– Ну конечно. Флойд, ты уж извини. – Я повернул голову к коллеге, подмигнул левым – не видимым Командиру – глазом. – Я знаю, ты бы охотно пошел со мной и подсобил, но – увы! Так что жди здесь и ничего не бойся. Никто тебя не тронет, можешь положиться на слово Джеймса Бобика ди Гриза.
– Все будет в норме, Джим. Позаботься лучше о себе.
Оставалось лишь мысленно скрестить пальцы и надеяться, что из смеси туманных и прозрачных намеков Флойд сумеет вычленить суть. Отворилась дверь, за моей спиной зашипело, залязгало, заклацало. Кресло разомкнуло оковы. Я помассировал затекшие руки и медленно, осторожно поднялся. Смертомат, злобно полыхая оранжевыми глазками, махнул в сторону двери закопченным раструбом огнемета.
Я вышел из зала за Командиром Альфамегой, оставив Флойда в плену у кресла. Уповая, что ненадолго. Все будет зависеть от того, правильно ли Бобик-ИРИНа расшифрует мою прощальную речь.
Мы с Командиром прошли по широкому коридору, украшенному портретами героев. Дружелюбно улыбаясь, спутник приподнял над кобурой пистолет, а затем позволил ему скользнуть обратно.
– Если хоть словом обмолвишься о нашем разговоре, от тебя останется мокрое место. Уяснил?
– Вполне, спасибо. Не произнесу ни звука, сэр, можете на меня положиться. Только взгляну на находку и объясню принцип действия. И все.
Может, я и улыбался, но в душе был мрачнее тучи. «Джим, – сказал я себе, – ты увяз, что твой свинобраз в яме с навозом. Прискорбно, однако выбирать не из чего».
Идти пришлось долго; я снова притомился. И клятвенно пообещал себе уйти в длительный отпуск, как только все закончится. Если закончится.
Отворилась последняя дверь, и мы вошли в лабораторию – из тех, которые ни с чем не спутаешь. Кругом пульты, провода, скворчащие реторты и престарелые ученые мужи в белых халатах. При виде начальства они верноподданно лупили себя в грудь – это напоминало барабанную дробь – и почтительно расступались, пропуская нас к лабораторному столу. На нем, все в проводах и «крокодилах» тестеров, возлежало творение иной расы. Я хлопнул себя по лбу и пошатнулся:
– Кретины! Что вы сделали с хреновизатором?! Если включили – нам всем крышка!
– Нет! Не включали! – пискнул дряхлый ученый и в страхе посмотрел на Командира. Тот презрительно усмехнулся.
– Болваны! Все как один! А ну отвечайте этому внешнему, чем вы тут занимались? Только он знает, на что годится устройство.
– Спасибо! Спасибо! Конечно, конечно, как прикажете. – Старый пень повернулся ко мне и показал дрожащим пальцем. – Мы всего лишь просветили его рентгеновскими лучами и начертили схему. Она очень сложная, да вы и сами знаете. Однако… – Он вспотел и смущенно огляделся по сторонам. – Когда мы пытались проверить цепь, что-то сработало…
– Сработало?! Если вы его включили, этой планете каюк! А ну показывайте!
– Нет, что вы, ничего страшного не случилось. Просто объект поглотил электрический ток из нашего тестера. Мы даже не сразу заметили, а как только спохватились, прекратили…
– Так что же вы заметили? – Голос Командира напоминал скрежет напильника по стальной заготовке.
– Сейчас, сэр, сейчас расскажу. Отвалилась панель, и открылся вот этот тайник. А в нем – лампочки. Вот и все. Только лампочки…
Охваченные любопытством, мы все подались вперед. Да, тайничок имел место. И внутри него – четыре светящиеся выпуклости. Зеленая, красная, оранжевая и белая.
– Что это значит? – Пальцы моего инквизитора крепче сжали рукоять пистолета.
– Ничего особенного. – Я даже зевнул, подчеркивая, что не стоит волноваться из-за таких пустяков. – Просто этот тестер протестировал ваш.
Я беспечно ткнул пальцем в сторону сияющих лампочек и ощутил, как в бок уперся ствол пистолета.
– А по-моему, ты несешь околесицу. А ну говори правду, или ты – труп!
Бывают в жизни секунды, которые легко перепутать со столетием. Вот он, именно такой случай. Командир злобно таращился на меня. Я прикидывался невинной овечкой. Ученые, разинув рты, пялились на начальство. Смертомат ждал в дверном проеме, лязгая и шипя о чем-то своем. Возможно, ему просто хотелось кого-нибудь прикончить. Время остановилось, надо мной нависла вечность.
Чтобы пересчитать возможные пути к спасению, мне хватило пальцев одной руки. Еще и лишние остались. Штук пять.
– Правду? – переспросил я. – Да ради бога… – И умолк. А что тут скажешь, как успокоить маньяка? Сейчас как бабахнет!..
Бабахнуло. По лаборатории с лязганьем и клацаньем разлетелись обломки смертомата.
Как вы догадываетесь, это привлекло всеобщее внимание. А через мгновение раздался возглас:
– Джим! Ложись!
В дверях возник Флойд с неописуемым, но грозным на вид оружием наперевес. Бобик сделал свое дело – освободил его. А Флойд позаботился о смертомате.
