Мы имели возможность и ранее критиковать мистера Стрита в этом журнале. Одно дело — популяризировать классиков, другое — их извращать. Сегодняшние стандарты перевода — низкие во всех отношениях. И когда столь влиятельное лицо, как мистер Стрит, проделывает такую неряшливую и низкопробную работу, как его «Медея», то эти стандарты падают до невообразимого уровня. Мы можем только повторить слова Блейка{19} о сэре Джошуа Рейнолдсе{20} — «этого человека наняли унижать искусство».
— Весьма любезно,— заметила Клер после благоговейной паузы.— Она, кажется, не слишком его жалует, по так ли?
— До этого она подтверждает свои критические замечания указаниями на главу и стих.
— Ну, если бы кто-нибудь отозвался таким образом о моей работе, я бы его убила.
II
К восьми утра «Менелай» стал на якорь у Делоса, где ждали каики, чтобы перевезти пассажиров на берег. Вокруг царила атмосфера возбужденного ожидания; пассажиры расслабились и уже не обменивались формальными представлениями, прежде чем заговорить с незнакомыми людьми. Только французский контингент держался обособленной группой на прогулочной палубе. Найджел и Клер, стоящие у сходней, должны были сойти первыми.
— Доброе утро!— воскликнул мистер Бентинк-Джоунс, проталкиваясь к ним.— Нам повезло с погодой. Здесь часто бывает слишком большое волнение, мешающее высадке.
Матрос вручил каждому пассажиру карточку высадки, и вскоре они плыли к причалу в переполненном каике.
— Что это? «Комитет встречающих»?
Фигурки на причале, вскоре превратившиеся в мужчин, женщин и детей, демонстрировали свои товары — яркие шарфы, орехи, брелоки, рубашки из грубой ткани и сумки для покупок. Солнце свирепо поджаривало лишенный деревьев остров; вода у причала выглядела прохладной и темно-зеленой. Найджел заметил, как епископ Солуэйский купил и надел рубашку в бирюзово-белую горизонтальную полоску, придавшую ему пиратский облик.
Пройдя сквозь строй островных торговцев, пассажиры двинулись в направлении двух городов — греческого и римского, остатки каменных кладок которых покрывали всю землю в пределах видимости. На камнях грелись ящерицы, скрывавшиеся в щелях, когда шаги звучали слишком близко. Под ногами поскрипывала бурая выгоревшая трава, и было трудно поверить, что весной весь остров усеян цветами.
Никки вскочил на мраморную плиту и сделал жест уличного регулировщика. Когда подошли все оставшиеся, Никки объявил в мегафон, что сейчас состоятся две краткие лекции. Прославленный британский ученый, мистер Джереми Стрит, расскажет о мифологическом значении Делоса, а затем профессор Джордж Гринбаум из Йельского университета поговорит об археологических аспектах. После этого партия разделится на маленькие группы, которые будут водить по острову греческие гиды.
Путешественники разместились поудобнее, стараясь оказаться в тени сломанных колонн. Джереми Стрит, без шляпы, в синих парусиновых брюках и голубой рубашке, стоял на плите, ожидая, пока все угомонятся. Он отмахнулся от мегафона, предложенного Никки.
Каковы бы ни были его недостатки как ученого и переводчика, сразу же стало ясно, что Джереми Стрит — отличный лектор. Его голос четко доносился даже до самых отдаленных от него слушателей. Он говорил без бумажки, без запутанных отступлений, без тени смущения. Его техника вызывала восхищение, думал Найджел, подобно дикции первоклассного певца, ибо это было мастерство, не привлекавшее к себе внимания.
— Мы находимся на священном острове,— начал Стрит,— легендарной родине Аполлона и Артемиды. Легенда представляет собой попытку человека, еще не знакомого с наукой, объяснить мир, умилостивить таинственные силы природы. Чем являлось это многостороннее божество — Аполлон — для тех, кто создали его вследствие своих страхов, нужд и желаний?
Под звуки завораживающего мелодичного голоса Найджел окинул взглядом аудиторию. Все были захвачены лекцией. Только Ианта Эмброуз, прислонившаяся спиной к холму, вносила диссонирующую нотку. С презрительным и недовольным выражением лица она пощипывала рукой сухую траву. Возможно, это было результатом недавнего прочтения ее статьи о стритовском переводе «Медеи», но Найджел видел на лице Ианты нечто большее, чем обычный скептицизм,— ревность, едва скрытую презрительной миной, а может быть, и безжалостную враждебность. Ему внезапно показалось, что она собирается устроить сцену и наброситься на лектора.
Однако на сей раз Ианта Эмброуз сдержала кипевшее в ней пламя. Джереми Стрит закончил лекцию, был вознагражден бурными аплодисментами и уступил место американскому профессору. Во время лекции последнего Найджел заметил, как Джереми Стрит присел на кусок кладки возле светловолосой Фейт Трубоди, смотревшей на него с выражением робкого обожания. Когда публика разбилась на мелкие группы, Стрит сопровождал Фейт и ее отца к Залу Быков. Мистер Бентинк-Джоунс, вначале присоединившийся к другой группе, отделился от нее и последовал за Трубоди и Стритом, оживленно болтая.
