Убийство Г. Е. Распутина как важный этап заговора
Убийство в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. Григория Ефимовича Распутина представляет собой одну из самых таинственных страниц русской истории ХХ века. По поводу этого преступления написано множество книг и воспоминаний, которые, однако, мало приблизили нас к выяснению причин и обстоятельств этой трагедии. Не выходя за рамки настоящего труда, мы коснёмся этих причин исключительно с позиций изучения заговора против Императора Николая II.
Почему был убит Г. Е. Распутин? До сих пор на этот вопрос нет ясного вразумительного ответа. Долгие годы этим ответом служили объяснения убийц сибирского крестьянина. Объяснения сводились к тому, что Распутин был «дьяволом во плоти», «колдуном», подчинившим своему влиянию царскую чету и фактически управлявшим империей. Убить Распутина, объясняли князь Ф. Ф. Юсупов, В. М. Пуришкевич и иже с ними, было просто необходимо во имя спасения монархии. Если учесть, что долгое время не было никаких серьёзных трудов по изучению личности Г. Е. Распутина, объяснения убийц воспринимались как аксиома.
Однако начиная с конца ХХ века стало выходить все больше научных работ, посвящённых Г. Е. Распутину. В первую очередь здесь следует отметить труды д. ист.н. А. Н. Боханова{384}.
А. Н. Боханов справедливо пишет: «Ни в какой иной теме по истории России, как в теме о Распутине, вульгарная заданность сочинителей всех мастей не проступает так наглядно. „Распутиниада“, „распутинщина“ давно стали обиходным мифом, питаемым не только историческим невежеством производителей и потребителей, но и неприкрытым коммерческим расчётом»{385}.
Труды А. Н. Боханова и иных авторов убедительно доказали, что многочисленные утверждения об огромном влиянии Г. Е. Распутина на государственные дела, какой-либо его контроль над Государем и Государыней, а также пьяные дебоши — на деле оказались лживыми домыслами и клеветой. Одновременно стали выясняться и другие странные и малопонятные вещи. Оказывается, в убийстве Распутина активную роль сыграла английская разведка. На этом фоне версия убийц Распутина предстала полностью несостоятельной.
Последующие попытки исследователей-недоброжелателей Распутина скорректировать версию убийц, приписав убитому ко всем прочим грехам ещё и стремление заключить сепаратный мир с немцами, оказались также беспочвенны. Последним примером этого является книга О. А. Шишкова «Распутин. История преступления»{386}. Несмотря на то что автор цитирует ряд интересных документов, всё, что касается якобы участия сибирского крестьянина в посредничестве или даже в подготовке сепаратного мира с немцами, построено на домыслах и фальсификациях, родившихся ещё при жизни Распутина. Доказывая возможность участия Распутина в деле заключения сепаратного мира, О. А. Шишков ссылается на главного германского организатора диверсий в России барона Люциуса. Сам Люциус черпал подобную информацию о Распутине из газеты «Воля России», которую, по информации того же Шишкова, сам же Люциус и финансировал. Не легче ли было бы предположить, что немецкий разведчик просто отслеживал, как финансируемая им газета справляется с публикациями нужной дезинформации? Вот лишь один пассаж той «достоверной информации» из «Воли России», на основе которой Люциус, по мнению О. А. Шишкова, делал свои выводы о Распутине. «Вся группа людей вместе с германскими агентами поставила своей задачей обработать Распутина в направлении того, чтобы он возглавил вместе с царицей движение за мир с Германией»{387}.
Любому здравомыслящему человеку должно быть понятно, что речь идёт о германской пропаганде, направленной на очернение имени Императрицы, то есть на подрыв престижа монархии, что являлось идеологической диверсией в России. Но О. А. Шишков считает, что обработать Распутина немцам не представляло большого труда, так как ещё накануне войны в частных беседах с княгиней Радзивилл (псевдоним писательницы К. Кольбон подтвердил, что он уже год назад сумел убедить царя не начинать военных действий против Австрии{388}.
Е. А. Ржевуская, она же Екатерина Радзивилл, она же «князь Павел Василий», она же Екатерина Колб-Данвина, являет собой особый тип авантюристки, мошенницы и фальсификатора. Ссылаться на неё можно с таким же успехом, как на барона Мюнхгаузена или графа Калиостро. Радзивилл занималась созданием заведомо ложных «романов» и «исторических» произведений о европейских царствующих династиях. Причём её творчество легко можно отнести к жанру «чёрного пиара». Особенно доставалось от Радзивилл Дому Романовых. Впрочем, её ненависть к Романовым будет понятна, если учесть, что в начале ХХ века Радзивилл жила в Южной Африке и была любовницей и сподвижницей основателя «Круглого Стола» Э. Родеса.
Генерал-лейтенант П. Г. Курлов, занимавший в 1909–1911 гг. должность товарища министра внутренних дел и заведующего полицией, писал, что «у Распутина было гораздо более развито национальное чувство, чем у многих его обвинителей в стремлении к сепаратному миру. Обвинение Распутина в измене было столь же обосновано, как и опровергнутое уже обвинение Государыни»{389}.
Ответом на антираспутинское мифотворчество явился ряд работ, указывающих прямо противоположную причину злодейства во дворце Юсупова. Их суть сводится к тому, что Г. Е. Распутин был великим старцем, молитвенником, которому Бог посылал возможность вымаливать здоровье тяжело больного Наследника Цесаревича. Г. Е. Распутин доносил народную правду до Императора Николая II, и поэтому врагам церкви и царя понадобилось во что бы то ни стало его убить.
Мы не будем здесь вдаваться в рассуждения о том, кем был Г. Е. Распутин с точки зрения православного понимания святости. Однако следует отметить, что беспристрастное исследование даёт однозначный ответ: Г. Е. Распутин был человеком глубоко верующим, самобытным, духовно одарённым и лично совершенно бескорыстным. Император Николай II говорил о нём, что это «хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнения и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно».
Не вызывает сомнений и то, что после молитв Распутина улучшалось состояние здоровья Цесаревича Алексея Николаевича даже тогда, когда он был на волосок от смерти.
Полностью сочувствуя идее написания правдивой биографии Г. Е. Распутина, мы тем не менее хотим предостеречь от чрезмерного преувеличения его роли в русской истории, которое просматривается в произведениях некоторых авторов. Из этих произведений можно сделать вывод, что именно Г. Е. Распутин являлся главным человеком в Российской империи. Не следует забывать, что Распутин жил в эпоху Императора Николая II, а не наоборот. Именно волю Императора Николая II выполнял Распутин, а не Николай II выполнял волю Распутина. Конечно, никаким «другом» царской семьи в общепринятом смысле этого слова, как любят именовать крестьянина из села Покровского некоторые авторы его биографий, Распутин не был. У самодержавного монарха друзей не может быть по определению. Дружба предполагает определённое предпочтение одного человека другим, причём этот человек в силу своей дружбы может влиять на решения государя. Дружба предполагает определённое равенство, отсутствие границ в отношениях друг с другом. Определения Распутина как «нашего Друга», встречающиеся чуть ли ни в каждом письме царицы своему супругу, взяты большинством авторов безо всякого критического анализа из сомнительной переписки «Николая и Александры Романовых». Следует сказать, что слова «наш Друг, наш Брат, наш Герой» иногда могут означать: тот, о ком мы говорим, имярек, свой, кого нет необходимости или даже нежелательно называть.
Именно «своим», верноподданным был Императору Николаю II Распутин. Он служил царю верой и правдой, и именно за царя он мученически погиб.
Убийство верного царю Распутина не могло не быть на руку тем, кто стремился к устранению самого Николая II, к крушению русской монархии в целом.
