— Вашанка пропал, — запричитал Страт, чьи остатки логики ветер разорвал в клочья. — Пропал…
— Отсутствие бога тоже имеет свои плюсы, — возразила Ишад.
Ветер сорвал ее капюшон. Волосы чернилами разлились в темноте. Молния осветила лицо ведьмы, а ее глаза, когда она обернулась к Страту, загорелись сами собой.
— Например, хаос.
— Мы идем туда?
Это было самое последнее место, куда хотел бы идти Страт, но он сжал в руке меч и собрал обрывки мужества. Может, внутри тепло. Здесь он промерз до мозга костей.
— Терпение, — сказала Ишад и протянула руку. — Стилчо.
Пора.
Тишина. Вытерев слезящиеся глаза, Страт повернул голову.
Непрерывные вспышки молний осветили подобное маске лицо, застывшее в ужасе.
— Нет, — сказал Стилчо. — Нет, я не хочу.
— Это необходимо, Стилчо. Тебе это известно. Я знаю, ты найдешь дорогу.
— Я не хочу… — детский дрожащий голос.
— Стилчо.
Но он, шатаясь, рухнул ничком, словно мертвый, под ноги Страту. Страт в отвращении отпрянул назад, едва сохранив равновесие, и заморгал, ужаленный ветром.
— Черт возьми…
А голос колдуньи продолжал нестись из темноты:
— ..Найди его, Стилчо, найди его, приведи его сюда — он придет. Он придет. Он придет…
Страт совершил ошибку, подняв голову в тот самый миг, когда начался процесс материализации: появилось нечто покрытое красными полосами, и мало что человеческого было в нем; но Страт узнал лицо, которое видел в течение долгих лет.
— Джанни…
Зверски убитый пасынок, шатаясь, принял человеческий облик — того Джанни, каким он был до того, как ведьма-ниси провела с ним ночь.
— Она твоя, Джанни, — донесся издалека шепот Ишад. — Стилчо, возвращайся. Туз…
Его боевое прозвище. Он никогда не говорил его ей.
— Возьми ее, — шептала колдунья. — Возьми ее.
Джанни повернулся, точно отражение в бронзе, и какими-то неуверенными рывками двинулся вперед. Его уход обозначил присутствие еще одного человека, более осязаемого: Стилчо, спотыкаясь, поднялся на ноги, цепляясь руками за ветви. Страт, униженный тем, что оказался последним, двинулся следом.
— Джанни, подожди, черт возьми!
Но ничто не могло остановить странное существо. Оно не обращало внимания на ветер и ветки. Вытянув вперед руки, Страт стал продираться сквозь кустарник, догоняя Стилчо, и напоролся на торчащий сук, сломав его кожаной курткой. Но ветер проглотил этот треск.
Колючки рвали одежду Страта; впереди виднелась стена дома, а Джанни был уже далеко, уменьшаясь по мере того, как бежал вдоль берега, и вот он уже исчез в темноте за стеной из речных валунов и дубовой дверью.
— Джанни!
Теперь не было нужды в тишине. Однажды Джанни уже проиграл ведьме — теперь он один там, за барьером — одним богам известно, что…
— Джанни!
Страт кинулся не в дверь, а к окну, отодрал полусгнившее дерево ставней и ворвался внутрь. Ослепительный свет. Болевой шок пронзил его костный мозг и поверг на пол. Страт ударился головой, его меч — о боги, где? — онемевшие пальцы не чувствовали его; Стилчо тоже был внутри дома, он полз, нанося удары…
Страта обвило кольцо, живое, шевелящееся. Закричав, он сбросил его с себя и упал на колени — змея, подсказало движение; Страт с криком нанес удар, змея свилась клубком, ударила в ответ. Боже, сколько их. Катаясь по полу, Страт что есть силы рубил мечом по извивающимся кольцам. Стилчо отсек змее голову; она начала кричать. Кольца другой прошли сквозь Джанни, который продолжал двигаться вперед. И Роксана — ведьма Роксана стояла посреди комнаты — черная в сердце огня, столб мрака. Ее волосы трещали от энергии, исходившей от пальцев и лица. Ее рука поднялась, указующе, сверкнуло пламя. На фоне огня Джанни тоже стал черным, тенью, ничем более.
Страт попытался подняться, бросился вперед.
— Вернись!
Это был Стилчо, схвативший его и удерживавший на грани, которой Страт не увидел, за которой было падение вниз, вниз в темноту…
Джанни обвил ведьму руками, их окутали молнии, сверкающие тут и там, словно вены, и загремел гром. Свет озадачил Страта: пронзив окружающий мрак, он рассыпал на мелкие кусочки сцепившуюся пару и с оглушительным грохотом захлестнул их.
Темнота. Запах паленого.
— Джанни? Джанни? Стилчо…
Ветер утих. Утих так внезапно, словно наступила смерть, последовав за раскатом грома невдалеке.
Вышедшие на рейд суда рассыпались в беспорядке, не подгоняемые ветрами, не сдерживаемые канатами.
— О боги! — выдохнула Кама.
— Молния попала куда-то у берега, — как всегда почтительно, произнес слуга.
Молин Факельщик, стиснув подоконник, ощутил, что его сердце снова забилось.
— Это точно.
Но куда именно, он не смог определить. Вдалеке во тьме расцветало зарево — и не одно. Пожары полыхали тут и там.
Но пока ни одного крупного.
И ничто не пробилось сюда.
Он хотел бы выбросить это из памяти. Они уже почти вернулись назад, когда к нему вернулся слух; большую часть пути он ковылял один, шатаясь то в одну сторону, то в другую, точно пьяный. Иногда Стилчо подхватывал его за талию, иногда Она брала его за руку…
…Огонь, другой огонь, мирно горящий в очаге. Запах трав.
Мускуса.
Расплывчатое лицо Ишад. Она стояла на коленях у его кресла возле очага, освещенная мягким светом. Ее капюшон был откинут. В волосах играл свет.
— Джанни… — сказал Страт. Это было первое, что он произнес.
— Тебя привел Стилчо, — ответила Ишад. Она наклонилась к столу. С переливчатым звуком заструилось вино, благоухая. Ишад предложила Страту кубок. Он сел.
Рассудку требовалось время, чтобы собрать воедино мозаику.
Страт сидел, уставившись на огонь, каждой клеточкой ощущая боль.
— Джанни?..
— Отдыхает.
— Он мертв. Мертв, оставьте его мертвым, черт возьми… — думы о Нико, о его горе, о его напарнике. Это разобьет ему сердце. — Разве не лучше человеку оставаться мертвым?
— Я бы использовала других, если б могла Но другие души трудно заполучить. А его можно вызвать без особых усилий.
Стилчо наловчился совершать этот путь туда и обратно.
Шаги рядом. Вытянутое лицо Хаута.
— Ты можешь идти, — сказала Ишад, поднимая на него взгляд. — Зайди в особняк в пригороде. Их нужно обнадежить.
Взяв плащ, Хаут удалился. Мгновенная прохлада — открылась и закрылась дверь. Задрожал огонь.
— Роксана? — вопросил Страт.
Ишад вложила кубок ему в руку. Сомкнула на нем его пальцы.
— Могущество имеет и обратную сторону. Мало хорошего в том, когда тебя прерывают во время такого сильного заклятья.
— Она мертва?
— Если и нет, ей весьма неуютно.
Страт выпил вино — одним большим глотком. Оно смыло привкус паленого. Взяв у него кубок, Ишад отставила его в сторону. Положила голову ему на колени, глядя на огонь, словно обыкновенная женщина. Потом, повернувшись, посмотрела пасынку в лицо. Пульс участился, охвативший Страта холод растаял; мир, казалось, стал бесконечно далеким.
— Пойдем в постель, — предложила Ишад. — Я согрею тебя.
— Надолго?
Она закрыла глаза. На мгновение Страту опять стало холодно.
Но вот она открыла их, и в комнате вновь потеплело, а по жилам его побежала кровь.
Ее рука нежно сжала его ладонь. Склонившись, Страт прикоснулся к губам Ишад, ни о чем не думая, не пытаясь что-то вспомнить или заглянуть в будущее. Он попал в этот дом, потому что время Рэнке, похоже, скоро кончится. И его тоже. А время, как он понял за время службы, не является ничьим другом.
— Чертовщина, — сказал Зэлбар, оттирая перепачканное сажей лицо. Ужас на мгновение вновь охватил его, но он быстро взял себя в руки. — Прошу прощения, ваше преосвященство…
— Докладывай.
— Пока мы насчитали дюжину убитых, что просто валяются на улицах. У одних перерезано горло, другие заколоты.
— Разве это ново для Санктуария, — с жалостью глянул на цербера Молин, — дюжина трупов на рассвете?
— Двое у дверей Сифиноса, один у Элиноса. Три у Агалина…
Ниси. Все до одного.
— Эй! — крикнул кто-то. — Эй!
Страт, бросив поводья, ехал по мостовой. Он заморгал, глядя на солнце и привычные улицы Санктуария, потом, схватившись за луку седла, с удивлением уставился на человека, остановившего его коня, — простого торговца. Вокруг нарастал недовольный гомон. Воин смутно сообразил, что его конь зацепил тележку с товаром. Он беспомощно уставился на старика, с тревогой глядевшего на него: темный илсиг, узнавший ранканца, причину всего нехорошего, что может случиться с человеком днем на улицах Санктуария.
На булыжной мостовой осколки стекла; вывеска на одном кольце; всюду кучи мусора. Но торговля идет. Гнедой потянулся за яблоками.
Страт ощупал себя, ища кошелек. Пропал — как, он не помнил.
Надо бы бросить торговцу монету, заплатить за ущерб и забыть обо всем, но его уже обступили со всех сторон, мужчины и женщины, молчаливые во взаимном смущении, взаимной ненависти взаимной беспомощности.
— Извините, — пробормотал Страт и, подобрав поводья, медленно направил коня вниз по улице.
Обворованный — и не только по части денег. Обширные дыры зияли у него в памяти: где он был, что видел?
Роксана. Ишад. Он помнил, что вернулся в домик у реки. На этом воспоминания обрывались.
Инстинктивно Страт ощупал горло. «Ты всегда ошибался насчет меня», — сказала колдунья.
Солнце стояло высоко. Торговцы нахваливали свой товар, хозяйки подметали порожки домов.
Надо было бежать от ворот дома, и он был бы спасен, но, подобно своему гнедому, Страт выбрал дорогу и запутался, верный избранному пути и принципам.
Я что-то обещал, с содроганием осознал он наполовину обретенное воспоминание.
О боги — что?