Фелтону позвонил Виаселли.
— Они знают, что это ты, Норман, — сказал он.
— Значит, они скоро узнают и о тебе, малыш.
— Все не так плохо, — сказал Виаселли. — Остался только Луис. Но он ждет тебя. На этот раз сюрприза не выйдет.
Луис жил на яхте и никогда не покидал ее. У него была телефонная связь и скоростные катера, чтобы вести дела прямо с яхты.
У Фелтона не было таких возможностей. Он мог только ждать, когда его убьют, ждать, когда Луис пошлет убийц, которые прикончат его. Но Луис сделал ошибку. Его яхта стояла у берега реки Хакенсак в Джерси, рядом с автомобильным прессом. Шла Вторая мировая война. Сырье, сталь и металл были в дефиците. Фелтон купил пресс для сырья за цену, которая в четыре раза превышала его стоимость. Он отдал все свои деньги до цента. Но что хорошего в деньгах без жизни?
Когда Фелтон увидел этот пресс, он долго смеялся.
— Джентльмены, — сказал он своим четырем генералам, — наше будущее ждет нас.
Этой ночью яхта была повреждена взрывом взрывчатки. На следующий день Джимми позвонил на яхту и предложил услуги по ремонту.
— Мы не можем оставить судно, — сказали в ответ.
— Вам не нужно этого делать. Мы вытянем вас на берег и проведем ремонтные работы в короткий срок.
После десятиминутного раздумья люди на яхте согласились.
Краны пресса были приведены в готовность. Стальные тросы зацепили за нос и корму яхты. Когда судно поднялось над водой, кран быстро перетащил его на вершину трамплина, с которого спускались подержанные автомобили. Тросы были отцеплены и взлетевшая в воздух яхта врезалась в большое бетонное здание. Она проделала брешь в стене дома, из которого никто из команды яхты больше не появился.
На следующий день Виаселли снова позвонил Фелтону.
— Прекрасно. Я говорил тебе о миллионе долларов? Можешь рассчитывать на два. Как тебе это удалось? Команда, яхта и все остальное.
— Я не трачу свое время на шахматы, — ответил Фелтон.
Следующие несколько лет были спокойными. Мошер, любитель пострелять, делал большую часть работы, убирая противников Виаселли. Их тела исчезали. О’Хара нанимал людей, которые способствовали становлению власти Виаселли. Он нанимал их только однажды, а потом убивал. Скоттичио занимался строительством главной штаб-квартиры в Филадельфии под присмотром Фелтона. Джимми выполнял приказы босса. Они больше касались его безопасности. Остальные вопросы решал сам Фелтон. Его имя не всплыло ни в одном расследовании; он был на передней линии действий и создавал себе репутацию уважаемого человека.
Только четверо его помощников знали все об операциях Фелтона. Но они молчали. Таинственность была их главным оружием. Это было прибыльным делом для всех. И сейчас Фелтон глядел на великолепные шахматные фигуры из слоновой кости в отеле «Роял-Плаза» и думал о том, как долго еще оно будет прибыльным.
— Ты все еще моя белая королева, Норман, — сказал Виаселли, положив руки на стол из красного дерева. — Больше у меня никого нет.
— Прекрасно, — сказал Фелтон, глядя, как Виаселли сделал последний ход, после которого последовал мат. — Тогда кто этот Максвелл?
Виаселли поднял насмешливые глаза.
— Максвелл?
Фелтон кивнул.
— Кто бы ни охотился за нами, он что-то имеет против Максвелла. Я убил человека, который проявлял интерес только к Максвеллу.
— Максвеллу? — Виаселли недоуменно уставился на шахматную доску. — Кто-то новый вступает в игру?
— Максвелл, — повторил Фелтон.
Виаселли пожал плечами. Фелтон вздернул брови.
Глава 20
Проникнуть в комнату студентки Бриарклиффа оказалось проще простого. Ремо только сказал декану, что пишет статью для журнала, посвященную метафизике сознания. Он сам не знал, что это значило, но декан, похожая на корову дородная матрона с большим носом и волосатым подбородком, пустила его на территорию колледжа до двадцати трех часов. До этого времени, как сказала она, крутя в пальцах карандаш, Ремо может найти ее в своей комнате, и она поможет ему с заметками для статьи.
Таким образом, Ремо оказался в зале колледжа, царапая в блокноте заметки, которые потом собирался выбросить, в то время, как дюжина молодых, противных, громкоголосых, возбужденных молодых девиц выкрикивали свои мнения по поводу «как относятся женщины к космосу?»
У них у всех были свои мнения. Они окружили кресло, в котором сидел Ремо. Руки, улыбки, голоса атаковали его. И каждой девушке он задавал один и тот же вопрос: «А ваше имя?» И каждый раз он не получал того ответа, которого ждал. В конце концов он сказал:
— Кроме вас есть еще девушки?
Они покачали головами. Потом одна сказала:
— Есть еще Синти.
Ремо насторожился.
— Синти? Какая Синти?
— Синти Фелтон, — засмеялась девушка. — Зубрила.
— А где она? — спросил Ремо.
— В своей комнате, где же еще?
— Я думаю, что ее мнение тоже стоит выслушать. Извините меня, леди. Где ее комната?