Как показал В. А. Маклаков на допросе судебному следователю Н. А. Соколову, расследовавшему убийство царской семьи, князь Ф. Ф. Юсупов говорил, что так как он занимается оккультизмом, то уверен, что «такие люди, как Распутин, с такой магнетической силой, являются раз в несколько столетий. Никто Распутина не может заменить, поэтому устранение Распутина будет иметь хорошие последствия. Если Распутин будет убит, Императрицу придётся через несколько же дней посадить в дом для душевнобольных, а если Императрица будет сидеть в больнице и не сможет влиять на Государя, то по своему характеру он будет очень недурным конституционным Государем»{390}.
Ещё одно объяснение убийства можно найти в мемуарах того же Юсупова.
Юсупов писал, что сразу же после «отречения» Государя к нему во дворец на набережной реки Мойки в Петрограде пришли Великий Князь Николай Михайлович, М. В. Родзянко и вице-адмирал А. В. Колчак, которые уговаривали Юсупова занять императорский престол. Это предложение, писал Юсупов, «взялось из убийства» Распутина{391}.
Зная обстановку февраля 1917 г., когда власть стремительно ускользала от тех, кто мнил себя вершителями истории, можно не сомневаться, что люди типа Родзянко или Колчака были готовы пойти на любую авантюру, лишь бы вырвать власть из рук своих более удачливых подельников.
Но события, описываемые Ф. Ф. Юсуповым, если только они не являются плодом выдумки князя, произошли уже после убийства Распутина и после февральского переворота. Эти события могли быть последствием, но не причиной преступления во дворце на Мойке.
Предположение же о том, что этой причиной явилась только исключительная сила Г. Е. Распутина как христианского молитвенника, вымаливавшего жизнь Наследника, тоже не может быть признана единственной, хотя отрицать её было бы неверно.
Причина приближения Распутина к царской чете объясняется далеко не только его даром исцеления. Как верно пишет С. В. Фомин, причины, по которым царская семья поддерживала отношения с Распутиным, «были намного глубже и гораздо более весомыми», чем болезнь Цесаревича Алексея{392}.
Если бы деятельность Распутина сводилась только к горячей молитве за Наследника и к роли духовного советника Императора Николая II, то Распутина нужно было бы всячески изолировать от публичного общества. Скрытый от общих глаз неподалеку от Императорской резиденции, Распутин мог бы точно так же оказывать молитвенную и духовную помощь царской семье. Тем более известно, что Распутин тяготился своей известностью и не стремился к ней.
Кроме того, как мы знаем, к помощи Г. Е. Распутина царь и царица прибегали в крайних случаях, когда обычная медицина была бессильна. Причём часто личного присутствия Распутина и не требовалось, как, например, в 1912 г. в Спале, когда выздоровление Наследника началось сразу же после получения распутинской телеграммы{393}. В остальных же случаях Наследника лечили ведущие доктора медицины — лейбмедик Е. С. Боткин, лейб-хирург С. П. Фёдоров, лейб-педиатр К. А. Раухфус и другие.
Наконец, главным доказательством того, что основной причиной, по которой Распутин был приближен к Государю и Государыне, была не его целительная сила, служит само время знакомства Императора Николая II с сибирским странником. Первое сообщение о Распутине появляется в дневнике Императора Николая II 1 ноября 1905 года: «1 ноября 1905 года. Вторник. Петергоф. […] Познакомился с человеком Божиим — Григорием из Тобольской губернии»{394}. Затем больше года, Император Николай II и Императрица Александра Феодоровна виделись с Распутиным от случая к случаю, почти всё
время в присутствии посторонних людей. А между тем приступы гемофилии уже были у Наследника постоянным явлением. А. Н. Варламов пишет, что «болезнь Наследника всерьёз проявилась после того, как Распутин был ведён во дворец, и, совершенно очевидно, что не она была причиной первых встреч крестьянина с Августейшей Четой»{395}.
Начиная примерно с 1912 г. делалось всё, чтобы придать Распутину максимальную известность: он жил почти в центре Санкт-Петербурга, был у всех на виду, посещал различные общественные и официальные учреждения, ездил по стране, принимал у себя целые толпы посетителей, среди которых были самые разные люди, начиная от простых крестьян и заканчивая высокопоставленными особами.
Что все эти люди искали у него? Высокого политического покровительства, составления протекции? Объективные факты убедительно свидетельствуют, что этого покровительства и этой протекции Распутин оказать не мог, да и не стремился. Положим, этого могли не знать простые или малопосвящённые люди, но генералы жандармерии, политические деятели, крупные финансисты и даже иностранные дипломаты, которые встречались с Распутиным, этого не знать не могли. Может быть, их влекла к Распутину жажда духовного просвещения, простое любопытство посмотреть на этого человека, который был известен своим целительным и пророческим даром? Конечно, полностью исключать эти причины нельзя, но совершенно очевидно, что этих причин для объяснения контактов Распутина с верхушкой русского общества и Церкви недостаточно.
Осветить же подлинную роль, какую играл Распутин в жизни русского общества начала ХХ века, представляется очень трудным. Это объясняется прежде всего той стеной лжи, которой личность Г. Е. Распутина отгорожена от беспристрастного изучения историков. Этими ложью и фальсификациями наполнена большая часть воспоминаний о Распутине. Причём не только врагов Распутина, но и людей, которые вроде бы его и не знали или были к нему беспристрастны, и даже людей, которые были близки к нему. К их свидетельствам следует относиться с большой осторожностью, как и к воспоминаниям дочери Распутина М. Г. Распутиной[3]. По непонятным причинам М. Г. Распутина и в своих показаниях следователю Н. А. Соколову, и в своих (или якобы своих воспоминаниях сообщала откровенно ложные сведения. Здесь у нас нет возможности останавливаться на природе и анализе этой лжи. Частично такой анализ был проведён в нашем труде об убийстве царской семьи{396}.
В настоящее время нельзя ссылаться и на переписку Императора Николая II с Императрицей Александрой Феодоровной как на полностью достоверный источник. Эта переписка в своей основе базируется на вышедшей в 1923 г. в Госиздате под редакцией известного большевистского деятеля М. Н. Покровского «Переписке Николая и Александры Романовых». Между тем в начале 1921 г. состоялось заседание Политбюро, четвертым пунктом которого значилось: «Поручить т.т. Радеку и Каменеву ознакомиться с дневником бывш. импер. Александры Федоровны для дачи отзыва в Политбюро»{397}.
«Отзыв» не заставил себя долго ждать. В 1922 г., то есть за год до издания «Переписки», в Берлине, в книгоиздательстве «Слово», вышли в свет «Письма Императрицы Александры Федоровны к Императору Николаю II». В отличие от «Переписки», где переводчик не указывался и подлинный текст по-английски не приводился, в «Письмах» был указан и переводчик, им оказался масон В. Д. Набоков, бывший управляющий делами Временного правительства, тот самый, кто своей рукой написал текст «отречения» Великого Князя Михаила Александровича.
В 1923 г., как бы в противовес «Письмам», выходит «Переписка» под редакцией М. Н. Покровского.
На размышления наводит тон предисловий как Покровского, так и «Слова». Покровский навязывает читателям вывод, что царь и царица были люди психически ненормальными, а их царствование — сплошной ужас для России. То, что «Россией управлял „Он“, „Наш Друг“, „Григорий“, переписка ставит вне всякого сомнения», — пишет Покровский,
Такой же вывод делает и «Слово»: «Царствование Императора Николая II представляет одну из самых мрачных страниц русской истории. Решающее влияние на государственные дела принадлежало, как то видно из писем Императрицы Александры, Григорию Распутину, убитому затем членом царствующего дома»{398}.
Когда читаешь эти комментарии, невольно ловишь себя на мысли, что их писал один и тот же человек, настолько они похожи. Вся разница в стиле: один вариант написан для заграницы, другой для внутрирусского пользования в условиях большевистской диктатуры.
Поэтому, что насочиняли в «письмах» и «переписках» покровские и набоковы, можно только гадать.
