— Благодарствую, ваша светлость. А что по преданному? — настаивал я на своем, но, увидев, как скривился герцог, поспешил объяснить: — Это же и мне урон чести и всей гвардии. Как же выглядеть все это будет? Секунд-майор, обласканный ея величеством, берет девицу… И девицу ли… Без приданного. Много слухов будет, подозрительного. На ее высочество
— Да… Приданное нужно, — после некоторой паузы согласился с моими доводами герцог. — Иначе сильно все подозрительно. Да и Менгден… Она же без земли.
А потом Бирон встал со своего изящного, я бы сказал барочного, кресла, подошел к столу, раскрыл одну из папок, начал перелистывать страницы.
— Вот! У вас же под Калугой родовое гнездо? Ближе всего есть поместье Каширы. Почти тысяча душ, пять деревень. Это очень доброе приданное будет, — обрадованно говорил Бирон, тряся один из листов бумаги из той папки.
Я так предполагаю, что в этих бумагах все свободные поместья. И этим распоряжается Бирон. Велика все же сила у герцога.
Что же касается знания географии у немца-фаворита, то ее следовало бы подучить. Не помню точно, но до двухсот километров между Каширой и Калугой. И это по нынешним временам никак не близко. Это четыре-пять дней пути.
Но не дурак же я отказываться от такого ресурса! Тем более, что Кашира — это пусть и не земли Дикого Поля, будущей Новороссии, но тоже там можно развернуться с сельским хозяйством. Да и до степи ближе, до Тулы недалеко. Можно будет думать и о производстве.
— Вы еще и думаете? — возмутился Бирон.
— Нет, нет, ваша светлость! Конечно же я согласен, — сказал я и вновь задумался.
Нет в этом времени браков по любви. Любовь только-только зарождается, как явление, на которое вовсе обращают внимание. А так, брак — это скорее про расчет.
И будет ли мне Менгден мешать моим делам? Да, нисколько. Мы можем даже раздельно жить, числясь лишь супругами. Галантный век приходит, уже многое позволительно. А вот такое мощное поместье мне было бы не заполучить и за пять лет и может за всю свою жизнь.
Да и вообще… Если что-то нельзя предотвратить, а решение фаворита, да еще и согласованное с волей императрицы, я предотвращать пока не могу. То нужно это веселье возглавить.
Женюсь! Но только потом, война, знаете ли. А вот поместье было бы неплохо заполучить уже сейчас.
Самара
27 ноября 1734 года
Александр Иванович Румянцев пил кофий в одной из трёх изб, спешно сооружённых прямо посреди реки Яик. Генерал-аншеф размышлял над тем, правильную ли он избу выбрал.
Как в той русской сказке: выберешь правую избу — утопят подо льдом реки; выберешь левую избу… тоже захотят и утопят в реке. И только в средней избе был поставлен огромный стол, на котором сервированы многие яства.
Причём правоверный мусульманин должен был оценить выбор блюд: тут не было ничего из свинины — в основном, баранина и козлятина. Да и хмельное на стол не поставили. Хотя что выпить — у Румянцева имелось.
Александр Иванович с вниманием отнёсся к рекомендациям Норова, который утверждал, что если в малом пойти на уступку степнякам-кочевникам, например — не ставить на стол то, что у них под запретом, харам — можно добиться куда большего в переговорном процессе.
— Пусть заходят! — настроившись на решительный и сложный дипломатический бой, сказал Румянцев.
Через пятнадцать минут — ровно столько потребовалось башкирским старейшинам, чтобы преодолеть расстояние до середины реки — в большую, просторную избу стали заходить представители башкирского народа. Не все сюда собрались, не все успели доехать, некоторые и вовсе не узнали о том, что русский генерал собирает их для беседы. Но больше половины старейшин присутствовало.
Они входили по одному в избу и осматривались. Каждый из старшин ждал подвоха, коварной хитрости от русских.
И во многом они были правы. В двух других избах были вырублены проруби, в которые предполагалось сбрасывать всех вошедших и баграми не давать им всплывать, а заталкивать под лёд [таким образом с башкирами поступал один из губернаторов Оренбургской губернии — Неплюев].
Александр Иванович Румянцев повелел собрать все возможные сведения о том, с какими намерениями прибыли старшины. Исходя из полученных данных, русский генерал и принимал решение, в которой избе встречать их.
И пусть первоначально Румянцев и сам склонялся к тому, чтобы решить башкирский вопрос мирно, но даже после общения с Норовым Александр Иванович не отрицал силовой вариант. И одномоментно убить многих потенциальных лидеров бунтовщиков — это, по мнению Румянцева, сразу же предоставляло фору для русских войск.
Ведь после устранения старшин, несмотря на непогоду и установившиеся устойчивые морозы, генерал предполагал повсеместно атаковать кочевников.
Да, это было бы сложно, санитарные потери в русских полках могли быть немалыми. Однако сейчас степняки не кочуют — они остановились в своих стойбищах на зимовку. И есть возможность не бегать по степи и выискивать башкирские орды, а уничтожить большую часть активных башкирцев ещё зимой.
