[16]. Вудем-Смит[17] писала о Пальмерстоне: «Он считал весьма желательной прочную связь высшего сословия страны с армией… Распад этой связи привел бы к ситуации, при которой армия становится опасной для государственного строя. Подобное оказывалось возможным, когда армия была оторвана от тех, чья собственность питает их заинтересованность в стране, и управлялась беспринципными военными авантюристами, что ставило под страшную угрозу свободу нации».
Система покупки чинов постепенно настолько усложнилась, что военное министерство было вынуждено разработать официальный прейскурант, где указывались точные суммы, которые надлежало уплатить за определенное звание и должность. Цены были весьма высоки. В 1836 году старый граф Кардиган купил чин подполковника Одиннадцатого драгунского полка для сына, который впоследствии прославил свой род, возглавив знаменитую кавалерийскую атаку под Балаклавой. Заплатил граф 40 000 фунтов стерлингов, то есть сумму годового дохода от своих конюшен (600 000 фунтов в современных ценах), превысив прейскурантную цену на 5176 фунтов. Излишне говорить, что такая практика не только исключала возможность получить офицерский чин способному кандидату с невысоким доходом, но и сдерживала продвижение по службе для многих офицеров.
Над огромной чисто военной организационной машиной распростерла крылья невероятно сложная и громоздкая иерархия гражданской бюрократии. До 1854 года ответственность за армию лежала на министре, возглавлявшем военное ведомство и ведомство по делам колоний — предполагалось, что у них были общие интересы. Этому министру подчинялся секретарь по военным делам, который передавал правительственные распоряжения и пожелания главнокомандующему. Последний, господин в чине генерала, имел резиденцию в здании Королевской конной гвардии, и главной его обязанностью было наблюдение за дисциплиной, продвижением по службе и назначениями на новые должности во всех частях. Существовала отдельная должность главного генерала по артиллерийско-техническому и вещевому снабжению, в ведении которого находились артиллерийские и инженерные войска, а также производство военного оборудования. Министерство внутренних дел занималось ополченцами и добровольцами. В составе министерства финансов имелось интендантство, заведовавшее транспортом и снабжением войск, расположенных за границей. Те же обязанности, касающиеся войск внутри страны, исполнял уже упоминавшийся главный генерал по артиллерийско-техническому снабжению. Среди прочих гражданских организаций следует упомянуть: армейскую медицинскую комиссию, ревизорскую службу, департамент главного казначея и коллегию по общим вопросам (последняя наблюдала за снабжением армии обмундированием). Каждая из этих организаций ревностно оберегала свою независимость и сферу влияния, пускаясь, если надо, на козни и интриги, поскольку столкновение интересов было обычным делом.
Таковым было устройство британской армии накануне Крымской войны — ситуация, вполне достойная стать сюжетом водевиля.
После смотра, вечером того же дня, Николай почтил своим присутствием еще один великолепный прием в галерее Ватерлоо, не уступавший своим блеском тому, что состоялся ранее в тех же роскошных декорациях. По завершении трапезы царь и лорд Абердин уединились в одном из кабинетов и продолжили начатую беседу. Пригласив министра иностранных дел расположиться в удобном кресле, Николай заговорил со всей откровенностью и искренностью, ему присущими: «Присядем и забудем, что я — император, а вы — английский министр. Пусть я буду просто Николаем, а вы — Абердином». Далее царь открыто выразил свое неприязненное отношение к Франции и особенно к ее королю: «Я готов признать, что Луи-Филипп желает блага Европе. В то же время сам я никогда не смогу стать его другом… Ведь для укрепления своего положения он попытался подорвать мое положение как императора России и чуть ли не свергнуть меня. Такого я никогда ему не прощу».
Затем Николай коснулся опасности, связанной с присутствием Франции в Восточном Средиземноморье, в особенности в Турции, и подчеркнул, что этим угрозам Россия и Англия могут противостоять вместе. «Турция нежизнеспособна, — сказал император. — Мы можем предпринять определенные усилия, чтобы поддержать ее, но в конечном счете она обречена. Она должна умереть, и она умрет. Момент ее смерти станет переломным. Я предвижу, что мне придется привести в действие армию, и Австрия поступит точно так же. При этом мои опасения вызывает только Франция».
Когда Турция падет, продолжал Николай, проблема преемственности власти встанет в полный рост. «Что потребует себе Франция? — спросил он. — Увы, немало. И в Африке, и на Средиземном море, и собственно на Востоке». Сильная центральная власть в Египте, направляемая Францией, с легкостью перекроет Британии торговые пути на Восток. «Разве при таком повороте событий Англия не должна будет обеспечить присутствие там своего военного флота?»