Точно так же можно говорить и о фальсификации некоторых документов письменного наследия Г. Е. Распутина. Почти все исследователи, за редким исключением, не проводят критического анализа распутинских документов, составляющих большую часть фонда 612 (Распутин Г. Е. Государственного Архива Российской Федерации. В силу рамок нашего труда коснёмся лишь телеграмм, которые приписывают Г. Е. Распутину.
Почти все телеграммы Распутина, хранящиеся в ГА РФ, посланы из села Покровского. Все бланки телеграмм не имеют года отправления. К этим бланкам приклеены белые кусочки бумаги, на которых написаны какие-то каракули, похожие на известные образцы почерка, который принято считать почерком Распутина. Содержание этих каракуль полностью разобрать очень трудно, почти невозможно, можно понять отдельные слова: «милай, дарагой, прими» и т. д. Полная расшифровка этих каракуль требует большого количества времени.
Между тем порядок подачи телеграмм в царское время был таким же, как и сейчас. Человек приносит текст телеграммы, работник телеграфа считает слова, вычёркивает лишние, если они есть, и называет сумму оплаты за телеграмму.
Для того чтобы посчитать слова и определить сумму оплаты, «барышня» должна была их прочитать. А как она могла прочитать нечитаемые каракули, которые сливаются друг с другом, обрываются, не имеют окончаний? В таком случае «барышня» должна была либо вернуть текст Распутину, либо записать текст под диктовку Распутина. Тогда каракули бы исключались.
В ГА РФ имеются тексты Распутина, написанные на телеграфных бланках ясным чистым почерком, скорее всего лицами, принимающими телеграмму. Почему же в одном случае Распутин находил возможность составлять удобочитаемые тексты, а в подавляющем числе случаев — нет?
Скорее всего, перед нами не телеграммы Распутина, а их подделки, созданные с целью создания ложного образа старца.
Подтверждением этому служат другие так называемые «телеграммы» Распутина и его «дневник», хранящиеся в ГА РФ. Текст первой «телеграммы» написан неизвестным от руки. Речь в ней идёт якобы о назначениях И. Г. Щегловитого и С. П. Белецкого. «Телеграмма (копия) Распутина за подписью „Новых“ в Ставку Александре Федоровне о назначении Ивана и Степана. „Пока Дума думает, да гадает, у Бога всё сделано: старшим будет Иван, а младшим Степан. Так и действуй. Новых“. Дальше идёт следующая приписка той же рукой: „Кажется, последняя телеграмма приводилась в [неразбор.] П. Н. Милюковым“»{399}.
Во-первых, Распутин очень редко подписывался фамилией, в основном он писал в конце письма своё имя. Тем более когда речь шла о письмах Государю или Государыне. Но если уж он подписывался и фамилией, то писал Новый, но не Новых. Вот пример подлинной телеграммы Распутина Великой Княжне Анастасии Николаевне из Киева: «Надеюсь на силы Высшей Власти Милости Божией, молитесь и беседуйте со Господом, гордых Бог не любит, простота победит, кто у власти, должен быть смирен подобно Ангелу. […] Григорий Новый»{400}.
Во-вторых, назвать это копией телеграммы невозможно. В лучшем случае это описание кем-то когда-то увиденной телеграммы, а в худшем — выдумка.
В-третьих, вышеназванная телеграмма была известна уже в дореволюционное время. Её цитировал один из убийц Распутина В. М. Пуришкевич, рассказывая, что текст этой «телеграммы» гулял в Государственной думе, вызывая всеобщее осуждение{401}.
Текст второй «телеграммы» написан той же рукой, что и текст первой. Это тоже «копии телеграмм», «ходивших по рукам в ноябре 1916 года: 1. телеграмма Вырубовой из Ставки после 5.10.16 Григорию Распутину: „Всех видела. Хорошо. Маленькому лучше. Об узнике пишу.1) Анатолия просила. Раев отказал. Суслика сделали.2) Благослови, Анна. 1) О бывшем министре Сухомлинове; 2) Анатолий — архимандрит одного из Самарских монастырей“»{402}.
Что касается «дневника» Распутина, который был недавно издан под видом подлинного, то в самой описи ГА РФ слово «дневник» взято в кавычки и указано, что он фальшивый.
Особый интерес представляют собой документы, которые почему-то считаются справками наружного наблюдения за «Тёмным», то есть за Распутиным. На самом деле если мы сравним эти справки со справками наружного наблюдения за другими лицами, то сразу же убедимся в их различиях. Так, документы наружного наблюдения за Гучковым («Санитарным»), или за Бонч-Бруевичем («Фарисеем»), или за Голощёкиным («Рыжим» имеют точные названия оперативного документа. Например: «Наблюдение за „Рыжим“. Установка: Голощёкин Шая Ицков. 31 года»{403}.
Сами дела агентурного наружного наблюдения представляют собой конкретные справки, написанные лично филёрами, «топтунами», которые точно, поминутно, сообщают, где, когда, с кем был объект наблюдения, куда ездил, с кем встречался. Даются приметы объекта и его связей. Никаких личностных оценок при этом филёр объекту не даёт.
Ничего подобного мы не видим в так называемом деле о наблюдении за «Тёмным». Во-первых, само название дела звучит по-другому: «Особо важные справки по делам лиц связи „Тёмного“». То есть это уже не материалы наружного наблюдения, а некие справки о «связях». Точнее сказать, это агентурные записки, то есть сведения, полученные от агента, а не от профессионального сотрудника, проводившего скрытое наружное наблюдение.
Во-вторых, о самом Распутине в материалах сказано крайне мало. Также исключительно мало сведений о связях упоминаемых лиц с Распутиным.
В-третьих, материалы дела представлены в подавляющем числе машинописными копиями, не имеющими никаких подписей.
В-четвёртых, все немногочисленные сведения о Распутине, носящие порочащий его характер, не представляют собой конкретно подтверждённого, точно зафиксированного факта, а носят расплывчатый и повествовательный характер. Вот, например, справка о Б. К. Алексееве, чиновнике, как утверждается в справке, для особых поручений Министерства торговли и промышленности. В декабрьской справке 1915 г. говорится: «Алексеева Бориса часто посещают разные лица и бывают из высшего общества, например, 7-го сего декабря его посетил Бельгийский консул, пробыл полтора часа, а также квартиру Алексеева посещает Григорий Распутин. Однажды Распутин, находясь у Алексеевых, был изрядно выпивши, танцевал. Нередко посещает квартиру Распутина и супруга Алексеева. В настоящее время Алексеев занят устройством себя к г. Министру Внутренних Дел или к его тов. тайному советнику Белецкому»{404}.
Заметим разницу: дата посещения бельгийского консула называется точная, а о цели посещения и характере его поведения не говорится ни слова. Зато о Распутине сразу же сообщается, что он был «выпивши» и танцевал. А затем сообщается о стремлении Алексеева попасть на службу в МВД. Таким образом, даётся и мотивация: Распутин пришёл к Алексееву, чтобы попьянствовать, а Алексеев пригласил Распутина, чтобы сделать карьеру. Отсюда следует и вывод записки: пьяный Распутин проталкивает своих ставленников на важные государственные посты.
На самом деле встречи Распутина с Алексеевым носили совсем иной характер. Начнём с того, что Борис Кирович Алексеев, племянник выдающегося учёного В. И. Вернадского, был действительно чиновником для особых поручений, только не министерства торговли и промышленности, а департамента полиции. Поэтому у Алексеева не было никакого смысла просить рекомендаций у Распутина об устройстве его, Алексеева, в МВД. Б. К. Алексеев был назначен ещё П. А. Столыпиным на должность специального эксперта по сбору сведений о масонстве. С этой целью Б. К. Алексеев был командирован в Париж, где он работал в тесном сотрудничестве с заведующим заграничной агентурой Л. А. Ратаевым. Б. К. Алексеев вошёл в контакты с влиятельной организацией «Антимасонская лига», во главе которой стоял аббат Турмантен. Материал, собранный Б. К. Алексеевым, позволял ему сделать выводы о том, что пропаганда масонства в России исходит не только из Франции и что французское масонство прямо зависит от американо-еврейского капитала. Сводка докладов Алексеева была представлена Столыпину, который внимательно ознакомился с планом совместной с Антимасонской лигой борьбы и требуемой для этого суммой денег, а затем выразил желание, чтобы этот проект получил непосредственную санкцию Императора, лично интересующегося масонским вопросом{405}.
