Для того чтобы засада принесла наибольшую пользу, следовало выбрать для нее наиболее выгодную точку. Елагин сразу же сообразил, что полезнее всего будет укрыться где-нибудь у входа в свою берлогу и понаблюдать за теми, кто вздумает его проведать. Он тихо приехал на Лосиный остров, дождался, когда появятся девчонки, работающие в конюшне, и с их помощью пробрался на чердак этого пахучего заведения, где хранились запасы сена. Залег там. Юные хозяйки забросили ему наверх спальный мешок и пару одеял, так что он не холодал. И не голодал: колбасы и пару батонов прихватил сам. Девчонки, Шура и Вера, были в восторге от возможности помочь «дяде Саше». Он столько раз их выручал и так им нравился, что они готовы были для него в огонь и в воду. Он, в свою очередь, вполне им доверял. Иногда нет агента надежнее, чем юная вертихвостка четырнадцати лет, если к ней отнестись по-человечески.
Елагин видел попытку Либавы перевербовать его агенток и на секунду напрягся. Он боялся не того, что Шура и Вера его сдадут, а того, что опытный негодяй со свиным обликом расколет их каким-нибудь хитрым приемом, и они выдадут «дядю Сашу», сами того не подозревая.
Либава уехал, оставив человека. Потом прибыл еще один. Боков тоже оставил пару парней. Они слонялись по территории, всем мешая своим тупым вниманием – и лошадисткам, и священникам, и азербайджанским контрабандистам.
Параллельно с наблюдательной работой Елагин вел и телефонную. Постоянно набирал номер Джоан – по его расчетам, она вот-вот должна была приземлиться в Нью-Йорке. Они договорились, что сама она звонить не будет. Сегодня не будет. Только завтра, если он не позвонит сегодня. Вперемежку со звонками в Америку Елагин набирал номер своей квартиры в Марьино. И там тоже никто не отвечал. Звонить теще не хотелось. Но все же пришлось – слишком сильно хотелось услышать голос сына. Была надежда, что именно Игорь возьмет трубку, если он все еще у бабушки.
Не у бабушки.
Не дома.
Где?!
Ощущение какой-то большой неладности происходящего завелось под ложечкой – там, где обычно собирается аппетит. Случайно сделанное открытие, что Боков каким-то образом связан с Винглинским, только усиливало это ощущение.
Надо что-то предпринять. Но слишком сильной была опасность сделать неправильный ход. Ни Бокову, ни тем более Винглинскому он не нужен. Им нужна кассета. И Винглинскому, конечно, больше, чем Бокову. Тот просто собирается заработать на ней, для олигарха же эта запись может обернуться большой дырой в шкуре, если ее надлежащим образом обнародовать и информационно сопроводить. Очковтирательство с международными биржевыми последствиями. Странная диверсия, чуть не приведшая к гибели ученого, занимавшегося организацией аферы. Американский след в покушении и, следовательно, в деятельности банкира, который считается главным донором предвыборной президентской кампании одного из успешных кандидатов. И еще куча всего. Желающих раздуть этот костерок предостаточно. Олигарх не будет против, если кассета исчезнет – пусть даже вместе со слишком прытким майором. И Боков понимает, что лучше ему одному как добытчику кассеты торговаться с олигархом. Кстати, хочется спросить, что с нашими спецслужбами? Почему они допускают, чтобы их офицеры впутывались в такие истории? Можно, конечно, предположить, что увиденное майором – это эпизод операции «под прикрытием»: спецслужбы провоцируют олигарха на какие-то саморазоблачительные поступки. Но почему-то до конца в это не верится.
Майор снова и снова набирал номер за номером.
Пусто, пусто…
– Джоан? – Майор откатился от окошка и зарылся головой в сено.
– Да, милый.
– Ты приземлилась?
– Только что вышла из самолета.
– Тебя встречают?
– Еще не знаю.
– Ты помнишь, о чем мы договаривались?
– Очень хорошо помню. Все, я больше не могу говорить.
Джоан увидела у автомата с кока-колой фигуру дяди Фрэнка. Он заметил ее на секунду позже, когда она уже спрятала телефон. Так по крайней мере показалось Джоан. Аэропорт Кеннеди встречал дочь великого ученого Реникса крепкими объятиями старого друга дома.
Джоан, следуя указаниям майора, не кинулась на шею «дядюшке», как поступила бы, если б ей самой пришлось выстраивать линию поведения. В этом случае она бы притворилась, что там, в России, не произошло ничего необычного, вызвавшего у нее вопросы к отцову другу. Джоан осторожно улыбнулась и дала себя всего лишь приобнять, отечески потискать.
– Ты вернулась, – не вопросительно, но констатирующе сказал дядя Фрэнк.
– Откуда ты узнал, что я прилетаю? Грустная улыбка в ответ:
– Тебе же известно, в каком ведомстве я служу. Пойдем к машине.
Друг отца, конечно, почувствовал, что дочь друга приехала из дальних стран с какими-то особыми чувствами, ему пока неведомыми. Лучше на нее не налетать с толпой запланированных беззаботных вопросов о русской зиме, количестве медведей, встреченных на Красной площади, и тому подобном.
– Как слетала? – это когда уже сели на заднее сиденье.
– Вы наверняка знаете. Дядя Фрэнк не смутился.
