«Что же она не идет так долго?» — подумал он про перевозчицу, представляя ее себе здоровой пожилой бабой с крепкими загорелыми руками.
Прошло еще несколько минут.
В сенях скрипнула дверь, и в комнату вошла хозяйка, которую тянул за подол мальчик, скороговоркой лепеча:
— Иди, иди же, мама, поскорее! Папа приехал, а ты там ходишь. Вот она, папа!
На пороге стояла смуглая женщина лет двадцати пяти, среднего роста, с приятным лицом и с необыкновенно большими подвижными глазами.
Чепурнов встал с табуретки, поклонился.
— Здравствуйте, хозяюшка. Простите, что я вам помешал, но мне крайне нужно...
— Да вы сидите, — перебила его женщина, улыбаясь и протягивая ему крепкую загорелую руку.
Но Чепурнов не сел и топтался в смущении на месте.
— Вам, значит, на тот берег надо? — спросила женщина.
— Да. И я бы хотел поскорее. А то уже вечер, а мне еще до «Красных зорь» идти. Далеко это от вас?
— Тебе не надо уходить, папа, — сказал мальчик, играя коробкой от конфет. — Мы с мамкой тебя долго-долго ждали!
Чепурнов улыбнулся и погладил мальчика по голове. Мать тоже грустно улыбнулась, поправила сыну рубашку. Не глядя на гостя, сказала:
— А вы дорогу-то знаете в «Красные зори»? Это от нас пять километров будет. Дотемна не успеете.
Стояла не двигаясь, ждала ответа.
— Да, может, успею, — сказал он. — Еще девяти нет.
Как только Чепурнов потянулся к чемодану, мальчик подскочил к нему и схватил за руку. В ребячьих глазах было такое огорчение, даже испуг, что Чепурнову стало жалко его.
— Садись, папа! Сейчас будем пить чай с пирожками. У мамки есть сладкие-сладкие пирожки.
Женщина сделала шаг к порогу, проявив готовность идти на переправу. Но не открыла дверь, остановилась.
— Вы что ж, не здешний? — спросила она гостя.
— Первый раз в этих краях.
— Так куда же вам идти на ночь глядя? Оставайтесь до утра, просушитесь, а на рассвете я вас и перевезу.
Чепурнов задумался.
— А я вам не помешаю?
— Да что вы? — вздернула она плечами. — Нет, конечно, оставайтесь.
Женщине, жившей три года вдали от людей, одной с малым ребенком, хотелось посидеть с человеком, вернувшимся с войны, где погиб ее муж. Хотелось расспросить, как там и что, отвести душу. Она с открытым сердцем предложила ему гостеприимство и была искренне рада, когда гость, снимая шинель, сказал:
— Значит, будем знакомы. Меня зовут Александром Ивановичем Чепурновым.
Они еще раз пожали друг другу руки.
— А меня — Клавдия Алексеевна. Давайте вашу шинель, я ее здесь повешу, к утру высохнет. Сапоги тоже снимите, я дам калоши, пока в них походите.
Она вышла в сени и на минутку остановилась на пороге. Непонятная радость охватила ее, будто самый близкий, самый дорогой и желанный человек приехал к ней. Что-то веселое и отрадное поднялось в глубине души, и она легко и свободно, как давно не ходила, пошла по двору.
— Как же вы живете тут? — спросил Чепурнов за ужином. — Всегда вдвоем?
— Да так и живем, — сказала хозяйка. — Четвертый год будет. Чего только не натерпелись: и страху и голоду. Да и тоскливо было.
— И каждый день людей перевозите?
— Иной день тихо, а бывает, только успевай поворачиваться. То с того берега, то с другого кричат: «Лодку! Лодку!» Мотаешься до вечера, и поесть некогда. Зато зимой спокойнее. Справлюсь по хозяйству да и сижу с Ваней, разговоры веду разные. Про все вспомнишь, бывало. Да разве он поймет, ребенок?
— И хозяйство у вас есть?
— Корова да поросенок. Только без мужика трудно их держать. То сено нужно на зиму, то хлев починить. Вон давеча дождь пошел, а крыша протекает. Да вы ешьте, Александр Иванович. С дороги не мешает.
— Спасибо. Я бы чайку выпил. Знаете что? — сказал он просто и непосредственно. — У меня в чемодане есть хороший «доклад» к чаю. Пусти-ка, Ваня.
Он встал и потянулся к своим вещам.
Но Клавдия Алексеевна категорически запротестовала:
— Нет, нет, и не думайте. Мы тоже не бедные и гостя не обидим. У нас и пирожки есть и сахар. Сидите, пожалуйста, ничего не надо.
— Ну разрешите, я хоть Ване подарок сделаю.
И, несмотря на протесты хозяйки, Чепурнов открыл чемодан.
— Эту вещь я вез из самой Германии. И такая мысль у меня была: подарю, думаю, ее первому мальчику, который мне понравится. Вот и нашелся такой мальчик.
Чепурнов встал, держа в руках губную гармошку, потом поднес ее ко рту и заиграл простой мотив.
У Вани от восторга засияли глаза. Он только раскрыл рот и застыл на месте. Игрушка так поразила мальчика, что он не мог произнести ни слова.
— Вот тебе, Ваня, — сказал Чепурнов, протягивая гармошку, — возьми.
Ваня взял подарок и вприпрыжку забегал по комнате. Глядя на него, мать улыбнулась и вытерла слезу. Потом подняла сына на руки, расцеловала его.
— А теперь скажи дяде спасибо и ложись спать.
— А гармошка будет моя? — спросил Ваня.