Особые поручения, которые выполнял для Департамента полиции Б. К. Алексеев, заключались в аналитической разработке и выявлении деятельности масонских лож в высших эшелонах власти Российской империи. Бывший директор департамента полиции С. П. Белецкий на допросе следственной комиссии Временного правительства рассказывал, что Б. К. Алексеев составлял для Государя доклады о масонстве, особенно по деятельности французских и германских лож{406}.
Б. К. Алексеев был хорошо знаком с Г. Е. Распутиным и по его рекомендациям посещал многих видных сановников. Имеется письмо Б. К. Алексеева к дворцовому коменданту В. Н. Воейкову от 9 февраля 1915 г., в котором Алексеев писал, что Г. Е. Распутин «снабдил меня собственноручным к Вам письмом и приказал мне быть у Вашего Превосходительства в один из ближайших дней»{407}.
Эти встречи Алексеев совершал не с корыстной целью, а для передачи конфиденциальной информации по вопросам, касавшимся государственной безопасности. Причём делал он это по приказу Распутина.
Другие сообщения о «похождениях» Распутина, напечатанные на машинке и не имеющие подписей составителей, представляют собой повторение одних и тех же сплетен часто порнографического содержания, не имеющих под собой никаких конкретных источников.
Наоборот, крайне немногочисленные сведения в материалах дела, свидетельствующие в пользу Распутина, имеют под собой чёткие и конкретные основания, с указанием источника информации.
На то, что в ГА РФ не имеется подлинников дневников наружного наблюдения за Г. Е. Распутиным, указывает ведущий специалист архива доктор З. И. Перегудова{408}.
З. И. Перегудова убеждена, основываясь на воспоминаниях генерала К. И. Глобачёва, что наблюдение за Распутиным велось, а имеющиеся в архиве копии предназначались для министра внутренних дел. Правда, при этом непонятно все-таки, где же подлинники самих дневников? Кроме того, отношение самого генерала Глобачёва к Распутину было весьма далеко от объективного. Чего стоит, например, этот пассаж из его рассуждений о Распутине: «Искренней любви ни к одной из его многочисленных любовниц у него не было. Его просто влекло к женскому телу чувство похоти и разврата»{409}. Это не стиль оперативного сотрудника, тем более высокого ранга.
Поэтому на сегодняшний день бесспорным является факт, что подлинных дневников агентурного наблюдения за Распутиным — нет. Что же касается так называемых «материалов по связям» Распутина, то они ко всему прочему прошли «чистилище» Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, штамп которой красуется на обложке дела. Можно только догадываться, что могли привнести от себя в
это дело присяжные заседатели «самого свободного» правительства мира.
Эти «документы» являют собой образцы той яростной кампании по дискредитации Распутина, которая велась в последние четыре года перед революцией. Кем и как велась эта кампания, видно из письма некоего Афанасия Худоносова П. Н. Милюкову от 24 февраля 1912 г.: «Премногоуважаемый Павел Николаевич. Уведомляю Вам: при мне есть фотографическая карточка, на одной трое личностей: Григория Распутина, епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора. Внизу под каждой своеручная роспись, от которых Вы бы могли заключить, что нужно, из поз и над почерком Григория Распутина можно подивиться, лично доказывает малограмотность»{410}.
Из этого письма ясно следует, что П. Н. Милюков собирал любые материалы о Распутине, которые можно было использовать в качестве компрометирующих его свидетельств. А так как этих свидетельств не было, их приходилось придумывать. Кстати, вспомним, что вышеупомянутые «телеграммы» распространялись тоже П. Н. Милюковым.
Но не только П. Н. Милюков собирал письма и фотографии Г. Е. Распутина. Странную страсть к этому собирательству проявлял другой активный враг самодержавия А. И. Гучков. Причём не только собирал, но и активно распространял. Некий Г. Карпов писал в марте 1912 г. некоему Николаю Петровичу, что ему удалось выпросить у «А. И. Гучкова письмо от Распутина. Может быть, Вам будет приятно заключить эту достопримечательность в Вашу коллекцию»{411}.
Не вызывает сомнений, что подобных «коллекций» с интимными «письмами» Распутину было великое множество. Также распространялись фотомонтажи, на которых изображены Государыня и царские дети якобы рядом с Распутиным. К сожалению, многие исследователи считают эти фотомонтажи подлинниками и помещают их в своих книгах именно как подлинные фотографии.
В принципе главные причины этой клеветнической кампании понятны: клевета на Распутина была направлена против царя и царицы.
Гораздо менее понятна причина, по которой Г. Е. Распутин подвергался поношениям, побоям и неоднократным покушениям на убийство. Ещё менее понятным является характер тех сил, представители которых делали всё, чтобы дискредитировать, а потом и убить Распутина.
Травля Распутина, будь то в газетах, с трибуны Государственной думы или в общественных учреждениях, преследовала, конечно, цель не столько его компрометировать, сколько компрометировать царскую семью. Тем не менее полагать, что компрометация Распутина была вызвана лишь одним желанием навредить царской семье — неверно. Травля А. А. Вырубовой и П. А. Бадмаева, которая также была направлена против царя и царицы, никогда не достигала таких масштабов, как в случае с Распутиным. Кроме того, травля Вырубовой и Бадмаева никогда не выливалась в серьёзные намерения их физического устранения.
Получается, что враги Распутина хорошо понимали его опасность для них самих, а потому их ненависть к нему носила целенаправленный и конкретный характер. При этом мотивы убийства Распутина у всех участников преступления разные. Предположим, что Юсупов и Пуришкевич убивалитаки Распутина, чтобы «спасти династию» от «чёрного колдуна», который дискредитировал монархию. Ну а английские разведчики, принявшие участие в убийстве, они тоже пеклись о престиже русской монархии? Той самой монархии, крушение которой их начальники в Лондоне уже готовили полным ходом? Для английских организаторов переворота миф о «монстре Распутине» был просто необходим, так же как и для союзных им революционных сил. Этот миф способствовал успеху революционной пропаганды, оправдывал готовящийся переворот.
Уверяют, что англичане могли бояться какого-то мифического сепаратного мира, который царь мог заключить под воздействием Распутина. Но в Лондоне и в Париже в конце 1916 г. были полностью убеждены в верности Императора Николая II союзническим обязательствам. Союзники знали лучше, чем кто-либо, о боевых возможностях русской армии, о росте вооружений, о развитии оборонной промышленности. Знали союзники и о всей смехотворности легенды о всесилии Распутина при царском дворе. Знали, но участие в убийстве Распутина приняли самое непосредственное.
А какими мотивами руководствовался министр внутренних дел А. Н. Хвостов, когда в 1915 г. пытался организовывать убийство Г. Е. Распутина? Этот эпизод неоднократно описывался в мемуарной литературе, в частности в воспоминаниях генералов А. И. Спиридовича и К. И. Глобачёва. Рассказывал о нём и так называемый «секретарь» Распутина А. С. Семанович в своей записке, которую он направил в департамент полиции. Семанович рассказывал, что 4 февраля 1915 г. к нему явился неизвестный ему инженер В. В. Гейне, который сообщил Семановичу, что познакомился с неким Ржевским, который работает помощником при директоре департамента полиции С. П. Белецком и состоит в негласном «личном распоряжении министра в. Д. Хвостова».
Один раз сожительница Ржевского, будучи в ссоре с ним, рассказала Гейне, что «Хвостов поручил Ржевскому проехать в Христианию и войти в соглашение с проживающим там Илиодором об убийстве Распутина и высших лиц, ему протежирующих»{412}.