— На втором этаже, первая справа, — объяснила одна из девушек.
Он поднялся по ступенькам. Первая дверь направо была открыта. Он увидел стол, освещенный светом настольной лампы, и довольно милую ножку под ним. Он видел еще руку с длинными ухоженными ногтями, хозяйку которой скрывали книжные полки, стоявшие позади стола.
— Привет, — сказал Ремо. — Я пишу статью для журнала. Это было не совсем подходящее начало знакомства с девушкой, через которую он собирался проникнуть к ее отцу.
Она развернула стул, чтобы видеть Ремо. В дверном проеме она увидела высокого, широкоплечего, симпатичного мужчину. А он увидел еще одну представительницу поколения современных феминисток: девушку в голубой юбке, коричневом свитере и белых теннисных туфлях. Ее лицо было привлекательным, вернее могло быть привлекательным, если бы на нем была косметика. Но ее не было. Ее волосы были растрепаны, как после бури. Она жевала кончик карандаша. На ее свитере был приколот значок «За свободу».
— Я беру интервью у студенток.
— Да?
— Я бы хотел взять интервью у вас.
— Хорошо.
Ремо занервничал. Ему захотелось пошаркать ногой. Он намеревался воздействовать на ее чувства своим мужским обаянием, как учил Чжиун, но его сознание восстало, как будто перед ним была не совсем женщина. У нее были груди, бедра, глаза, рот, уши, нос, но отсутствовала женственность, что сразу бросалось в глаза.
— Садитесь на кровать. — Из уст другой женщины это прозвучало бы, как приглашение. Из уст этой девушки это звучало, как логичное предложение сесть на кровать потому, что в комнате был единственный стул, на котором сидела она.
— Как вас зовут? — спросил Ремо, раскрывая блокнот.
— Синти Фелтон.
— Сколько вам лет?
— Двадцать.
— Где вы живете?
— В Восточном Гудзоне, Нью-Джерси. Ужасный город, но папе он нравится.
— Что вы думаете об отношении женщины к космосу?
— Вы имеет в виду метафизику?
— Конечно.
— В сущности, женщина — всего лишь производитель детей в человекоподобном обществе… вы это записываете?
— Конечно, конечно, — сказал Ремо, быстро записывая непостижимые ученые глупости своей собеседницы. В конце интервью он пришел к выводу, что не понял ни слова из того, что она сказала.
Синти было очень жаль, но она должна подготовиться к завтрашним занятиям. Писатель заверил ее, что только она могла помочь ему развязать этот метафизический узел.
— Нет, — был ее ответ, — определенно нет.
Тогда он предложил ей позавтракать с ним.
Нет, снова был ее ответ, у нее твердое расписание дня.
Тогда, может быть, она даст ему фотографию своих голубых глаз?
Зачем, был вопрос, ему нужна фотография ее голубых глаз?
Потому что, был ответ, они такие голубые, каких писатель никогда не встречал прежде.
— Чепуха, — ответила она.
Глава 21
Синти должна была появиться в ресторане в 9.15. Для любой другой женщины опоздание было бы обычным делом. Но подобные ей девицы были пунктуальными и деловитыми.
Если Мак Клири не мог проникнуть в здание Фелтона, значит, там были ловушки. Как; черт возьми, он сам сделает это? Ремо вертел в руках стакан с водой. Во Вьетнаме все было по-другому. Там ты всегда мог вернуться в свое подразделение. Ночью кто-то другой стоял на часах, если там не стоял ты. Там ты чувствовал защиту.
Ремо отпил глоток воды, которая отдавала какими-то химикатами. Сейчас он не чувствовал себя защищенным. Ему некуда было отступать. У него не было отряда. До конца своих дней он будет теперь либо атаковать, либо отступать. Он поставил стакан и посмотрел на дверь. Он мог уйти сейчас, он мог просто выйти из ресторана и исчезнуть навсегда.
Ремо с трудом отвел глаза от двери. «Я прочту газету, — сказал он себе. — Я прочту газету с первого листа до последнего, а потом выйду из ресторана, поеду в Нью-Джерси, найду Фелтона и попробую узнать что-нибудь о Максвелле».
Ремо читал слова, не понимая значения написанного. Он сбивался и терял абзац, который читал. Прежде, чем он дочитал первую статью, кто-то вытянул газету из его рук.
— Сколько можно читать газету? — это была Синти, в блузке и юбке.
Она села и положила на стол две толстые книги.
— Я проголодалась, — объявила она.
— Тогда нужно поесть, — сказал Ремо.
Синти наклонила голову в притворном удивлении.
— Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь был так рад увидеть меня. У вас такая улыбка на лице, словно я только что обещала вам сто лет здоровой жизни.
Ремо кивнул и откинулся на стуле. Он протянул ей меню. Изысканная студентка Бриарклиффа, чье сознание было способно только на эстетические удовольствия, заказала апельсиновый сок, мясо, вафли, шоколадное мороженое, два стакана молока и чашку кофе с двумя сладкими булочками с корицей.
Ремо заказал жареный рис.
— Забавно! — воскликнула Синти. — Вы из Вьетнама?
— Нет. Просто диета.
Кусая последнюю булочку с корицей, она начала говорить: