Новый гость не только был стильно и модно одет, но еще и чертовски красив. Длинные, как у Бандераса в молодости, волосы, черные и волнистые в совокупности с темными глазами и греческим профилем создавали поистине яркий образ мачо. Он был, по словам Тамары, ровесником Валеры, но выглядел в сто раз лучше, и это почему-то сильно задело Валерия, хотя раньше он вообще не обращал внимания на подобные вещи.
– А вот и Робин Гуд прискакал на белом коне, – хмыкнул себе под нос Буратино и залпом осушил только что налитый бокал виски.
Красавчик поздоровался с женщинами, одарив их обеих комплиментами, и подошел к стоящим у бара мужчинам.
– Зачем бухаешь? – вместо приветствия тихо, но очень грубо сказал он Буратино. – Один день потерпеть никак?
– А ты мне не указ, – вспылил тот сразу. – Или боишься, что у меня пьяного язык развяжется? Не бойся, я слишком люблю деньги, даже в очень пьяном состоянии.
– Не неси чушь. – Было видно, как у двойника Антонио Бандераса заходили желваки на скулах. – Папа Петя… – начал он, но Буратино не дал ему закончить и, отмахнувшись от красавчика и прихватив свой бокал, демонстративно ушел в другой угол комнаты.
– Валерий Вируот. – В этот раз Валерий решил представиться первым и протянул рассерженному красавчику руку.
– Модест, – ответил тот, окинув Валеру надменным взглядом. Он без интереса ответил на рукопожатие, продолжая испепелять взглядом отошедшего в сторону Буратино.
Дверь вновь открылась, и на пороге появился еще один мужчина.
– Всем привет! – как-то уж очень наигранно поприветствовал он присутствующих. – Слава богу, успел, так гнал, дорога просто каток.
– Очень странно, но ты, Русланчик, действительно первый раз не опоздал, – зло сказала Тамара, и Валера отметил, что вновь прибывший ей не безразличен, но неостывшая это любовь или уже чистая ненависть, пока было непонятно.
– Ты никогда в меня не верила, – упрекнул ее тот беззлобно, снимая дубленку. – Две минуты еще, я даже успею выпить с Буратино. – И, взглянув на Валеру, не стесняясь, добавил: – А твои жиголо заметно пообтрепались. Стареешь, Тамарка. Где лоск, где стиль, где, в конце концов, молодежь?
– А свою ты, смотрю, даже приводить постеснялся, – парировала Тамара, но было видно, что слова бывшего мужа ее задели.
Надо признать, что Тамара к нему всё еще неравнодушна, хотя и убеждала сегодня Валеру в обратном. От этих выводов стало нехорошо на душе, противно, словно он вляпался в грязь, пусть не в свою, но всё равно неприятно. Может, ну его, всё это, взять сейчас и уехать, все эти глупые штрафы сайту «Друг» он заплатит, даже не заметит, и удаление с платформы его только насмешит, зато не будет пачкаться во всем этом.
Но прийти к однозначному решению не получилось – в дверь вломилась, именно вломилась, а не вошла девушка, которую, судя по ее виду, сбила машина. Каблуки были сломаны и тащились следом за туфлями, чем-то еще соединяясь с обувью. Колготки были порваны, а из разбитых коленок текла кровь. На лице тушь и помада, растекшись, видимо, от снега и слез, соорудили маску клоуна.
– Русик, я упала, – всхлипнула она, и было видно, что девушка очень старается не зареветь. – Где можно привести себя в порядок?
– Дура, – тихо, но очень обидно бросил Руслан. – Надо же было так ошибиться.
– А нет, вижу-вижу, ты всё же привел к папе Пете свою фею, – засмеялась Тамара, и Валерию стало неловко за нее.
Девушка сейчас была мало того, что не на своей территории, так еще и в очень уязвимом положении. Падать всегда стыдно, вот, казалось бы, человек не виноват, гололед или другая причина, он трезв и вменяем, он упал независимо от своих желаний и возможностей, ну с кем не бывает. Но почему-то именно падение всегда вызывает стыд, словно бы вместе с телом падает и достоинство.
Девушка стояла и тихо плакала под равнодушными или насмешливыми взглядами посторонних людей. Было видно, что она просто не может сдерживать эти несчастные слезы, которые катились по ее щекам, и Валере почему-то показалось, что они вызваны не болью, а унижением.
В этой паузе часы, висевшие в пролете широкой лестницы, стали громко бить.
– Семь! – сказала испуганно Олеся-Снегурочка.
Бывший муж, Руслан-Воевода, с мольбой посмотрел на Тамару.
– Придумай что-нибудь, – одними губами прошептал он.
Валере показалось, что еще секунда, и он рухнет перед ней на колени. Видимо, Руслан привык, что бывшая жена может решить всё на свете, и в который раз обратился к ней за помощью.
– Валерий, – позвала Тамара и, когда он подошел, быстро заговорила: – Помоги, дорогой, пожалуйста.
От обращения «дорогой» Валеру передернуло, только Лее можно было так его называть. Но он постарался взять себя в руки.