В Норвегию (Христианию Ржевский поехал вместе со своей сожительницей и в присутствии её вёл все беседы с Илиодором. Илиодор согласился предоставить для убийства Распутина «своих пять фанатиков из Царицына и Петрограда». Об их приезде в Петроград Илиодор должен был сообщить Ржевскому условной телеграммой. Агенты Илиодора должны были быть снабжены МВД подложными паспортами и деньгами в размере 50 тыс. рублей{413}. По возвращении в Петроград Ржевский действительно получил от Илиодора условные телеграммы, «в которых было сказано что-то вроде: „братья согласны“, „братья вызваны“, „братья приехали“»{414}.
Не будем гадать, насколько правдиво Семанович изложил обстоятельства, при которых ему стали известны намерения министра А. Н. Хвостова. Главное другое: то, что изложено у А. С. Семановича, подтверждается воспоминаниями А. И. Спиридовича и К. И. Глобачёва. Причём К. И. Глобачёв делает весьма важные дополнения к записке Семановича. Изобразив страдания А. Н. Хвостова, который вынужден был получать от «грязного мужика» прямые «приказы» в виде писем-каракулей, К. И. Глобачёв приходит к выводу, что «Хвостов решил избавиться от Распутина тем или иным способом»{415}.
С этой целью А. Н. Хвостов приказал жандармскому полковнику М. С. Комиссарову войти в связь с Распутиным и, заманив его в какую-нибудь ловушку, убить его, свалив вину за это убийство на кого-нибудь другого. Самое интересное, что ранее тот же Хвостов по приказу Государя поручил Комиссарову охранять Распутина{416}.
И хотя в 1915 г. убийство Распутина не состоялось, вокруг него всё теснее затягивалась петля. Причём эту петлю затягивали люди из Охранного отделения. «Замысел ликвидировать Распутина, — пишут Ч. А. Руд и С. А. Степанов, — нельзя сводить к личным интересам Хвостова»{417}.
Итак, Хвостов по каким-то причинам стремился во что бы то ни стало убить Распутина. С этой целью он входит в контакт с бывшим иеромонахом Илиодором (С. Труфановым), который отрёкся от православной веры и за это был лишён монашеского сана. Бывший иеромонах уехал за границу, где связался с различными сектами и тёмными структурами. Труфанов был также связан с Бродвейской группой, а конкретно с У. Вайсманом. По сведениям американского историка Р. Спенса, именно «Вайсман стремился послать монаха Илиодора в Россию в качестве своего агента».
Как известно, С. Труфанов прибыл в Россию уже при большевистском режиме, провозгласил себя «патриархом» Илиодором и активно сотрудничал с ЧК в деле организации гонений на Русскую православную церковь.
Связь Труфанова с Бродвейской группой прослеживается и в оголтелой кампании по дискредитации царской семьи, которая началась в США в конце лета 1916 г. Тогда в адрес русского МИДа поступили секретные телеграммы от посла в США Ю. П. Бахметева. Посол сообщал, что «Илиодор намерен напечатать скандальную книгу о России под заглавием „Распутин“»{418}.
Телеграмма от 23 августа 1916 г., отправленная в адрес Священного синода архиепископом Алеутским и Северо-Американским Евдокимом (Мещерским), дополняла телеграмму посла. (При цитировании сохранена лексика автора. «Илиодор в Нью-Йорке. Продаёт жидам за 50 000 гнусную книгу о Царской Семье. Требуются деньги для спасения чести России»{419}.
Труфанов попытался торговаться с русским правительством, пытаясь продать якобы имеющиеся у Труфанова письма и записки Распутина и Императрицы Александры Федоровны. Впрочем, встречаясь с представителями русского посольства, Труфанов не скрывал, что большая часть документов у него фальшивая.
31 августа 1916 г. посол в Вашингтоне Бахметев в своей телеграмме сообщал, что «Илиодор заявляет, что ему здесь предложено 50 000 долларов на условиях: 1) составление пяти статей, 2) выступления публично в девяти разных городах, 3) продажа рукописи, которую предполагается перевести на разные языки и широко распространить, 4) содействие изготовлению соответствующей кинематографической ленты и 5 составление трагедии, в которой будет Государь Император и Его Семья для постановки на сцене». При этом Илиодор «утверждает, что никаких подлинных Высочайших писем у него не имеется и что последние были им переданы 2 марта 1916 года министру внутренних дел»{420}.
Таким образом, главная цель заказчиков на издание книги Труфанова была одна — фабрикация компромата на царскую семью. При этом все денежные вопросы по изданию книги Труфанова решались через «Национал Сити Банк», который являлся одним из банков Бродвейской группы.
12 марта 1916 г. Илиодор встретился в Норвегии с редактором нью-йоркской газеты «Дер Таг» Бернштейном, которому высказал свою «уверенность и радость в конечной победе Германии, что освободит русский народ от его притеснителей». Илиодор поведал Берштейну, что к нему «постоянно приезжают представители немецкого рейхстага и подолгу беседуют с ним по политическим и религиозным вопросам»{421}. Упомянутый Бернштейн был членом делегации миссии мира, возглавляемой Г. Фордом, одним из руководителей Бродвейской группы{422}.
Труфанов был связан с каким-то мощным оккультным сообществом. Именно ему принадлежат воспоминания об отрезанной голове убиенного Императора Николая II, которую он якобы видел в «небольшой тайной комнате в Кремле»{423}.
А. Н. Хвостов, однако, не только собирался воспользоваться услугами Труфанова, но и был готов предоставить ему полное оперативное прикрытие. По сведениям А. С. Семановича, Хвостов собирался убить не только Распутина, но и «высших лиц, ему протежирующих».
Кто были эти «высшие лица»? Конечно, в первую очередь таким лицом была Императрица Александра Федоровна. После февральских событий Хвостов признал, что по его приказу была организована слежка за императрицей. Он утверждал, что на подкуп дворцовых служителей были затрачены громадные деньги{424}.
Интересно, что 26 декабря 1916 года, то есть через десять дней после убийства Распутина, в департамент полиции из Берна была доставлена шифрованная телеграмма: «Бибиков из Берна переправил письмо на французском языке графа Михаила Тышкевича, живущего в Лозанне. Письмо это было получено баронессой Кноринг, урождённой графиней Изволовой, живущей в Монтре, которая послала его Бибикову. Содержание письма: „Вы знаете, что убит Распутин, я не знаю, к кому обратиться, чтобы предупредить, что имеются намерения убить императрицу Александру. Надо предотвратить несчастье. Я знаю только вас, кому могу довериться. Революционеры подкуплены и чёрная сотня также принимает в этом участие. Если можно, телеграфируйте в Петроград. Партия Милюкова указывает на Императрицу“»{425}.
После убийства Распутина Государыня говорила лейб-медику Е. С. Боткину, «что после убийства нашего Друга, они планируют убить Анну Вырубову и меня»{426}.
Организаторы убийства Распутина были хорошо осведомлены и о предстоящем свержении царя. Г. Е. Боткин приводит разговор своего отца, лейб-медика Е. С. Боткина, с офицером
Генштаба капитаном Сухотиным, родным братом поручика С. М. Сухотина, одного из убийц Распутина, что «революция произойдет в феврале 1917 года»{427}.
Особенно интересна в деле убийства Распутина роль правоохранительных органов, прежде всего Охранного отделения и министерства юстиции. Как мы уже видели, министр внутренних дел Хвостов лично готовил убийство Распутина, другой министр юстиции А. А. Макаров делал всё, чтобы запутать и помешать следствию по убийству Распутина. Макаров откровенно признавался, что испытывал к покойному ненависть{428}. Министр юстиции долго уверял, что найденная во дворе резиденции Юсупова кровь принадлежала собаке. Когда же ему сообщили, что по результатам биологической экспертизы, проведённой по способу Уленгута, доказана принадлежность крови человеку, Макаров с досадой воскликнул: «Вот неприятно, что такой способ открыт!»{429}.
И снова встаёт вопрос: что такого сделал сибирский мужик царскому министру юстиции?
Когда читаешь воспоминания деятелей политического сыска Императорской России А. И. Спиридовича, К. И. Глобачёва, А. В. Герасимова, не можешь не заметить одну странную особенность. Пока речь идёт об их профессиональной деятельности, структуре департамента полиции, работе охранных отделений, агентурной работе, характеристике революционеров — всё логично, интересно и правдиво. Но как только речь заходит о Распутине, начинается повторение общих, набивших оскомину старых сплетен и басен, а порой просто цитирование чужих тенденциозных произведений. Складывается такое впечатление, что мемуаристы боятся о чём-то проговориться, стремятся что-то скрыть.
Редким исключением в этом ряду жандармских мемуаристов является генерал П. Г. Курлов, который писал, что сплетни о Распутине были «преувеличены до крайности», они «послужили всем русским противоправительственным партиям средством для борьбы, направленной к дискредитированию монархического принципа и личностей Государя и Императрицы»{430}.
Известны прямые попытки полицейского руководства убить Распутина в конце 1915 г., двусмысленно выполняли свою роль приставленные для охраны Распутина агенты Охранного отделения, много неясного в поведении этих же агентов 16 декабря 1916 г.
В записке неизвестного журналиста, которую он составил со слов агентов, охранявших Г. Е. Распутина, тот «в четверг в начале восьмого часа вечера на автомобиле охранного отделения и в сопровождении двух агентов охранного отделения Козлова и Макутова прибыл в Д. 56 по Офицерской улице к вдове одного полковника, которую он за последнее время довольно часто навещал».
Доставив Распутина в адрес, агенты охранного отделения, зная, что ранее часа ночи Распутин не уедет, «решили, дабы не мерзнуть, сходить на время к своим знакомым. Один из агентов отправился к проживающему здесь же на Офицерской улице в Д. 48-бис надзирателю охранного отделения, а другой агент вместе с шофером отправился в чайную. В начале 11-го часа они вновь собрались у дома и, к удивлению своему, узнали у швейцара, что Григорий Распутин ещё час тому назад вышел, отъехав от дома на лёгком извозчике. Оба агента, потеряв Распутина, к первому часу ночи прибыли в охранное отделение, где заявили, что Распутин приказал им уйти. Между тем, уезжая от знакомой, узнав, что автомобиля нет, Распутин звонил старшему из агентов, прикомандированных к нему, и заявил, что автомобиль почему-то уехал»{431}.
Вскоре стало известно об убийстве Распутина, и агентам Охранного отделения пришлось говорить правду.
О чём говорит нам этот документ? Во-первых, он расходится с официальной версией, утверждающей, что Распутин был увезён из своего дома князем Ф. Ф. Юсуповым. Мы уже писали, что Распутин посещал какую-то женщину на Офицерской улице и помогал ей с устройством её дочерей в казенную гимназию. Не к этой ли женщине ехал Распутин 16 декабря?
Офицерская улица находится недалеко от Юсуповского дворца (набережная реки Мойки, 94). Распутин мог сразу же проследовать с этой улицы на набережную реки Мойки. Но там же, на набережной реки Мойки, 72, находилась явочная квартира министра внутренних дел А. Д. Протопопова. Не к нему ли ехал Распутин?
Из записки очевидно, что агенты Охранного отделения совершили четыре должностных преступления: 1) оставили охраняемый объект без наблюдения, 2) лишили охраняемый объект средства передвижения, 3) не сообщили немедленно о потере наблюдения за охраняемым объектом и 4) сообщили ложные сведения о причинах оставления охраняемого объекта без наблюдения.
Были ли действия сотрудников охранного отделения умышленными или нет, но они, если только дело обстояло именно так, как изложено в этой записке, несут прямую ответственность за убийство Распутина.
Имеется множество нестыковок в показаниях свидетелей и подозреваемых в убийстве. Впрочем, подозреваемыми они являются по сути, так как официально ни Юсупов, ни Пуришкевич, ни тем более Великий Князь Димитрий Павлович никогда не были признаны ни подозреваемыми, ни обвиняемыми. Даже неизвестно, являлись ли названные лица участниками убийства или только соучастниками? Ведь об их участии в преступлении известно только с их же слов. Было ли убийство Распутина совершено в Юсуповском дворце, или это тоже результат сговора группы лиц для сокрытия настоящих убийц и истинного места преступления?
Интересно, что когда Император Николай II после известия об убийстве Распутина, встревоженный, выехал из Ставки в Петроград, то ему приходили телеграммы с сообщениями о ходе следствия. Одна из них, из Министерства внутренних дел, гласила следующее: «Дворцовому коменданту свиты генералу Воейкову. Императорский поезд по пути следования. Дополнение предыдущей телеграммы сообщаю. Вчера днём на большом Петровском мосту внизу устья была найдена калоша, которую признали принадлежащую Григорию. На перилах моста усмотрены следы крови. Показанию прислуги Григорий уехал ночью вместе с князем Юсуповым. Хотя этому показанию отношусь недоверчиво»{432} (последняя фраза зачеркнута красным карандашом — П. М.).
Возникает вопрос: кто и зачем вычёркивал последнюю фразу из телеграммы и с какой целью это делалось?
Сегодня уже можно считать установленным фактом, что убийство Распутина было осуществлено и курировалось английскими спецслужбами. Непосредственное руководство осуществлялось главой британской разведывательной миссии в России Сэмюелем Хором, а контроль — английским послом Дж. Бьюкененом. В 2004 г. отставной детектив Скотланд-Ярда Р. Кален и историк Э. Кук пришли к выводу, что выстрел, которым был убит Распутин, произвёл Освальд Райнер{433}. Эти же источники утверждают, что санкцию на убийство Распутина давал лично Д. Ллойд-Джордж.
В архивах секретной британской службы Р. Калленом и Э. Куком была обнаружена телеграмма руководителей английской разведки в Санкт-Петербурге. Характерно, что два высших ее чина, Д. Скейл и С. Аллей, уехали в день убийства Распутина из российской столицы. Затем в секретной телеграмме они сообщили, что, «„хотя не все прошло в соответствии с планом, цель была достигнута“. Реакция на ликвидацию Тёмной Силы (так именовала британская разведка Распутина) была позитивной, хотя остаются некоторые неприятные вопросы о более широкой вовлеченности. Видимо, Райнер потерял частично контроль над ситуацией, но он сам доложит вам обо всем, когда вернется»{434}.
К слову сказать, С. Хор был человеком Ллойд-Джорджа, и взлёт его шпионской карьеры пришёлся на лето 1916 г., то есть тогда, когда Ллойд-Джордж утвердился у власти.
Сведения об участии англичан в убийстве Распутина, несмотря на всю сенсационность, совершенно не приближают нас к ответу: зачем им надо было принимать участие в этом убийстве?
Чтобы приблизиться к пониманию причины убийства Распутина, надо попытаться понять ту роль, какую он играл в жизни российского государства, именно государства, а не личной жизни царской семьи, хотя во многом эти два понятия были нераздельны. По нашему глубокому убеждению, роль Распутина не сводилась к роли молитвенника за Наследника Цесаревича. Не сводилась она и только к роли духовного советника Императора Николая II. Мы убеждены, что Распутин был тайным помощником Государя, человеком, оказывающим неоценимые услуги в тех задачах, где требовалось присутствие неофициальных уполномоченных царя.
Прервём на некоторое время рассказ о Г. Е. Распутине и перенесёмся на 20 лет назад, в самое начало царствования Императора Николая Александровича.