Существующие расхождения во взглядах и интересах России и Англии, по мнению Николая, сравнительно невелики и несущественны. Да, Россия отказалась признать вновь образованное королевство Бельгию, и это вызывает раздражение Британии. В Персии нарастает конфликт торговых интересов России и Англии. Время от времени на границе с Афганистаном между войсками двух стран возникают небольшие стычки. Все эти проблемы царь согласен решить вместе с британской стороной. Но главным сейчас является совместная англо-российская позиция по Турции, ибо именно там находится наиболее вероятный очаг будущего конфликта. «На суше Россия занимает господствующее положение по отношению к Турции, аналогичное положение на море занимает Англия. Разрозненные действия этих держав чреваты опасными последствиями, в то время как, объединившись, они могут принести большую пользу». Николай очень не хотел бы допустить, «чтобы в отсутствие согласованной позиции двух стран какие-либо события могли подвигнуть его на действия, которые показались бы враждебными британскому правительству».
«Я знаю, меня считают актером, — сказал в заключение император, — но это не так. Я человек прямой, говорю то, что думаю, и верен своим обещаниям». В течение четырехдневного визита в Виндзор Николай использовал все возможности, чтобы убедить членов британского правительства в необходимости соглашения по турецкой проблеме.
После бесед с лордом Абердином император встретился с премьер-министром. «Несколько лет назад, — сказал он, — в Петербург прибыл лорд Дарем, настроенный весьма предвзято по отношению ко мне. Но стоило нам встретиться и лучше узнать друг друга, как его предубеждения испарились. Я очень надеюсь, что мой приезд сюда рассеет сомнения в моей искренности у вас лично и вообще в Англии. Я верю, что личное общение положит конец еще оставшимся предубеждениям». Затем царь перешел к сути. «Турция распадается, — сказал он. — Вопреки Нессельроде я убежден в неотвратимости этого процесса. Султан отнюдь не гений, но он, по крайней мере, мужчина. Его постигло несчастье. Что же произойдет потом? Я не претендую ни на пядь турецкой территории, но вместе с тем и не позволю получить эту пядь никому другому».
Император говорил так громко и возбужденно, что сэр Роберт предложил его величеству отойти от открытого окна, чтобы его речь не могли услышать случайные люди. Николай сделал несколько шагов к центру комнаты и продолжал уже спокойнее.
«Мне не нужен Константинополь, — сказал он, — но если оттоманский трон падет по собственной вине, оказавшись просто-напросто нежизнеспособным, иначе говоря, если Оттоманская империя распадется, я никогда не допущу, чтобы Константинополь оказался в руках Британии или Франции… Если англичане, французы или кто-либо еще захватят Константинополь, я изгоню их оттуда, и успех этого предприятия не вызывает у меня сомнений, поскольку я буду там до прибытия подкреплений из этих стран. А оказавшись в Константинополе, я уже не уйду оттуда».
Пиль возразил императору, высказав предположение, что принимать решение относительно последствий распада Оттоманской империи преждевременно, ибо Турция еще жива. Николай согласился: «Разумеется, в настоящий момент мы не можем детально обсуждать, как следует поступить с Турцией, когда она прекратить существование. Такие действия с нашей стороны только ускорят ее распад. Поэтому я со своей стороны предприму все усилия, чтобы поддержать статус-кво. Но одновременно нам следует помнить о возможном конце этой империи в недалеком будущем и не закрывать глаза на последствия. Мы должны занять честную и открытую позицию по этому вопросу. Нам необходимо найти справедливые принципы, которые можно положить в основу честного соглашения — вроде того, что уже существует между Россией и Австрией».
В пятницу к полудню королева, ее высокий гость и весь двор вернулись в Лондон. Вечером в Букингемском дворце ее величество дала торжественный ужин, на котором присутствовало 260 гостей. После ужина состоялась церемония представления императору членов дипломатического корпуса. Дам представляла Николаю сама королева, а господ — принц Альберт. В ходе вечера возникла протокольная проблема: как поступить с посланниками стран, которые Россия не признала или с которыми император разорвал дипломатические отношения? К таким, в частности, относились Бельгия, Португалия и Испания. Николай вышел из щекотливой ситуации, согласившись принять этих дипломатов, и с каждым из них весьма дружески обменялся несколькими словами. Впрочем, в беседе с французским послом царь намеренно избегал всякого упоминания Луи-Филиппа.
На следующее утро император посетил «Юнайтед сервис клаб»[18] и обошел новые здания парламента в Вестминстере. Осмотр помещений был подробным, Николай проявил к ним явный интерес, однако никаких замечаний по поводу нового дома «прародительницы парламентов»[19]