— И гармошка с тобой будет. Ну?
— Спасибо, — сказал Ваня, опустив глаза.
— Вот и хорошо.
И она уложила Ваню в постель, прикрыв от него газетой свет от лампы.
Ваня обнял свою игрушку и вскоре уснул.
Клавдия Алексеевна и Чепурнов засиделись за чаем.
— Вот смотрю я на вас и мужа вспоминаю. Уж как мы его с Ваней ждали!
— И что же? — спросил Чепурнов, чувствуя неловкость своего вопроса.
— Год назад похоронную прислали. Как ножом по сердцу полоснули.
Она помолчала, вспоминая что-то, борясь с нахлынувшими на нее тяжелыми чувствами.
— Я-то пережила эту весть, а от Ванюши скрыла. Не хватает сил сказать ему, что он сирота.
— А Ваня отца не помнит?
— Где там? Ему всего год был, когда отец уходил на войну. Вот вы пришли в шинели, да и во всем военном, он вас папой и назвал.
Она виновато взглянула на Чепурнова, добавила:
— Вы уж извините.
— Дети все такие, — сказал Чепурнов. — Горе никого не пощадило: ни маленьких, ни больших.
— Трудно так жить. А тут еще обидели меня.
Женщина говорила просто, не жалуясь на судьбу, а так, чтобы военный человек все знал.
— Кто же вас обидел? — спросил он хозяйку.
— Кроме людей, никто не обидит, — горько сказала она. — Есть тут одна семейка, жили мы, когда муж еще дома был, по соседству, сад у нас рядом с ихним. Так они воспользовались нашим несчастьем. Обнесли общим забором свой сад и наш да и не отдают. Я хотела продать свои деревья, чтобы Ванечке на зиму одежду купить. А теперь как? По судам мне ходить некогда...
— Вы бы в райисполком пошли или в райком партии... — горячо заговорил Чепурнов.
Клавдия покачала головой.
— А сына на кого оставлю?.. — И, помолчав, продолжала: — И все затеяла их дочка — молодая девка, со мной в одной школе училась. «Мне, говорит, замуж надо, хочу, чтобы хозяйство было исправное. Жених с фронту приедет». Эх!
Она в сердцах махнула рукой и замолчала.
— Значит, раньше вы в другом месте жили? — спросил Чепурнов, отхлебывая чай.
— Да. В «Красных зорях», куда вы идете. Там мой муж агрономом работал.
— Стало быть, вы всех там знаете?
— А как же? Вы-то к кому? — почти равнодушно спросила она.
— Я? К Карповым.
Хозяйка поставила блюдце на стол, внимательно поглядела на Чепурнова.
— К Сергею Ивановичу? А кто же вы им будете? Родственник?
Чепурнов помолчал, подбирая слова для ответа.
— Видите ли, я друг погибшего сына Сергея Ивановича, Василия... Вот и еду к ним. Письмо-то было от Варвары Сергеевны, но я, собственно, думаю, что и Сергей Иванович приглашал тоже.
Хозяйка совсем отодвинула чашку и блюдце, перестала пить чай. Лицо ее помрачнело.
— А вы знаете их? — спросил Чепурнов. — Что это за люди?
— Знаю, — как-то странно ответила Клавдия. — Очень хорошо знаю. Да только ничего говорить не стану, сами посмотрите и разберетесь. Чай, не маленькие.
— Что-нибудь плохое про них знаете? — спросил Чепурнов. — Скажите, не обижусь.
Клавдия посмотрела на Чепурнова озорными глазами, неожиданно засмеялась.
— Выходит, вы жених! В первый раз женитесь?
— Да вроде так, — сказал Чепурнов.
— Оно и видно, какой пугливый. Ну, ладно, утречком отправлю вас к вашей невесте.
Она встала, постелила ему на лавке постель и ушла в другую комнату.
Утром, пока Ваня еще не проснулся, Клавдия перевезла Чепурнова на другой берег, показала дорогу и проводила его чуть насмешливым взглядом. Младший сержант бодрым шагом отправился в путь.
Никто не знает, как встретился с Варварой Чепурнов и что произошло между ними. Только в ту же ночь перевозчицу Клаву разбудил громкий, почти отчаянный крик с другого берега:
— Эге-гей! Лодку! Лодку!
Она поднялась с постели, зажгла фонарь, подошла к берегу. Кричать перестали. Клавдия взяла весла и погнала лодку на ту сторону. Фонарь стоял на корме и слегка покачивался. Когда лодка уткнулась носом в мягкую тину, Клавдия обернулась и увидела прямо перед собой мужскую фигуру. Это был Чепурнов.
На этот раз Клавдия не смогла удержаться и рассмеялась так, что утлое суденышко едва не зачерпнуло бортом воду.
— Дайте весла! — сердито сказал Чепурнов. — Идите на корму, я сам.
Она перешла на корму и, глядя, как Чепурнов с бешеной силой работал веслами, никак не могла успокоиться и все смеялась.
Чепурнов зачерпнул ладонью воды и брызнул ей в лицо.
— Перестаньте смеяться! Почему не сказали, что Варька и есть сутяжница, которая у вас сад отобрала?
Клавдия нахмурилась и холодно сказала:
— А что говорить? Сами не маленькие. Познакомились?
Чепурнов зло сплюнул в реку.
— Нехорошо вы со мной поступили. Мог и не разобраться. Долго ли? Девка красивая, из себя видная, сладким голосом говорит... А солдатского сына, сироту, не пожалела. На всех, говорит, жалости не наберешься...
Вышли из лодки, спотыкаясь, пошли к дому. Чепурнов сердито молчал.