Вопреки большевистской пропаганде, Император Николай II ещё до своего вступления на престол имел чёткие представления о главных направлениях своей будущей геополитики. Важнейшим направлением молодой Государь считал распространение России на Восток. Именно там, на Востоке, царь видел будущее величие России. В случае создания дружественного России Востока Россия смогла бы иметь мощную основу для противодействия враждебному Западу. Мысль о приросте России Азией, та мысль, которая будет с восторгом поддержана в 1902 году великим Д. И. Менделеевым, уже вполне созрела к моменту вступления Императора Николая II на престол. Будучи человеком осторожным и скрытным, привыкший проводить свои идеи в жизнь безо всякой шумихи, Император Николай II опирался на верных ему людей, не занимавших официальных должностей в государственных структурах. Эти люди почти всё время царствования Николая II оставались на вторых ролях, а то и просто в тени, выполняя на самом деле задачи первостепенной государственной важности. Таким человеком был князь Эспер Эсперович Ухтомский. Для людей, мало знающих историю, это имя ничего не говорит. Те же, кто знает историю лучше, вспомнят, что это был редактор газеты «Санкт-Петербургские ведомости», любитель восточных древностей и собиратель предметов древневосточного искусства. Наконец, люди, осведомленные в истории, скажут, что это был спутник Великого Князя Николая Александровича, будущего Императора Николая II, по совместному путешествию на Восток, описавший это путешествие в своей известной книге.
Но почти никто не знает, что сразу же после вступления на престол Император Николая II назначает князя Ухтомского личным тайным резидентом на Дальнем Востоке. По заданию царя Ухтомский готовит мощное продвижение России на Восток, осуществляет распространение российского влияния в Бурятии, Китае, Верхней Монголии, устанавливает связи с Тибетом и Кореей. Ухтомский регулярно пишет письма Императору в Петербург. В них князь сообщал все важнейшие новости из дальневосточного региона, направлял добытые секретные карты, передавал важнейшую добытую информацию. Император Николай II предвидел, что дальневосточный регион станет театром военного противостояния России с третьими странами, и Э. Э. Ухтомский собирал бесценную информацию об этом регионе{435}.
Ясно, что Э. Э. Ухтомский возглавлял военную разведку на Дальнем Востоке. Но так как князь никаких должностей в официальных структурах не занимал, можно сделать вывод, что он занимался этим по личному указанию царя. Ухтомский сумел создать на Востоке разветвленную эффективную агентурную сеть. Причём в понятие «агентурной сети» вкладывалось гораздо большее, чем просто сеть тайных агентов, собирающих секретную информацию. Агенты Ухтомского, конечно, занимались и этим, но главное, они вели работу по усилению влияния России в дальневосточном и китайском регионах, подготавливали будущее безраздельное господство России во всей Центральной Азии. Главой агентуры князя Ухтомского был не кто иной, как Пётр Александрович Бадмаев, носивший до крещения буддистское имя Жамсаран. Крестник Императора Александра III, Бадмаев был убеждён, что только Россия способна понять и спасти восточные народы от варварского господства Запада. Прекрасно знавший бурятскую культуру и буддистские традиции, Бадмаев был незаменимым помощником Ухтомского. 22 марта 1895 г. князь Ухтомский писал Государю, что «ж ивая огненная речь» Бадмаева «гораздо ценнее десятка писаных докладов»{436}.
В письме от 2 сентября 1895 г. Императору Николаю II Ухтомский писал, что «Бадмаев со 150 близкими ему лицами разъезжает в качестве купца по Монголии с целью повидать всех местных князей-лам, привлечь их на нашу сторону, и сооружая станции по степному почтовому тракту на Пекин»{437}.
Деятельность Бадмаева поистине безмерна. Он не только собирает информацию о настроениях в регионе, не только добивается от местных вождей дружественного отношения к России, не только организует обеспечение телеграфной связью территории, по которой может начаться движение русских войск, но ещё и находит среди русских государственных чиновников лиц, могущих предоставлять Государю достоверную и объективную информацию о состоянии дел на Дальнем Востоке.
Так, в том же письме от 2 сентября Ухтомский пишет: «Бадмаев установленным у меня с ним шифром просит депешей повергнуть на Ваше Всемилостивейшее благоусмотрение вопрос о дозволении нашему генеральному консулу в Урге Шишмарёву приехать сюда для интересных докладов. Этот деятель, буквально обожаемый монголами, человек Муравьёвской школы. Шишмарёв — лицо без связей, без свитского лоска, воплощение скромности»{438}.
15 сентября 1895 г. Бадмаев шифром передаёт Ухтомскому следующее: «Выезжаю верхом со 150 помощниками. Буду во всех важных пунктах до Кореи. Всюду разузнаю на месте сам, как сподручнее провести на частные средства ближайшим путём железную дорогу из внутреннего Китая в Читу. Пространство между этими районами занято и охраняется монголами. Вхожу в соглашение со всеми их главными вождями. Народ за нас. Маньчжурская династия падает. Казаки и буряты единодушно мне содействуют»{439}.
Таким образом, из приведённых выше документов вырисовывается образ П. А. Бадмаева как выдающегося русского военного агента, разведчика, дипломата и переговорщика. А что нам известно о Бадмаеве благодаря либеральным и большевистским фальсификаторам? Какой-то подозрительный тибетский врач, шарлатан, опаивавший царя каким-то зельем, авантюрист, проходимец, друг Распутина.
Причины дискредитации имени Бадмаева вполне понятны. Он, как никто, много сделал для сближения России и Востока, России и буддистских народов, где авторитет Белого Царя достиг к 1913 г. небывалого подъёма. Недаром Ухтомский ещё в 1895 г. просил Императора Николая II прислать в дальневосточные владения «Ваш портрет в Терской или Кубанской форме, как наиболее подходящей при изложении идей о Белом Царе Востока»{440}.
Бадмаев и после своего обоснования в Петербурге продолжал способствовать делу сближения России и восточных народов. Не без его участия в русской столице был открыт буддистский дацан. В начале XX века, опять-таки при участии Бадмаева, один из выдающихся буддийских богословов Агван Дорджиев активно поддерживал распространение влияния России на Восток. Оно стало одной из главных причин постройки двух железнодорожных магистралей, призванных осуществлять связь с Дальним Востоком. Дорджиев призывал к созданию торгово-промышленного дома, деятельность которого охватила бы Монголию и Тибет.
Далай-лама XIII направил к Императору Николаю II делегацию буддийских монахов, которая передала Государю подлинные одежды Будды и священную мандалу. Дар ламы свидетельствовал о глубочайшем почитании русского царя со стороны тибетских буддистов.
Естественно, что такое усиление России на Востоке не могло радовать Англию, и поэтому компрометация людей, проводивших русскую политику на Востоке, входила в компетенцию британских спецслужб. Ну а русская либеральная общественность и революционеры, как всегда, сознательно или несознательно были на стороне наших геополитических противников.
Никто в обществе, естественно, не мог предположить, что деятельность Ухтомского и Бадмаева не ограничивалась всем известными занятиями. По своему положению князь Ухтомский был, конечно, намного выше, чем Бадмаев. И сфера его интересов была гораздо шире. Для нас представляет особый интерес, что Ухтомский, помимо прекрасной осведомлённости о буддистских народах России, был одним из лидеров Соловьевского общества, регулярно обсуждавшего «наболевшие вопросы иноверия и инородчества», в том числе необходимость уравнения прав и прекращения репрессий в адрес духоборов и молокан, евреев и армян{441}.
Как известно, князь Ухтомский пользовался в старообрядческой среде определённым уважением. Если учесть, что князь, безусловно, был связан с личной разведкой Императора Николая II, то не вызывает сомнений, что кроме историко-культурного аспекта, буддисты и старообрядцы интересовали Ухтомского и с точки зрения интересов государства. Ухтомский замечал и выделял тех людей, которые могли бы, имея влияние на ту или иную религиозную группу или сообщество, добиваться их примирения или сотрудничества с верховной властью.
Поразительно, что первым из влиятельных людей, с которыми познакомился Г. Е. Распутин, был архимандрит Андрей (князь Ухтомский)[4]. Это знакомство произошло в 1905 году в Казани. Архимандрит Андрей приходился двоюродным братом князю Э. Э. Ухтомскому и, так же как и он, активно занимался изучением старообрядчества. Публикатор сочинения архимандрита Андрея «История моего старообрядчества»
А. Знатов писал: «Они много общались, Г. Е. Распутин несколько раз останавливался на ночь в его казанской квартире»{442}.