Командир молниеносно развернулся, вскинул пистолет…
А я не упал, как советовал опытный в таких делах товарищ. Не упал, ибо подвергся приступу безумия. Слишком уж часто последнее время меня бросало из огня да в полымя. Вертело, крутило, сбивало с толку, а теперь еще пинком под зад толкнуло к…
К чему?
Лампочки археологической находки манили таинственным мерцанием, и мой палец потянулся к ним. Будто по своей воле.
Зачем?
Чтобы коснуться одного из разноцветных огоньков. А то зачем же?
Которого?
Что означали эти цвета для древних не-людей – создателей загадочной штуковины?
У меня не было ни малейшего представления.
Но зеленый свет всегда говорил мне: «Иди».
Истерически хихикая, я ткнул пальцем в зеленую лампочку…
Глава 26
Вроде бы ничего не произошло. Я отдернул палец и посмотрел на огоньки. Потом на Командира с обнаженным пистолетом. И удивился. Почему это чудо допотопной техники еще не выстрелило?
Затем взглянул на вояку повнимательнее. И обнаружил, что он не шевелится. Его будто паралич хватил. Стоит каменным истуканом, глаза стеклянные, на физиономии застыла злобная гримаса.
Подобным же образом вели себя и остальные. Флойд замер в дверном проеме с пистолетом на изготовку и ртом, разинутым в крике. У его ног я только сейчас обнаружил Бобика. Меня окружали ученые в самых немыслимых позах. Простертые руки, поднятые ноги, открытые рты. И – ни звука! Живы или мертвы? Мир превратился в стоп-кадр, и только я не попал к нему в плен.
Я двинулся к Командиру – избавить от пистолета – и увидел, что он с силой давит на спуск. С каждым шагом я все отчетливее ощущал, как воздух противится моим движениям, густеет, твердеет, – и вот я словно тщусь пройти сквозь стену. Я не мог даже дышать – воздух превратился в кисель и не желал затекать в легкие.
На меня налетел страх – и отпрянул, едва я шагнул назад. Снова все нормально. Воздух как воздух. Я с удовольствием наполнил им грудь.
«Эй, Джим, а ну-ка осади крышу! – велел я себе, и этот приказ оглушительным воплем разлетелся по безмолвному залу. – Что-то происходит. Что? Началось оно, когда ты дотронулся до зеленой лампочки. Это связано с находкой!»
Я воззрился на нее. Постучал по ней кулаком. Науськал мозги на гениальное прозрение. Поймал!
Тахионы! Их излучает эта штуковина… Мы об этом знаем – по ним ее выследила ИРИНа. Тахионы – частицы времени…
Агрегат действует – я его включил, нажав на лампочку. Зеленый – значит путь открыт. Куда?
Стазис или скорость. Либо я ускорился, либо мир замедлился. А как определить разницу?
С моей точки зрения, все вроде бы притормозило, даже остановилось. Находка что-то такое делает, излучает хронополе или прекращает движение молекул. Короче говоря, в один миг замораживает все кругом. Куда ни глянь, везде остановилось время, и только в непосредственной близости от устройства этого не случилось. Я подступил еще ближе, погладил его.
– Ах ты, миленькая машинка времени. Хронозамедлялка-тормозилка-прекращалка и что там еще? Фокусница ты моя! Как же мне теперь быть-то?
Она не соизволила ответить. Да я и не рассчитывал. Моя проблема, мне и решать. Придется потратить немного времени на раздумья. Невелика беда: у меня теперь – все время мира. Но рано или поздно придется что-то сделать. Скорее всего, нажать на кнопочку другого цвета. Или же так и стоять, тупо глазея на машинку и ожидая смерти от жажды, голода или чего-то подобного. Ну, Джим, какая лампочка нам больше нравится?
С зеленой все ясно – в ретроспективе, разумеется. Я ее выбрал, когда ребром стоял вопрос: быть или не быть? Сейчас я вовсе не уверен, что поступил правильно. Я поднял руку… и опустил. Полным-полно времени, чтобы решать, я же – сама нерешительность. Зеленая означает: иди, трогай, стартуй. Может быть, красная – это «стоп»? Может быть. А как насчет белой и оранжевой?
– Что, Джимми, не по зубам орешек? – Хотелось произнести это весело, но получилось – обреченно и плаксиво. Я хрустел пальцами; я не знал, как быть. Потом замер и взглянул на пальцы так, будто ответ был напечатан на них. Но увидел только грязь под ногтями.
Рано или поздно ты выберешь, Джим. Уж лучше рано, пока нервы целы.
Я поднял руку… и отдернул. Кажется, я опоздал – нервы уже ни к черту.
Джим, не раскисай!
Я схватил себя за шиворот и со злостью встряхнул что было сил.
Не помогло. Ни капельки. Ну что ж, тогда русская рулетка? Не хотелось бы, конечно, но не гадать же целый век на кофейной гуще? Я снова выпрямил палец и дал себе слово дотронуться до той лампочки, на которую придется конец считалки.
«Эне, бене, раба, квинтер, финтер…»
Я так и не выбрал лампочку, ибо в самый ответственный момент из коридора донеслось шарканье.
Движение?!
В мире, где застыло все и вся?
Я развернулся в прыжке, вскинул руки, принимая защитную стойку. Затем опустил их, внимая шагам, звучавшим все громче. Они приближались к дверному проему…
Они прогремели рядом с окаменевшим Флойдом…
– Чудовища! – завопил я, шарахаясь назад. – Нелюди!
Будь моя воля, я бы умчался сломя голову.