Я сразу почувствовал себя увереннее.
– Когда он умер? – строго спросил я.
– Сегодня ночью, – ответила со своего места Наташа. Ее взгляд, обращенный в мою сторону, был полон истинного сострадания ко мне. Никогда ее такой не видел.
– Так, мне все ясно. Всем сохранять спокойствие! – мой голос прогремел по двору. – И всем тихо.
Все и так молчали. Но тут замолчала даже Юдифь. Прекратил бормотание и Голиаф.
С бьющимся от волнения сердцем, я вновь склонился над телом и взял покойника за запястье.
Пульса не было.
«Нежели все напрасно? – подумал я. – Неужели моя догадка неверна?»
И все-таки я не верил себе. Не знаю, почему. Не верил и все тут. Врачебная интуиция? Назовите это как хотите. Я освободил руку Израиля, и она безвольно упала на впалую грудь. Несомненно юноша был мертв.
«Почему же тогда рука такая мягкая и податливая? Совершенно никаких признаков одеревенения. А ведь смерть произошло несколько часов назад. Вот оно что! Неужели все-таки я прав?»
Словно сама собой, моя рука опустилась юноше на лоб. Лоб был холодный. Но под черепной коробкой, я явственно это ощутил, находился все еще функционирующий мозг.
Да, да! Мозг работал! Не знаю как, но я явственно ощутил это. И никаких приборов мне для этого не понадобилось. Я сам сейчас был словно прибор. И я видел, что мозг работает! Не то, чтобы он работал на сто процентов. Скорее процентов на пятнадцать. Но этого вполне хватало, чтобы не дать телу испортиться, несмотря на отсутствие сердцебиения и тока крови. Мозг словно спал. В науке это называется летаргия. Медики называют это клинической смертью.
– Он жив! – громко объявил я. – Он жив, господа хорошие!
Еще одно усилие воли, и под моей рукой мозг вздрогнул.
«Просыпайся!» – дал я ему мысленную команду.
И мозг проснулся. Первой его командой был приказ сердцу. Оно громко словно мотор застучало в груди Израиля. Я явственно это услышал. Тут же быстро-быстро забился пульс, потоками побежала по жилам кровь, она стремительно нагревалась от собственного движения.
Не снимая руку со лба больного, я тут же обнаружил причину его клинической смерти. Первичные признаки менингита. Редчайший случай. Видимо организм так среагировал на страшную болезнь. Словно сам себя законсервировал. Очень интересно.
Затем я увидел каким-то внутренним зрением пораженные участки коры головного мозга, застой крови на них и отекшие лимфоузлы. Разбудив организм от сна, я разбудил и болезнь, которая тут же дала о себе знать. Неужели все напрасно? Я вызволил парня из лап смерти только для того, чтобы он умер опять, только в долгих и жестоких мучениях. Что за напасть?
Но тут я обратил внимание, что под тем местом, где все еще лежала моя рука, кровь у парня циркулировала очень даже неплохо. Интересно! А что если подвинуть руку?
Я подвинул, и под ладонью тут же побежала кровь, а темная кора головного мозга начала светлеть. Мозг принимал первоначальную до болезненную форму! Всего несколько поглаживающих движений ладонью, три мысленные команды, и Израиль стал абсолютно здоров. Никаких признаков болезни. Я уничтожил их, словно стер ластиком с белого листа чернильные пятна. Мертвенная бледность отступила, и лицо больного порозовело. Губы так те вообще стали по девичьи пухлыми и алыми.
– Открой глаза, – сказал я, не веря самому себе. – И попробуй встать.
Длинные густые ресницы Израиля дрогнули. Парень распахнул огромные масляничные глаза и тут же прищурил их, не в силах глядеть на солнце.
Раздался громкий ах. Я оглянулся.
Оказывается уже все здесь присутствующие давно покинули свои места и не вставая с колен приблизились ко мне. Занятый делом, я этого просто не заметил. До этого момента, все они молчали затаив дыхание, но когда Израиль открыл глаза, никто уже сдержаться не смог. Раздались радостные крики и вопли. Кто-то смеялся, кто-то рыдал. Люди так и повалились к моим ногам, и каждый норовил схватить полу моей хламиды и прижаться к ней губами. Я даже растерялся. Конечно, врачей положено благодарить, но чтобы так? В моей практике такое впервые. Собственно говоря, я всего лишь выполнял долг. Юдифь и Голиаф рыдали над Израилем, который поднялся на ноги и недоуменно смотрел на отца с матерью и на все, что творилось вокруг.
– Ты можешь идти? – спросил я его, безуспешно пытаясь вырваться от восторженных и благодарных зрителей.
Израиль сделал один шаг, чем вызвал новый рев восторга.
– Да ведь это же Третий Брат! – вдруг закричал один из тех, кто мне поклонялся, и я узнал в нем Соломона. – Он явился в Ерихон, чтобы спасти нас всех. И это я его привел! Благодарю тебя, Господи, за то что ты избрал меня и приблизил к своему сыну!
– Третий Брат! – тут же откликнулись слушатели. – Третий Брат снизошел до нас простых смертных. Посланник небес!
Скажу прямо, я растерялся. Стоял на месте и не знал, что сказать. А весть о моем пришествии тем временем вырвалась за пределы двора и побежала по улицам. А родственники Израиля продолжали галдеть и благодарить меня за чудесное спасение.