Архимандрит Андрей настолько заинтересовался личностью Распутина, что познакомил его со своим братом — выдающимся учёным князем А. А. Ухтомским, жившим в Петербурге. А. А. Ухтомский хорошо знал Э. Э. Ухтомского и наверняка познакомил Распутина со своим двоюродным братом. Примерно в это же время происходит сближение Распутина с Бадмаевым. Очевидно, что у них было какое-то общее дело. А всё, что касалось деятельности Бадмаева, разумеется, не могло проходить мимо князя Э. Э. Ухтомского. Между тем известно, что Император Николай II, помимо прочего, преследовал две цели: превращение буддистского Востока в опору Российской империи и примирение с православными христианами древнего обряда (то есть с подлинными старообрядцами). Распутин поддерживал большие связи со старообрядцами самых различных толков. Эти связи позволили врагам Распутина обвинять его в принадлежности к сектам хлыстов. На самом деле ни к каким хлыстам Распутин не принадлежал. Его миссия заключалась в примирении старообрядцев с царской властью, точно так же как связь большевика Бонч-Бруевича с сектантами означала не принадлежность к этим сектам, а стремление использовать их в деле революции.
Усиление русского присутствия в Тибете привело к вторжению в него англичан. Несмотря на это, в 1904 г. Государь направил в Тибет тайную экспедицию, состоящую из офицеров и агентов русской военной разведки. Причём инструктировал их перед началом экспедиции лично сам царь. Государь придавал столь важное значение этой экспедиции, что 13 января 1904 г. записал в дневнике: «В 3 часа принял двух донских калмыков — офицера Уланова и ламу Ульянова, которые отправляются в Тибет…»{443}.
Интересны, что и представители некоторых старообрядческих толков (например, «корабельники» направляли в Тибет свои экспедиции. Главой одной такой экспедиции был глава «корабельников» «старец» Никитин.
В Тибете действовали английские и германские военно-разведывательные и оккультные миссии.
Таким образом, Тибет становится площадкой для геополитического соперничества. Выходцы из тибетских школ начинали играть немалую роль в европейской политике и в европейской, в том числе и российской, духовной жизни. Тот же раскольничий «старец» Никитин, «пройдя курс наук, благополучно вернулся в родную Кострому и принёс с собой многие тайные знания и древние документы из Тибета».
В преддверии надвигающегося великого военного противостояния для России было особенно важно, чтобы буддистская духовная элита была бы на стороне царя, а старообрядческое сообщество не становилось бы орудием в руках вражеских спецслужб. Именно под этим углом зрения следует рассматривать, на наш взгляд, всю деятельность Бадмаева и Распутина на Дальнем Востоке. Это, конечно, вовсе не отрицает иных сторон их деятельности, не связанных с политикой.
Во всяком случае, ясно, что Распутин обладал какой-то важной информацией и своей деятельностью мешал заговорщикам в осуществлении их замыслов, подготовке государственного переворота.
Заговор февраля 1917 г. имел две составляющие: революционную социальную и революционную реформаторскую. Революция социальная должна была уничтожить монархический строй, революция реформаторская — покончить с Русской православной церковью. В результате этой религиозной революции должна была возникнуть новая реформаторская русская лжецерковь, что и можно было наблюдать на примере обновленчества. Организаторы церковной революционной реформации находили себе союзников и у социальных революционеров, и у огромного числа сектантов и раскольников.
Между тем Распутин, несомненно, сильно мешал лидерам раскольнических группировок. Об этом проговаривается в своей книге один из них, разработчик «доброй реформации» для России И. С. Проханов. В своей книге он писал, что «православные круги нашли человека по имени Григорий Распутин», деятельность которого «была одной из главных причин усиления преследования сектантов»{444}.
То есть, если перевести прохановскую казуистику на нормальный язык, получается, что Распутин чем-то страшно мешал сектантским планам «доброй реформации» в России. Обладая важной информацией, Распутин давал Императору неопровержимые улики против сектантов. Скорее всего, Распутин располагал фактическими сведениями о связях сектантов с тайными сообществами Запада. Отчёт о своей деятельности Распутин давал только Государю Императору. Не занимая никаких официальных постов, Распутин пользовался несравненно большей свободой, чем любой полицейский чиновник. Распутин мог делать царю такие сообщения, на которые не отважился бы ни один министр.
Следовательно, главной причиной убийства Распутина было уничтожение опасного разведывательного координирующего центра, характер и структура которого кардинальным образом отличались от официальных структур, была полностью законспирированной и замыкалась исключительно на одного человека.
Устранение этого человека сразу же дестабилизировало всю деятельность неизвестного заговорщикам царского разведцентра. Убийство Распутина было воспринято и Государем, и Государыней, да и самими участниками убийства как «первый выстрел революции». 19 декабря 1916 г. трудовик Н. О. Янушкевич заявил, «что убийство Распутина есть первый сигнал к революции»{445}.
В другой агентурной записке в январе 1917 г. источник сообщал: «Убийство Распутина рассматривается как первая ласточка террора, вслед за которой последуют другие акты»{446}.
После убийства Распутина политический расклад в столице резко меняется. Позиции царя ослабевают, а позиции его врагов — укрепляются. Для успокоения стоявших за убийством Распутина заговорщиков царь официально сворачивает расследование преступления. Высылки Великого Князя Димитрия Павловича и князя Юсупова носили чисто демонстративный характер. Резолюция Государя на письме великих князей в защиту высылаемых: «Никому не позволено заниматься убийствами» — носила скорее духовно-обличительный, чем юридически-практический характер.
Ослабевают репрессии против сектантов и баптистов, замешанных в антиправительственных действиях и военном шпионаже. Сам И. С. Проханов не без удовлетворения пишет: «Немедленным эффектом устранения Распутина был разбор всех результатов действий Распутина и клерикальной партии, которые привлекли внимание суда. Это было одной из причин того, что общие преследования, и в том числе преследования меня лично, были отложены в сторону»{447}.
Однако, будучи вынужденным внешне продемонстрировать свою отрешённость от расследования дела по убийству Распутина, Император Николай II на самом деле приказал провести самое тщательное расследование, найти и наказать виновных. Царь понимал, что арестовывать прежде времени члена Дома Романовых великого князя Димитрия, представителя одной из самых знатных фамилий России князя Юсупова и депутата Государственной думы Пуришкевича — не только не имеет никакого смысла, но на самом деле отвечает тайным планам организаторов убийства. Из своих источников он знал, что не эти изнеженные извращенцы и политические болтуны совершили тяжкое преступление. Ими прикрывались подлинные организаторы преступления, именно с той целью, чтобы выставить их как спасителей Отечества и династии. В случае ареста эта геростратова слава только бы усилилась. Нужно было вскрыть всю подоплёку преступления. Поэтому Император Николай II считал, что расследование должно идти тайно. Скорее всего, тайное следствие вели доверенные люди Государя. Но в январе 1917 года сведения о тайном расследовании преступления доходят до В. М. Пуришкевича. Трусливый и болтливый Пуришкевич начинает делиться своими страхами, что немедленно становится известно агентуре Охранного отделения, которое сообщало, что «результатом этого следствия будет привлечение Пуришкевича к суду по обвинению в соучастии в убийстве Распутина»{448}.
Сила, руководившая убийством Г. Е. Распутина, через два с лишним месяца обрушит государственный строй Российской империи, а ещё через полтора года совершит изуверское убийство царской семьи.
Один из соучастников убийства Распутина, великий князь Димитрий Павлович, уже находясь в эмиграции в Париже, сказал многозначительные слова: «Та самая сила, которая толкнула меня на это преступление, мешает и мешала мне поднять занавес над этим делом»{449}.