– К папе опаздывать нельзя, но это правило распространяется только на нас, вы с этой дамой гости, и вам можно задержаться. В конце коридора, – она указала рукой, – туалетная комната, больше похожая на гримерку. При желании она даже колготки может там найти… – Тут Тамара поморщилась. – Дамочка, смотрю, совсем ни на что не способна, проконтролируй, чтобы она не так удручающе выглядела. – Последние слова Тамара договаривала, уже поднимаясь по лестнице. – Ненавижу, когда что-то идет не по плану, – сказала она уже тихо своим братьям и сестре.
Когда они впятером, с напряженными лицами, скрылись из вида, Валера в очередной раз подумал, здесь кроется что-то другое. Что-то здесь не так.
– Рыночная экономика, мать ее, – сказал в сердцах Сенька, войдя на огромную кухню ресторана «Метрополь». – Расплодилось всякое быдло.
– Что, опять кто-то в красном пиджаке заставил кланяться? – со вздохом догадался Петя. – Не обращай внимания, такие потом больше на чай дают.
– Ну, это если не пережрут, – уточнил Сенька. – Куда страна катится, ужас. На Кавказе всё горит, в магазинах ничего, палатки заполонили все тротуары, а там цены просто космос. Ты вот, Пётр, куда свой ваучер дел? – вдруг поинтересовался коллега.
– Никуда, лежит пока, – усмехнулся Петя в ответ.
– А я свой продал за копейки и шарфик себе мохеровый у челноков купил. Получается, всё, что мои деды строили, копили, создавали, – я продал за шарфик. Родину продал за шарфик, представляешь?
Петя понимал возмущение Сеньки. Жизнь вокруг рушилась со скоростью мчащегося на полном ходу локомотива. Всё, что было свято и нерушимо, в один миг обращалось пылью, а то, что еще вчера порицалось, возводилось в ранг достижений. Народу было трудно это принять, и многие, вот как сегодня Сенька, слетали с катушек.
Заработную плату людям всё больше задерживали, и каждый выживал как мог. Хорошо хоть их работа по-прежнему стабильно кормила. Правда, контингент в ресторане менялся с актёров и политической элиты на братков и бизнесменов. Они были менее культурными и всё чаще «гуляли» по полной, но и денег своих бешеных не жалели.
– Ты что, всё? – спросил Сенька, глядя, как Пётр собирает с собой еду.
Раньше они так не делали, слишком шикарно жили официанты «Метрополя». Но сейчас то, над чем раньше они все надменно насмехались, плотно вошло и в их жизнь. И вот уже нетронутые посетителями блюда, ну или почти нетронутые, упаковывались и относились домой.
– Счастливчик, – позавидовал Сенька. – Не хочешь поменяться? Сегодня чай точно будет хороший, тебя ведь всё равно дома никто не ждет.
Петя не стал говорить о том, что его ждут, и о том, что он заранее так подгадал, взяв тридцать первого себе утреннюю смену, он просто покачал головой и, прихватив пакеты, выскочил из ресторана.
Зима в этом году была холодная и снежная, словно бы погода старалась соответствовать происходящему в стране. В подземном переходе два мужика орали на маленького мальчишку, но никому не было до этого дела. Пётр заметил, что с переменами в стране люди стали равнодушнее, будто разочаровались в жизни. Он тоже хотел пройти, но тут один из мужиков огромной лапищей ударил мальчонку, и Пётр не смог этого выдержать.
– Мужики, вы чего творите? – сказал он, улыбаясь, мечтая всё еще разрешить дело без драки.
– Пошел вон, – прозвучало в ответ, и надежды на мирный исход рухнули.
Через полчаса он, побитый, лежал на холодном полу перехода, а вокруг валялась еда, предназначенная для новогоднего стола. Родная милиция всё же соизволила появиться, но когда уже всё было закончено.
– Заявление писать будешь? – спросил его милиционер уныло.
– Нет, – осчастливил их Пётр, вставая. – Вы мальчишку не видели?
– Так ты из-за него, что ли? – усмехнулся один из стражей порядка. – Зря полез, он их работник, видимо выручку не отдал. Попрошайки это.
– Где пацан? – повторил Пётр, подавив в себе кучу возгласов о том, что это ребёнок и они, милиционеры не должны так говорить, понимая, что вместе со страной рухнула и мораль.
– Так откуда мы знаем? Убежал он от них, видимо, потому как когда мы подошли, то они жутко матерились, и не на тебя, а на него, – пояснил второй.
Праздничное настроение пропало. Пётр брёл по сверкающей Москве и еле сдерживал слезы. Не было жаль раскиданных по переходу деликатесов, не страшны были и полученные от верзил побои – болела душа.
– Дядька, – вдруг услышал он из-за угла.
Пётр, оглянувшись, увидел мальчишку, живого и здорового, опасливо оглядывающегося вокруг.
– Дядька, – махнул пацан и скрылся за углом.
Пётр тоже огляделся и завернул за мальчишкой.
– Я это… – переминаясь с ноги на ногу, сказал пацан. – Спасибо, что ли, хотел сказать. – Он был белокожим и сейчас, видимо от стыда или волнения, пошел красными пятнами. – Только зря ты всё это, они теперь еще больше на меня будут злиться, – поделился мальчонка сомнениями.
– Как зовут? – спросил Пётр, потирая ноющие бока.
– Тарик, – ответил мальчонка.