– Да поднимитесь же вы! – вышел я из терпения. – Согласен, что провел не совсем стандартную операцию. Так это скорее случайное везение, нежели закономерный результат моего лечения. Я собственно говоря еще не врач, а только учусь.
Но меня никто не слушал. К тому же Голиаф и Юдифь, а с ними и сам Израиль, которому поведали о его чудесном воскрешении, присоединились к остальным, и шуму сразу стало больше. Сквозь толпу ко мне с трудом пробился Соломон и тоже вцепился в полы моего хитона.
– Отец родной! – завопил он. – Может ты снизойдешь и до меня недостойного грешника и излечишь мои болезни? Голова болит, даже кровопускание не помогает.
И говоря это он схватил мою руку и возложил себе на голову. Голова у него действительно болела. Я явственно обнаружил те же первичные признаки менингита, но под моей чудодейственной рукой (как это у меня все же получается?) они тут же растаяли, как снег под солнцем.
– Не болит! – тут же откликнулся Соломон. – Готов поклясться всем, что у меня есть, не болит!
– А теперь, Соломон, проведи меня к тюрьме, где томятся Святые братья, – попросил я.
Но тут остальные с криками: «Вылечи и меня!», оттолкнули Соломона и стали хватать мои руки и возлагать себе на головы. Они так толкались, что чуть не сбили меня с ног.
– Стелла, Геркулес! – жалобно крикнул я. – На помощь!
Друзей уговаривать не пришлось. Они тут же, грубо растолкав толпу, пробились ко мне. Однако никто на их грубость не обиделся.
– Давайте прорываться сквозь этих безумцев, – предложил я.
Стелла неодобрительно покачала головой:
– Зачем портить отношения с местным населением? Не лучше ли заручиться его поддержкой?
– А время еще есть?
– Время всегда есть. У нас еще в запасе час сорок пять.
– Тогда помогите мне организовать очередь, что ли! Надо их всех быстро обслужить и бежать спасать Святых братьев.
– Что такое очередь? – спросил Геркулес у Стеллы.
– Когда подряд производят три и более выстрелов, – ответила та.
– Нет! – прорычал я. – Это, когда люди стоят друг за другом и подходят по одному!
– Так бы сразу и сказал, – вздохнул Геркулес, и вдвоем со Стеллой начал наводить порядок и дисциплину в рядах моих пациентов.
Надо сказать, что пока я спал, ребята успели приодеться и закосить под местных. На Геркулесе был черный хитон, похожий на мой. Только он ему был маловат и едва доходил до колен. И тем не менее он выглядел в нем довольно внушительно. На Стелле было длинное голубое платье с короткими рукавами. Похожее платье, только красное и с золотой вышивкой было у Наташи. Оно ей очень шло. Только сейчас я заметил, как она в нем привлекательно.
– Будешь мне ассистировать? – робко спросил я ее.
Наташа кивнула:
– Что мне нужно делать?
– Делай предварительный диагноз и с ним посылай ко мне.
– Попробую.
– Итак, товарищи! – объявил я. – Прежде чем подходить ко мне, обращайтесь за консультацией к сестре. Ее зовут Наталия Ивановна.
К этому времени Стелла и Геркулес навели порядок и создали некоторое подобие очереди, вдоль которой взад вперед носился Диоген, следивший, чтобы никто не пытался жулить.
По сравнению с менингитом, у остальных болезни были простенькие, даже не болезни, а болячки, и я справился со всем потоком за двадцать минут. Но за это время весть обо мне облетела уже весь квартал, и со всех сторон стекались люди. Наконец во двор Голиафа внесли сразу десять носилок с больными людьми. Их уложили прямо на землю, и они заняли весь двор. Тут я не выдержал:
– А это что еще такое? Сколько можно? Товарищи, встаньте и подойдите ко мне по одному!
В другой ситуации я ни за что бы не сморозил подобную глупость. Но на данный момент меня уже начало трясти от нервозности. Я боялся, что теперь уже точно не успею спасти братьев.
Услышав мои слова, лежавшие на носилках люди закопошились и один за другим стали подниматься на ноги. Народ, облепивший весь забор и стоявший в воротах так и ахнул.
– Встают! Люди добрые! Встают! Идут! К нему идут!
– Что такое? – удивился я, глядя, как пошатываясь и спотыкаясь, лежачие больные поплелись ко мне. – Почему такая реакция?
– Сережа, они же все после паралича! – шепнула мне в ухо Наташа. – Как это ты так делаешь?
Я только пожал плечами:
– Всего лишь велел подойти ко мне. Так, друзья мои! Теперь вы все здоровы и можете идти домой.
И они пошли домой. Честное слово, пошли. И даже не стали забирать носилки. Я потер руки:
– Все! Теперь в тюрьму. Где она у вас тут находится?
– Рядом с дворцом наместника, – тут же опять появился Соломон. – Я хотел бы желать вас проводить, вот только не знаю, достоин ли.
– Достоин, достоин! – похлопал я его по плечу. Веди нас, и побыстрее.
Когда мы вышли из дома Голиафа, то на улица нас ожидало наверно все население Ерихона. Во всяком случае вся улица была заполнена народом, и нас встретили как первых космонавтов.