— Не надо, на пляже встретимся; а если дождь, сам приду к тебе.
— Правда? — обрадовалась Милка. — Увидишь мою живую черепашку. Хочешь, достану тебе такую? Они смешные, лапами перебирают… У нас много варенья, ты любишь? Принесу твоей маме и…
— Я опаздываю, — перебил Сева и мягко добавил: — Вообще ты ничего, только бы поменьше говорила, а то голова пухнет. Ну, привет близнецам. Пока.
— Если дождь завтра, когда придёшь ко мне?
— Думаю, вечером.
— Черепашку достать для тебя?
Только её не хватало. Ну, в третий раз: пока. — Он взял старт, пробежал стометровку. Отличный способ избавляться от Милки, надо и дальше придерживаться.
Сколько времени потеряно сегодня из-за неё. Болтала, одуреть можно. Нашла пустяковый предлог, чтобы явиться: зубную пасту Сева забыл у лесника. Пусть не воображает Милка, что так и будут они рассиживаться друг у друга в гостях.
Отец уже посмеивался: «К нашему молодцу девочки стали ходить». Оля, как узнала адрес, бегает, бегает, хоть переезжай подальше. Теперь Милка объявилась, начнёт ходить, как заведённая. Разве что спасёт шефство над близнецами. Девочки всегда найдут, о чём без конца шептаться. Будут дружить и оставят в покое занятых людей.
Мотоцикл нёсся по загородному шоссе, залитому солнцем. В коляске покачивался Скиф. Он даже не обращал внимания на собак, которые изредка попадались в пути. Видимо, все его мысли сосредоточились на одном: как бы с достоинством удержаться, не вылететь кубарем из этого шаткого ящика.
Сева прекрасно себя чувствовал, сидя на багажнике. Встречный ветер до отказа наполнял лёгкие, ощущение быстрой езды доставляло огромное удовольствие.
— Держись крепче! Поворот, а там остановка! Отличное место! — крикнул Фёдор.
Он свернул с шоссе и по узкой дороге с ухабами, почти не сбавляя скорости, повёл машину вперёд. Скиф прижал уши и довольно испуганно подпрыгивал в своей коляске. Фёдор выехал на утрамбованную дорожку пляжа и затормозил у самой воды. Скиф первым выскочил на песок, долго с возмущением отряхивался.
— Ничего, старина, привыкай ездить! — сказал ему Фёдор. — А здорово тут. Верно, Сева?
— Ух ты! А Кронштадт — прямо хоть пешком иди — как видно хорошо! — Сева прикрылся рукой, точно козырьком, и восхищённо смотрел на залив, на пустынный светлый пляж с большими валунами.
— Да! Это тебе не Приморский пляжик, где народу — как сельдей в бочке.
Он торопливо скинул одежду, подтянул трусы и большими скачками побежал в воду. Скиф увязался следом.
— Холодная жутко! — с восхищением завопил Сева и плашмя упал в воду, забарахтался, поднимая фонтан брызг. Скиф отскочил, потом кинулся на мальчишку, и они подняли отчаянную возню.
— Хватит вам, вылезайте, холодно, — сказал Фёдор.
— Нам теперь жарко!
Они ещё долго барахтались, наконец выскочили и, точно сумасшедшие, начали гоняться друг за другом по пляжу. Первым сдался Сева. Упал, перекувырнулся два раза через голову и сел, скрестив ноги. Скиф остановился перед ним, тяжело дыша. Из открытой пасти висел язык, залепленный песком. К чёрному носу тоже прилипли песчинки. Пёс отрывисто и капризно залаял, недовольный, что игра прервана.
— Дай передышку. Ну, пожалуйста, прошу! — сказал Сева.
Скиф подошёл вплотную и начал остервенело рыть песок, отбрасывая его прямо на Севу. Тогда Сева нашёл острый камешек и стал помогать псу. Дело у них пошло быстро.
Тем временем Фёдор неторопливо разделся, виновато вздохнул, посмотрел на Севу, занятого игрой, и, стараясь не шуметь, полез в воду.
— Ты куда! — вскочил Сева. — Ненормальный! Вода ледяная; что доктор говорил? Нельзя в холодную после болезни. Поворачивай обратно, слышишь?
— Ну, ты, потише. Сам знаю, что делаю.
Вскоре они уже барахтались в воде все трое. Вышли на берег, только когда Сева и Фёдор окончательно посинели и покрылись гусиной кожей.
— Вот это настоящее удовольствие! — сказал Фёдор дрожащими губами, делая гигантские прыжки и размахивая ручищами, чтобы согреться.
— А то нет, — сказал Сева, сотрясаясь от мелкой и упорной дрожи. — Есть как охота! В городе никогда так не захочешь.
Они оделись, плотно застегнули куртки. Щёки понемногу приобретали нормальный цвет. Сева достал из вещевого мешка пакет с бутербродами и сказал:
— Тут и Скифина порция. Но как ему дать? С песком ведь слопает.
— Псу ничего не сделается от песка.
— Положим ему на бумажке… А то и он проголодался. Не смотреть же на нас и облизываться.
Все трое с аппетитом позавтракали и уселись на мотоцикле по своим местам.
— Теперь что, домой? — упавшим голосом спросил Сева.
— Рано ещё. Покатим в лес куда-нибудь.
— В сто раз интереснее, чем на электричке, верно? Останавливаешься где хочешь, из одного места поезжай в другое и опять дальше… Вот это да! — сказал Сева.
Снова встречный ветер бил им в грудь, и они наслаждались быстрой ездой. В одном из посёлков на краю густого леса оставили мотоцикл у знакомого милиционера и отправились пешком.
Скиф петлял по лесу, гонял лягушек, вспугивал птиц. Бродили долго, не спеша. Даже говорить не хотелось, так было хорошо и спокойно. На светло-зелёной полянке прилегли отдохнуть. Скиф тоже охотно разлёгся во всю длину.
Только Фёдор стал насвистывать одну из любимых песен, как Сева спросил:
— Хорошо умеешь грибы собирать?
— Нее.
— И мне одни поганки попадаются.
Фёдор вытянул губы, собираясь засвистеть.
— Вот бы Скифа научить. Мне рассказывали, что один человек научил свою собаку собирать грибы. Правда!
— Ещё не хватало! — улыбнулся Фёдор. — Скиф и так по горло занят. У него уроков, знаешь, не меньше, чем у тебя.
— Да, верно. Скоро экзамен ему сдавать?
Фёдор кивнул, не переставая свистеть.
— Трудная ведь розыскная служба… Какого числа экзамен?
— Ещё не назначено. — Фёдор вытянул губы и взял первую ноту.
— Я тоже с вами вместе на экзамен. Можно?
Фёдор вскочил и махнул рукой:
— Пошли, хватит тут валяться.
В город они возвращались усталые, разморённые и счастливые. Скиф даже задремал в своей коляске.
— Гляди, Фёдор, натренировали Скифа! Привыкает к месту! — крикнул Сева.
Но Фёдор не слышал. Он смотрел на широкий полукруг огней вечернего города и что-то напевал про себя.
На автобусной остановке
Часа за два до того, как Сева распрощался с Милкой на улице, мать близнецов, Нина Васильевна, пришла домой.
Она работала бухгалтером в Кукольном театре уже несколько лет, привыкла к своему коллективу и волновалась за успех каждого спектакля не меньше, чем сами актёры. Конечно, и Оля с Толей пересмотрели по многу раз все пьесы и знали их почти наизусть.
Недавно Нине Васильевне предложили место бухгалтера с большей зарплатой, но близнецы сказали, что ничего им не надо покупать, лишь бы мать не уходила из театра.
Да и сама она ни за что не оставила бы свою любимую работу… И, кроме того, было удобно, что театр находился близко от дома. Почти каждый день Нина Васильевна прибегала в обеденный перерыв домой, чтобы самой покормить ребят. Она знала, что без неё Оля с Толей поленятся разогреть суп, еле-еле «поковыряют» второе, но зато съедят всё сладкое, что только найдут в буфете.
…Когда Нина Васильевна вошла в комнату, Оля чистила картошку, а Толя сидел на спинке кресла, водил пальцем по узорам обоев и что-то мычал себе под нос.
— Вот, мама, видишь? — проворчала Оля. — Уже полчаса так сидит. К обеду ни крошки хлеба не осталось. Я говорю ему сто раз: «Пойди в булочную, пойди в булочную!» Его очередь давно, я целую неделю хожу.
— На, Толя, деньги. Быстренько сбегай, как ты умеешь. А то у меня перерыв кончится. Я тебе говорю, слышишь? — спросила Нина Васильевна.
Казалось, он ничего не слышит, до того рассеянно глядит. Но деньги взял, нехотя вышел из комнаты, нехотя спустился по лестнице и зашагал по улице.
В булочной оказалось много народу. У Толи всегда не хватало терпения стоять в очереди. Он пошёл в другой магазин, но он был закрыт на ремонт. Чудесная солнечная погода. Толя глазел по сторонам. Целая гора арбузов навалена в дощатой загородке. Весёлый продавец перекатывает их, вылавливает один, побольше размером, полосатый, и давит ладонями, прижимая к уху. Потом гордо и осторожно кладёт на весы, точно сам вырастил этот замечательный спелый арбуз.
Вскоре Толя забыл, куда ему надо идти. Пробежал бульвар и завернул на набережную Невы. Здесь он когда-то часто гулял с отцом, и они фотографировали домик Петра, рыболовов у гранитного парапета. Бывало, отец всерьёз советовался с Толей насчёт снимков, и одну из фотографий даже приняли на выставку.
Зачем это лезут да лезут в голову такие мысли? Надо забыть об отце, тогда будет веселее. Лучше смотреть на то, что делается кругом, кто куда пошёл, где какие дома… Странно подумать, что здесь проходил отец. Может быть, Толина нога попадает на старые следы. Толя старался делать шаги как можно шире.
А когда они с отцом возвращались с прогулки, Нина Васильевна сразу же ставила обед на стол и шутливо уверяла, что боится, как бы проголодавшиеся мужчины не съели тарелки и ложки вместе с супом… До чего весело было дома! Вечером Толя с отцом запирались в ванную — проявляли плёнку. Отец говорил: «Скоро подрастёшь, теперь недолго ждать осталось, и будешь фотографом… в сто раз лучше меня!» Сколько интересных разговоров, планов на будущее происходило в маленькой тёмной комнате, где только таинственный свет красной лампочки освещал сильные и гибкие пальцы отца… Как быстро проходили эти часы. Вот уже Оля стучала в дверь, звала к ужину, а ещё столько надо было сказать друг другу…
Опять всё это вспоминается. Зачем, зачем?! Толя хлопнул себя кулаком по макушке, точно хотел выколотить из головы мысли об отце.
Да! В булочную же надо! Толя совсем забыл. А мама ждёт, ей на работу!
Он повернул с набережной и бросился бегом по бульвару, но вдруг остановился. Вот и развлечение. На вытоптанной лужайке несколько ребят в футбол играют. Шуму сколько, крику! Мяч какой-то у них странный. Кривобокий и плюхается на землю, не прыгает. Толя подошёл ближе, чтобы разглядеть, чем ребята футболят.