— Бедняге не нравится оставаться в стороне,— заметила Клер.— Ну, я собираюсь сосредоточиться на львах.
По ее тону Найджел понял, что она хочет побыть одна. Поэтому они договорились встретиться в полдень у кафе возле музея и направились в разные стороны. Найджел присоединился к группе, включающей Стрита и Трубоди, посетил с ней римские кварталы, восхищался мозаичным полом, изображавшим Диониса верхом на тигре, а потом двинулся вверх по каменной дорожке, ведущей к пещере Аполлона на горе Кинфос. На полпути он увидел Мелиссу Блейдон, в одиночестве сидящую на скале. Она подала ему знак, и он подошел к ней.
— Я сделала идиотскую вещь,— сказала Мелисса,— порвала ремешок туфли. У вас не найдется куска проволоки?
— Боюсь, что нет.
— Ну, тогда мне придется сидеть здесь в ожидании помощи,— весело заметила Мелисса. Найджелу показалось странным, что эта женщина из высшего света выглядит здесь так же естественно, как ящерица; ее смуглая кожа впитывала яркий солнечный свет; она излучала жизненную энергию и в то же время спокойствие, более вызывающее, чем обычные женские средства привлечения внимания. «Артемида,— подумал Найджел,— но охотящаяся па мужчин». Оглядевшись вокруг, он увидел, что они находятся вдвоем на склоне холма.
— Может, если мы свяжем несколько стебельков сухой травы, то сможем изготовить временный ремешок?
— Какой вы изобретательный!— Зелсновато-карие глаза Мелиссы с золотистыми пятнышками в одном из них задержались на Найджеле.— Ну, за работу.
Пока Найджел рвал траву, а Мелисса связывала ее, она объяснила, что ее сестра была не в силах взобраться на холм.
— Надеюсь, круиз пойдет ей на пользу.
— Да. Я очень беспокоюсь о ней. Когда мы отправлялись в путешествие, казалось, что худшее уже позади, и доктор говорил, что все должно быть в порядке. Но...— Глубокий голос Мелиссы внезапно увял.
— Но у нее произошло нечто вроде рецидива?
— Боюсь, что да. Прошлой ночью, когда мы вас покинули, она пришла в ужасное состояние — ну, знаете, говорила, что больше не может выносить одиночества, что ей незачем жить...
— Но ведь у нее есть вы. Вы с ней так терпеливы и самоотверженны...
— Я? Самоотверженна? — Мелисса рассмеялась.—Дорогой мой, я так же эгоистична, как любая женщина. Я не видела Ианту много лет — мы с ней не ладили с детства. Когда я получила телеграмму, что она серьезно больна, то прилетела с Багамов. Но это и то, что я повезла ее в круиз... ну, полагаю, причина в том, что я ощущала вину за то, что так долго ею пренебрегала и жила в богатстве и праздности, покуда она трудилась в школе.
— По-моему, у нее блестящий интеллект.
— Да, очевидно.
— Почему же ее уволили из школы? Разумеется, не из- за нервного срыва.
— Не знаю,— уклончиво ответила Мелисса.— Кажется, там был какой-то скандал. Ианта преподавала в нескольких школах, и везде среди учительниц было полно склочных старых дев. Думаю, они ее ненавидели, потому что она гораздо умнее их.— Мелисса криво улыбнулась.— Не сомневаюсь, что она давала им это попять.
— По-моему, вы очень добры к ней.
— Конечно, Ианта всегда мечтала побывать в Греции. Все эти руины меня не интересуют — я только надеюсь, что она не будет от них отвлекаться.
— Отвлекаться?
Мелисса отвернулась.
— Я старше Ианты, но она считает себя обязанной присматривать за мной.— Женщина вновь посмотрела на Найджела.— Я, кажется, изливаю перед вами душу. Другие тоже так делают?
— Почти все.
Она рассмеялась.
— Вы не выглядите особенно любопытным — не то что этот Бентинк-Джоунс. О Боже, сюда идет еще одна компания жаждущих расширить кругозор.
Они еще немного поговорили об Ианте. Затем Мелисса, окончив связывать траву, прикрепила ее к туфле и протянула Найджелу смуглую изящную ногу.
— Вам следует ходить осторожно. Не знаю, сколько времени эта штука выдержит,— сказал Найджел, осторожно завязывая импровизированный шнурок.
— Тогда спуститесь с холма со мной. Если шнурок не выдержит, то будете поддерживать мою хрупкую фигуру.
Мелисса вряд ли забыла, что Найджел поднимался на холм, когда они встретились,— очевидно, она считала само собой разумеющимся, что любой мужчина обязан ради нее менять свои планы. «Конечно, она испорченная женщина,— подумал Найджел,— но эта спокойная уверенность, что все должны танцевать вокруг нее. тем не менее выглядит безобидной».
Эта мысль побудила его сказать, когда они спускались по каменной дорожке:
— Полагаю, у вас были очень хорошие отношения с вашим отцом.
— Да. Но как?..
— А у вашей сестры — нет?
Мелисса не ответила. Ее лицо приняло печальное и одновременно раздраженное выражение. Споткнувшись о камель, она вцепилась в руку Найджела, и его тело словно обожгла вспышка.
— Вы не обиделись? — спросил он.
Все еще не глядя на него, Мелисса воскликнула: