- О чем? - с какой-то странной рассеянностью переспросила Нина и, словно спохватившись, сказала поспешно: - Видишь ли, дело тут даже не в словах, но разговор получился какой-то странный и даже неприятный... Аркадий, во-первых, почему-то очень смутился, когда меня увидел. У него такой вид был, словно он сквозь землю провалиться готов. И вообще... Нина подумала.
- Вообще он выглядел как-то странно. Даже костюм на нем был... ну, тоже странный...
- В каком смысле странный?
- Ну, этого я определить не могу, я не приглядывалась специально, да и темно ведь на лестнице. Но покрой пиджака странный какой-то, борта широченные и форма у них необычная... даже не пойму, откуда у него такой костюм взялся, я его никогда не видала.
- Он был в новом костюме? - переспросил я, заинтересовавшись.
Я-то сам, хоть убей, не мог припомнить, что за костюм был на Аркадии вчера, - впрочем, Аркадий при мне, возможно, так и не снимал лабораторного халата.
Но если он был в новом костюме, то, может. Линьков правильно предположил:
Аркадий назначил на вечер свидание какой-то девушке.
- Может, он и новый, - сказала Нина, - но только в том смысле, что он недавно приобретен или просто я его ни разу не видала раньше. А вообще-то он совершенно немодный. Меня это в первую очередь и удивило.
Меня - тоже. Аркадий в одежде разбирался и явно немодного костюма не надел бы, а уж тем более не стал бы покупать. Но, так или иначе, версия свидания, по-видимому, не подкреплялась, и я перестал об этом думать.
- Что же он все-таки сказал? - спросил я, потому что Нина замолчала и явно задумалась о чем-то весьма неприятном.
- Сказал он мало, но - Да я просто могу в точности повторить его слова. Я...
- Тут Нина замялась, и на мгновение в ее голосе послышались обычные, теплые нотки, но тут же исчезли. - Я... мне показалось, что он так разволновался потому, что на мне было синее платье, то самое... ну, в общем, воспоминание о первой нашей встрече. Я как-то растерялась, не знала, что сказать, и вдруг вспомнила, сколько лишнего наговорила тогда ну, в зале хронокамер, - и решила перед ним извиниться. Поэтому сказала: "Аркадий, ты, пожалуйста, не придавай значения тому, что было в зале хронокамер". А он как-то странно посмотрел на меня, сделал вид, будто даже и не помнит, о чем речь, и ответил скороговоркой, небрежно:
"Нет, ничего, я это дело уже закончил". Я спросила: "Да ты о чем говоришь?"
И тут он совсем как-то растерялся, глаза у него такие жалкие сделались, и вдруг он сказал, очень искренне и даже с надрывом, совсем на него непохоже:
"Слушай, Нин, я здорово запутался, ты даже не представляешь, до чего! Потом ты все узнаешь, но... в общем, сам я, конечно, виноват, но уже ничего не поделаешь..." Хотел, видимо, еще что-то сказать, но махнул рукой и пошел. А потом... - Нина вдруг оборвала рассказ и опять как-то странно, не то испытующе, не то умоляюще, поглядела на меня.
- Что? Что потом? - в тоске спросил я, чувствуя, что надвигается какая-то новая беда, что Нина отдаляется от меня именно теперь, когда мне так нужна помощь и поддержка...
- Потом... - Нина все не отводила от меня взгляда, и я уже ясно чувствовал, что она чего-то ждет от меня, каких-то моих слов или поступков, но не мог понять, что же я должен сделать. - Потом это вообще было похоже на сумасшествие, мне даже страшно стало. Понимаешь, я побежала за ним. - Нина говорила все это монотонно и невыразительно, - спросила: "Аркадий, да что с тобой, может, я чем помочь могу, ты скажи!" - ну, что-то в этом роде сказала. А он остановился, поморщился, будто горькое проглотил, а потом как расхохочется! Но таким, знаешь, искусственным смехом, как у него бывает...
Я знал: Аркадий начинал громко и неприятно смеяться либо от злости, либо от смущения. Что же, его разозлило участие Нины? Все возможно, он ведь самолюбивый...
- ...и сказал: "Да ты не переживай, это я просто пошутил, извиняюсь, конечно!" - продолжала Нина. - И еще добавил это, из Козьмы Пруткова, насчет шуток с женщинами...
- "Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны!" - машинально пробормотал я. - А потом?
- Да потом он ушел, вот и все! - почти грубо сказала Нина. - Так как же ты объясняешь слова Аркадия и вообще все это?..
- Понятия не имею, что все это значит! - ответил я и, чувствуя, что Нину этот ответ не удовлетворяет, даже злит, торопливо забормотал: - Ну, то есть ты понимаешь, Нин, я ни о чем таком не знаю... Мы же с ним за последнее время, сама знаешь, как-то не совсем... Если б я хоть видел его после этого разговора, а то...
- ...а то ты ушел в пять часов, и все! - почти издевательским тоном закончила Нина.
- Ну да! - беспомощно подтвердил я, - А что же было делать, когда он меня, я ж тебе говорю, прямо выгнал из лаборатории? И потом, ты знаешь, я как-то не вижу ничего особенного в этом вашем разговоре. У нас с ним еще и не такие разговоры бывали! Он иногда, если о чем-нибудь другом думает, жуткую чушь несет, совершенно ни к селу ни к городу что-нибудь ляпнет...
- С той только разницей, - холодно констатировала Нина, - что после тех разговоров он оставался жив и здоров!
Сказав это, она вдруг резко повернулась и ушла, а я стоял и смотрел ей вслед, тщетно силясь сообразить, что же произошло - с ней, с нами, со мной...
Линьков начинает следствие Линьков сидел в маленькой светлой комнатке отдела кадров и беседовал с Эдиком Коноваловым, кадровиком.
Вид у Эдика был ослепительный. До голубизны белая нейлоновая сорочка, надвое расчерченная узким темно-красным галстуком, искрилась на его широченной груди, отлично отглаженные брюки острым углом нависали над немыслимо шикарными сандалетами, и весь он сверкал м излучался.
- Так вот они и живут! - с победоносным презрением сказал Эдик, рассказывая про институт. - Сидят, как пни, в лабораториях, и ни тебе свежего воздуха, ни движения. А что в результате получается?
- Все же научная работа, - пробормотал Линьков, - день ненормированный.
- А я о чем и говорю: что ненормированный! - Эдик возмущенно хмыкнул.Был бы нормированный, так и порядок навести ничего бы не составляло. А так... - Он махнул рукой и сказал уже более спокойно, с деловой интонацией: - Значит, такое дело: конкретных соображений по данному вопросу у меня не имеется, но что я вам посоветую - это прощупать кое-кого из институтских. В первую очередь, конечно, Стружкова. И эту... Нину...
- Какую Нину? - с некоторым интересом спросил Линьков, увидев, что ясные глаза Эдика при этом имени словно бы замаслились.
- Да Берестову Нину! У вас до нее что, руки еще не дошли? - удивился Эдик. - Нет, я вам точно советую! Неувязочка по личной линии тут получилась все же крепкая! Дружба дружбой, а как до женщины дошло, так и дружбу в сторону...
- Вы хотите сказать, что Левицкий и Стружков поссорились из-за Берестовой? - спросил Линьков, неодобрительно морщась.
- Нет, поссориться они вроде не поссорились, - хитро улыбаясь, возразил Эдик. - Народ все же культурный, морду бить друг другу воздержатся. Но если в корень посмотреть, - люди они или не люди?
- Допустим, что люди, - сказал Линьков, - и что же тогда?
- То есть как что? - удивился Эдик. - Да случись такое с кем хочешь, хотя бы и с вами! Значит, у тебя девушку из-под носа уводят, а ты стой и глазами хлопай, если он тебе друг?! Вот вы бы, к примеру? А?
- Я для таких примеров как-то ее подхожу, - осторожно ответил Линьков.
- Ну да, вы же представитель закона! - сообразил Эдик и даже причмокнул от огорчения. - Но я бы все равно нашел выход из положения! - пообещал он, поиграв мускулами. - А тем более Ниночка Берестова! Это такой кадр - н-ну!
Только она приземлилась в расчетном отделе - и сразу у всех там какие-то дела образовались! По два-три захода в день проделывали буквально все, включая женатиков! Ну, потом Левицкий около нее на постоянную прописку определился - тут уж прочие добровольцы сникли. Левицкий, он вообще-то... - Эдик одобрительно покивал, - он в этих делах ничего, разбирался. Не то, чтобы слишком, этого не скажу! Он даже чересчур принципиальный был насчет работы. Как у него просвет образуется, так, глядишь, он себе новенькую закадрит, и всегда не что попало, а выберет на самом высоком уровне! А начнется опять у них запарка, засядет он в свою лабораторию намертво - и все, никаких девушек. Тоже, конечно, ненормальность, я считаю! Гармонично надо жить, верно?
- Но если Левицкий так несерьезно относился к девушкам, то, может, он вообще не ссорился со Стружковым? - вяло проговорил Линьков.
Эдик подумал, энергично морща загорелый лоб.
- С одной стороны, вроде и правильно... Но только с Ниной Берестовой тут дело другого рода. Внешние данные - это само собой. Но у нее характер твердый! Волевая девушка, - одобрительно сказал Эдик, - я таких ценю! Ну, и все же совместная работа, общие интересы, коллектив...
- Коллектив тоже действует? - меланхолически осведомился Линьков.
- А что ж вы думаете, и коллектив... Но лучше уж вы с Берестовой побеседуйте...
Линьков пересек коридор, ведущий к выходу, повернул за угол и, вздохнув, взялся за ручку двери с табличкой "Расчетный отдел".
Огромная комната, почти зал, была надвое перегорожена серой громадой вычислительной машины. Вдоль стен ютились небольшие подручные машины, тянулись панели с окнами осциллографов над рядами сверкающих клавиш.
Работало здесь не меньше дюжины девушек, и все они наперебой закричали, что Берестова вышла и сейчас придет. Линьков решил было подождать ее здесь, но девушки так откровенно глазели на следователя, так активно пересмеивались и перешептывались, что он минут пять покрутился на стуле, делая вид,что изучает записи в своем блокноте, а потом не выдержал.
- Пойду пока по другим делам, - злгробным тоном сообщил он. - Если встречу Берестову, как мне ее распознать, не подскажете?
- Она высокая... Волосы темные... - все так же наперебой защебетали девушки.