– Кое-что знаю.
– Слетала я неудачно, но осталась довольна. У меня ничего не получилось из того, что я задумала, но получила я больше, чем изначально могла себе представить.
Друг отца кивнул:
– Этот русский может приехать, если хочешь.
– Очень хочу. В противном случае поеду к нему сама.
– Думаешь, это серьезно?
– Даже и не думаю. Уверена.
Спорить в таких случаях бесполезно. Дядя Фрэнк и не стал.
– Вы, наверное, еще захотите спросить, какое я имею отношение к взрыву в этом сибирском городе?
– Если захочешь – расскажешь.
– Захочу. Мой друг пытался мне помочь с моей затеей. Я хотела побольше разузнать о папином деле, о папиной работе…
– Я помню.
Джоан поправила волосы и в упор посмотрела на собеседника.
– Но к несчастью, которое там случилось, я не имею никакого отношения. Можете верить мне, можете не верить.
– Ты не возражаешь, если я попрошу тебя подробно описать все, что ты знаешь об этой истории и вообще всю свою эпопею в России?
Джоан опять поправила волосы и подумала, что это движение позволяет ей как бы подзарядиться уверенностью перед ответом.
– Нет, не возражаю. И у меня к вам просьба. Дядя хлопнул себя по коленям пухлыми ладонями:
– Только скажи.
– Я хочу, чтобы вы мне кое-что растолковали.
– Спрашивай.
– О Лайме.
– О Лайме? Кто это?
– Вы не знаете, дядя Фрэнк?
– Имя незнакомое.
– Это моя подруга, она ездила со мной в Россию, а потом меня бросила и исчезла.
Друг отца стал кивать: да-да, подруга, ты же ездила не одна. Так ее звали, говоришь, Лайма?
– Но почему я должен был о ней знать? Джоан еще раз поправила волосы.
– Мне показалось… Пусть она тоже вам напишет.
– Конечно, мы ее попросим.
– Но главное, вы ведь следили как-то за нашей поездкой и скорее всего интересовались происхождением моей спутницы.
Старина Фрэнк потрепал девушку по плечу:
– Не считай себя фигурой, равной госсекретарю.
– Но все-таки меня мучит один вопрос.
– Ну так наконец задай его!
Джоан отвернулась, как бы смущаясь и выбирая слова.
– Понимаете, я несколько раз… может, об этом нехорошо говорить… так вот, я несколько раз заставала ее за какими-то странными действиями.
– Объясни. Джоан помедлила.
– Она рылась в моем белье. Потом, она опекала меня, была добра и внимательна, избавила от всех хлопот, связанных с дорогой. Даже однажды дралась, когда мне угрожала опасность. И вдруг без всяких объяснений исчезла в тот момент, когда у меня наметились отношения с мужчиной.
– Что же тебе пришло в голову на сей счет?
Джоан задержала дыхание, а потом выпалила как страшную догадку:
– Она лесбиянка?
Старина Фрэнк вытер платком лоб. Его вполне устраивал такой вывод Джоан. Было бы сложнее общаться с девушкой, заподозри она, что Лайма – агент.
– Честное слово, не знаю. Но узнаю. Ради тебя узнаю.
Майор Елагин, естественно, не мог слышать этого разговора, и ему оставалось только надеяться, что Джоан пунктуально выполнит разработанный им план ее общения с американскими специальными службами. Целью плана было одно – они должны оставить мисс Реникс в покое, убедившись, что она не представляет для них ни опасности, ни интереса.
Сам он продолжал наблюдательное сидение на чердаке. День клонился, что называется, к закату. На территории промзоны зажглось несколько фонарей, так что пространство, доступное взгляду майора, было неплохо освещено, все перемещения людей, оставленных в засаде, он отлично видел. Это успокаивало, и майор уже склонялся к мысли провести здесь, на своем сенном посту, и предстоящую ночь. Единственное, что волновало, раздражало и даже немного пугало, – невозможность связаться с сыном. Ни Игоря, ни Тамары не было дома. «Давно пора бы ему вернуться из школы, а ей с работы. Может быть, куда-нибудь уехали?
Куда? Среди учебного года?»
В какой-то момент Елагин не выдержал и набрал номер тещи.
– Да? – услышал он ровный, уверенный, покровительственный голос.
– Здравствуйте, Мария Геннадьевна, – сказал майор как можно дружелюбнее и спокойнее.
Теща непритворно удивилась:
– Саша? Вы?
– Я.
– Вы в Москве?
– Это не важно. Когда будет надо, я окажусь в Москве, а сейчас хотел бы узнать, где Игорь? И Тамара? – Как он ни старался, вопрос прозвучал вызывающе. Ну и черт с ним, вернее, с ней. Никогда не мог сыграть роль идеального зятя.
– Вы знаете…
Елагина обдало изнутри холодом отвратительного предчувствия. Если уж эта каменная баба мнется, значит, должна сообщить какую-то ужасающую новость.
– Говорите же! Что случилось? Старая сволочь вздохнула:
– Я думала, вы в курсе.
– Я не в курсе, говорите! Старая сволочь покашляла.
– Они не в Москве.
– А где?!
– В Америке.
– В какой еще Америке?! Зачем, в Америке?! Кто ее послал?