по стеночке спустился, и вместе уж на танцы и рванули...
Может, она обижается, что с собой не позвали?.. - подумал я. Но тут же себя одёрнул: застрелите меня, а никаких танцев в доме культуры я не помню. Перед глазами стоит поляна, призрачный хоровод и кузнечик со скрипкой.
- Звезда моя! - могучий рёв с первого этажа прервал раздумья. - Долго мне ещё ждать?..
- Давай, давай, шеф прохлаждаться не любит, - Антигона протянула мне майку с логотипом Металлики, затем - щётку, пригладить вихры, и вытолкала из спальни.
Напоследок она стянула с моего предплечья красную ленту и запихала мне же в задний карман джинсов.
Стоя посреди горницы, Алекс нетерпеливо притопывал ногой и бросал на лестницу гневные взоры.
Шеф был орёл. На плечах - камуфляжная куртка, за плечами - инкрустированных серебром приклад любимой винтовки. Плотные штаны заправлены в высокие сапоги, начищенные так, что в голенища можно смотреть, как в зеркало. Голова повязана пиратского вида красной косынкой, поверх которой надета охотничья кепка.
- Ты что, мон ами, в таком виде на охоту собрался?
Я оглядел себя. Джинсы, майка - вот и вся одёжа. Ноги босы. Вчера я намочил кроссовки, и они ещё не просохли.
- Мы же в отпуске, - неуверенно проблеял я, впрочем прекрасно понимая, что отвертеться не получится.
- Лучший отдых - это смена деятельности, - наставительно изрёк шеф. - Меняем призраков на настоящих чудовищ.
- Значит, про василиска Антигона не сочиняла?
- Василиск или не василиск - ещё предстоит выяснить, - Алекс взял меня за руку, и как маленького, повёл к лавке, на которой лежали выцветший брезентовый пыльник, в народе известный как плащ-палатка, и старый залатанный тельник. Рядом стояли матёрые, видавшие виды кирзовые сапоги. - Одевайтесь, кадет.
- Это чьё?
- Староста одолжил. Не боись, всё ношеное, проверенное. Лес чужих запахов не любит.
- Вы-то в своём, - буркнул я.
- А кто сказал, что я в местном лесу - чужой?
Крыть было нечем.
Опасения, что от одёжы с чужого плеча будет нести мужским резким потом, не оправдались. От тельника пахло сухими травами и немного болотом, а от плащ-палатки - спелыми еловыми шишками. Кирзовые сапоги пришлись впору.
На крыльце - том, что смотрело на лес, парадном, - маялся Гришка. Мне очень хотелось расспросить его насчёт вчерашнего, но при шефе я стеснялся: а ну как на смех подымет?