— Знакомы ли вы, старшины башкирские, с теми кондициями, что обещаны были секунд-майором Норовым? — когда представители башкирского народа расселись на мягких подушках, разложенных на коврах, что в свою очередь лежали прямо на расчищенном льду, спрашивал Румянцев.
Сам же генерал сидел на стуле. С одной стороны, он уважил башкир и предложил им расположиться так, как они привыкли. И даже подушек навалили преогромное количество. С другой же стороны, теперь выходило так, что Александр Иванович Румянцев возвышался над всеми башкирскими старшинами лишь потому, что предпочёл соблюсти и свои традиции и сидеть на стуле. Казалось, что на переговорах соблюдаются особенности традиции и культуры. Но есть нюанс. И благодаря этому нюансу сейчас Румянцев взирал на восьмерых башкирских старейшин свысока. Правда, не позволял себе уничижительного взгляда.
В полный рост поднялся один из башкирцев.
— Я Тевкелев. И могу говорить от родов Ютаевых и Алкалиновых. У нас семнадцать тысяч воинов и большие орды, и мы хотим заключить соглашение с Россией!
У Румянцева был свой переводчик. Однако он заметил, что и башкирцы привели своего толмача. Так что генерал повелел, чтобы сперва переводил переводчик от башкирцев — юноша с европейскими чертами лица, а уже потом он слушал уточнение своего переводчика. Это несколько удлиняло переговорный процесс, но сделано подобное было намеренно. Румянцев всегда любил взять некоторую паузу на размышление, не озвучивать первое, что приходит в голову.
— Изучили ли вы те кондиции, что я привёз из Петербурга? — после взятой паузы ещё и на то, чтобы поесть, спрашивал Румянцев.
Башкирцы изучили. Основные пункты этого договора уже и так ходили, постепенно распространялись — сперва людьми Алкалина, а после и всей коалицией башкир, которые выступали за договор с Российской Империей.
Вновь поднялся Тевкелев.
— Со многим мы согласны. В том договоре многое уступаем от себя. Но желаем, чтобы в кондиции внесены были два условия. Никогда не холопить башкир кому-либо, будь то магометанской веры али христианской. И второе — за все те земли, что уже заняты русскими помещиками, они повинны выплатить нам деньгу. И Россия повинна оборонять нас от притязаний и калмыков, и киргизов-кайсаков. А земли те, что уже взяты кайсаками младшего жуса, повинны тоже быть оплачены!
Александр Иванович Румянцев нахмурился, делая вид, что он крайне озадачен этими двумя пунктами. На самом же деле он считал, что будет куда как сложнее договориться. Система крепостей, которые должны были быть воздвигнуты, как и сам Оренбург, — с этим башкиры согласились. При том условии, что они могут свободно как входить в эти русские города для торговли или наниматься на службу, так и выходить из них. Причём торговать башкирцы в этих городках должны были беспошлинно. Как и русские купцы — во всех стойбищах башкирцев.
Вопрос веры также башкирами обходился стороной. Они приняли то, что их единоверцы могли бы переходить в православие без каких-либо помех. При этом русские не должны были разрушать мусульманские мечети и устраивать гонения на мулл.
— Если это — всё, то мы можем договариваться. И пусть под этими кондициями подписываются остальные старейшины. Кто не подпишет кондиции до апреля — тех Россия признает врагами своими и бунтовщиками. К апрелю же мы ждём двадцать тысяч лучших башкирских воинов, готовых участвовать в войне. И, если я прознаю, что вы послали новое посольство к османскому султану, то посчитаю, что враги нам — и вы также! — грозно и решительно сказал Александр Иванович Румянцев.
А потом он резко сменил свой тон на более доброжелательный. И стороны стали рассматривать каждый пункт кондиций подробно.
Оставалось дело за малым — отправить делегацию в Петербург.
Глава 5
ГЛАВА 5
Брак, если уж говорить правду, есть зло, но зло необходимое.
Сократ
Петербург
27 ноября 1734 года
— Не желаете ли, господин Норов, познакомиться со своей невестой ближе? — спросил Эрнст Иоганн Бирон, когда мы с ним договорились. — Впрочем, я уже распорядился послать за Юлианой Менгден.
И пусть я думал, что породниться с каким-нибудь действительно великим родом было бы для меня лучшим решением, но с другой стороны — не могу себе представить, чтобы какой-то даже весьма уважаемый род предоставлял мне такое богатое приданое. Это нужна невеста из элит. А там свои правила и, уверен, расписаны все брачные союзы еще до рождения детей.
Не рано ли я раскатал губу на подаренное поместье? Нет. И оно даровано именно мне, а не моей невесте. Вот так, в право пользования, по договорённости с герцогом, я вступал сразу же, как только давал своё слово и согласие на женитьбу.
Конечно же, герцога не так чтобы сильно волновала моя судьба. Я, по его мнению становился удобным инструментом. И в ходе разговора мы дошли до того, что вещи называли своими именами.